— Неужели вы не понимаете? — всхлипывая, выговорила мисс Фарроуэй. — Это же я во всем виновата!
Мистер Тодхантер так удивился, что забыл о правилах приличия и воззрился на собеседницу в упор.
— Вы? — повторил он глухим совиным голосом. — Виноваты?
— Да! Это я познакомила их.
— О, понятно. Господи, ну конечно! Какая жалость! Но не может быть...
— Да, да! — яростно выпалила девушка. — Я знала, кто она такая, я знала, на что способен отец. Меня следовало бы утопить за то, что я допустила такое! Утопить! — она горестно уткнулась в носовой платочек — клочок ткани размером с почтовую марку.
— Полно! — возразил мистер Тодхантер, терзаясь угрызениями совести. — Вам вовсе незачем винить себя. Уверяю, вы...
— Вы друг отца?
— Да, я...
— Конечно вы уже все знаете?
— Пожалуй, но... — мистер Тодхантер сумел ловко вывернуться: — Да, но я хотел бы услышать и вашу точку зрения, мисс Фарроуэй.
— Не понимаю, при чем тут моя точка зрения. Но факты... они ужасны! Однажды отец зашел в театр, проведать меня. А Джин как раз заглянула в гримерную, которую занимали я и еще одна девушка. Я представила ей отца. Конечно она без труда очаровала его — вы же знаете, она это умеет. Она прочла все его книги, все они замечательные, он ее любимый писатель, истинный гений, не согласится ли он принять ее приглашение на ленч? Словом, она пустила в ход обычную лесть. И отец попался на этот крючок. Знаете, он ведь простодушен, как ребенок. Он верит всему, что говорят ему люди. А потом я узнала, что мама обеспокоена частыми поездками отца в Лондон и еще более частыми встречами с Джин. Мама спрашивала, известно ли мне что-нибудь о них. Поначалу мне стало смешно — я-то с отцом не виделась. Значит, в театре он не бывал. Поэтому я объяснила маме, что он ездит в Лондон по делу. А через неделю он уехал из дома навсегда — это случилось почти год назад. С тех пор мама его не видела.
— Но если я правильно понял, официально они не разведены?
— Официально — нет. Но по сути дела, это развод. Я просто не знаю, как быть. Джин, конечно, пустила в ход свои чары, но я бы никогда не подумала, что отец сдастся так быстро. Все мы для него просто-напросто перестали существовать.
— Ваша сестра, миссис Палмер, считает, что он едва ли способен отвечать за свои поступки.
— О, так вы знакомы с Виолой?... Да, временное помешательство. Наблюдать это ужасно. Особенно у родного отца.
— Вы правы, — мистер Тодхантер задумался: известно ли его собеседнице о недавних событиях? И он пустил пробный шар. — Но насколько я понимаю, намерения мисс Норвуд изменились?
— Вы хотите сказать, она дала ему отставку? О, слава богу! Не понимаю, почему она не сделала этого раньше. Ведь она давным-давно уже разорила его. Кто же новая жертва?
— Право, не знаю... — смутился мистер Тодхантер, сожалея о своей опрометчивости. — Не знаю даже, как...
Обманывать мистер Тодхантер не умел, и уже через две минуты собеседница вытянула из него все, что хотела услышать. Она испытала шок. Ее грудь быстро поднималась и опадала, глаза сверкали скорее гневом, нежели от слез.
— Мистер Тодхантер, надо что-то делать! Хоть что-нибудь!
— Согласен, — охотно подтвердил мистер Тодхантер. — Этим я и занимаюсь.
— Эта женщина сделала несчастными десятки людей! Наверное, вы уже слышали, что она погубила мою карьеру?
— Да, я...
— Понимаете, я просто умею играть, — с неподдельной простотой объяснила девушка. — Но едва она подцепила отца, ей, конечно, пришлось избавиться от меня. Остальное уже не имело значения. Но позволить ей испортить жизнь Виоле нельзя. Винсент — болван, а эта женщина способна провести самого дьявола.
— Да, — согласился мистер Тодхантер. — Но как вы намерены остановить ее?
— Не знаю, но обязательно сделаю это. Вот увидите. Мистер Тодхантер, положение и в самом деле отчаянное. Не знаю, что именно вам известно... Маме пришлось даже продать дом и мебель, поскольку от отца она не получала ни гроша. Подавать на него в суд она не стала, хотя я и советовала ей. Я думала, что такая угроза образумит его. Но вы же знаете маму!
— Увы, не имею чести быть знакомым с ней...
— О, она очень горда, высокомерна и так далее! Она скорее умрет с голоду, как подобает леди, чем решится на столь вульгарный поступок, как судебный процесс против отца, пусть даже бракоразводный. И разумеется, ему это известно. Конечно он слишком глуп, чтобы отдавать себе отчет в том, что он делает. Я уговаривала маму судиться с ним — хотя бы ради Фейс, но она отказалась наотрез.
— Ради Фейс? — озадаченно переспросил мистер Тодхантер.
Мисс Фарроуэй явно удивилась.
— Ну да, ради Фейс... О, я поняла: вы о ней не знаете. Фейс — моя младшая сестра, ей тринадцать. Еще пару месяцев назад мама рассказала мне, что наша милая кухарка однажды напилась и выложила Фейс всю историю. Она потрясла каждого из нас, но представьте, каково было пережить это впечатлительному тринадцатилетнему ребенку! На следующий день маме едва удалось отправить ее в школу, настолько ей было стыдно. Конечно Фейс заболела от переживаний. Мистер Тодхантер, это ужасно! И всему виной тщеславие и алчность этой отвратительной женщины! Проклятье!
Мистер Тодхантер был достаточно старомоден, поэтому проклятия и брань из уст юной девушки вызвали у него легкий шок, несмотря на то что были вполне объяснимы.
— Боже мой! Ну и ну! — укоризненно пробормотал он. — Да уж... О господи... Я понятия не имел, что все так плохо... И ваша карьера...
— Бог с ней, с карьерой! — нетерпеливо отмахнулась девушка. — Да, это обидно, но не настолько. Меня злит только то, что на сцене я могла бы зарабатывать в три раза больше, чем в магазине, и посылать маме в десять раз больше, чем могу послать сейчас.
— О, конечно... Боже мой, работать в магазине... насколько я понимаю, это очень утомительно, — сбивчиво заговорил мистер Тодхантер. — Стоять за прилавком...
— Нет-нет, за прилавком я не стою, — улыбнулась девушка. — Я одна из тех надменных юных леди в черном, которые с томным видом ждут посетительниц в крошечных магазинах одежды — мы называем их «лавками модисток». Вот так, — она вскочила и ловко изобразила юную помощницу модистки, обслуживающую пухлую провинциальную матрону. Это было так забавно и правдоподобно, что мистеру Тодхантеру, который никогда в жизни не бывал у модисток, вдруг показалось, что он знает о них все.
— Боже мой! — воскликнул он. — Клянусь, вы талантливы, как Рут Дрейпер! — Из уст мистера Тодхантера, который ходил смотреть мисс Дрейпер во время каждого ее приезда в Лондон, это была наивысшая похвала.
Засмеявшись, девушка села на место.
— О нет — с Рут Дрейпер никто не сравнится! Но все равно спасибо вам.
— Так или иначе, играть вы умеете, — заявил мистер Тодхантер.
— Да, — грустно согласилась Фелисити Фарроуэй. — Умею. И пользуюсь этим ради себя самой и мамы.
Мистер Тодхантер смутился.
— Кстати, вспомнил... Вы непременно должны позволить... давнему другу вашего отца... не имеющему чести знать ее, но считающему привилегией... м-да... — не зная, что еще добавить, мистер Тодхантер вынул чековую книжку и самопишущее перо и, краснея, выписал чек на пятьдесят фунтов.
Девушка ахнула, когда мистер Тодхантер вручил ей чек, невнятно попросив отправить его матери.
— О, ангел! Милый ягненочек! Умница! — вскочив, она обвила прелестными руками жилистую шею мистера Тодхантера и пылко поцеловала его.
— Право, не стоит... О боже! — польщенный мистер Тодхантер не сдержал довольную усмешку. Вскоре после этого он с сожалением отклонил настойчивые приглашения на ленч (будучи хозяином дома, он по опыту знал, как трудно принимать гостя, когда магазины уже закрыты) и ушел, довольный собой и взволнованный.
Глава 6
Следует признаться, что эти дни доставили мистеру Тодхантеру немало удовольствия. Он всерьез и совершенно бескорыстно беспокоился за семью Фарроуэя, мысли о несчастном ребенке, живущем в Йоркшире, угнетали его, но роль, которую он играл, ему определенно нравилась. Во-первых, благодаря ей он чувствовал себя важной персоной. А подобных чувств он не испытывал с давних времен, и нельзя сказать, чтобы он находил их неприятными. Все эти люди — Виола Палмер, очаровательная Фелисити Фарроуэй, даже угрюмый мистер Бадд, — все они смотрели на мистера Тодхантера так, словно он и вправду мог что-то сделать. В глубине души мистер Тодхантер понимал, что сам создал такое впечатление. От этого ему было немного неудобно, но угрызения совести не портили удовольствия. Ибо если бы он и вправду решился на серьезный поступок, то, несомненно, осложнил бы положение, а не исправил его. Поэтому особенно приятно было делать вид, будто спасаешь положение, даже снискать славу, но не причинить ни малейшего вреда.
Подобные размышления внушали мистеру Тодхантеру ощущение избранности и превосходства, и вместе с тем — убежденность, что он мог бы совершить весьма полезный поступок, если бы пожелал. Но разумеется, ничего такого он не желал. Все уже решено давным-давно. Гораздо предпочтительнее держаться подальше от всех этих нелепых неурядиц. Философская отстраненность в сочетании с сочувственным интересом — вот правильная позиция, которой ему следует придерживаться. Как профессор энтомологии изучает муравейник, не имея ни малейшего желания становиться муравьем и суматошно носиться с громадными яйцами без какой-либо определенной цели, так и мистер Тодхантер явился во вторник на квартиру Норвуд-Фарроуэя. Нельзя сказать, что он с нетерпением ждал этого события, ибо мисс Джин Норвуд была из тех людей, в присутствии которых его терзала мучительная неловкость, однако он предвкушал, как с сардонической внутренней усмешкой будет наблюдать за ее попытками поработить его, а в том, что его попытаются поработить, мистер Тодхантер был убежден. Метод, очевидно, будет тем же самым, который уже опробовали на Фарроуэе. Мистер Т