министров. Теперь Баннистер был кандидатом в лидеры своей партии и, возможно, в премьер-министры Великобритании. Его имя все чаше звучало в печати. Уилкокс же, получая комиссионные в размере 2,5 процентов от барристерских гонораров, был одним из самых состоятельных клерков в своем инне.
Когда Джозефсон пришел к Уилкоксу, оба стреляных воробья, согласно традиционному протоколу, начали с того, что принялись осторожно прощупывать почву.
— Ну, что там у вас новенького, мистер Джозефсон?
— Есть одно большое дело.
Хотя Уилкоксу сразу пришла в голову приятная мысль о причитающихся ему комиссионных, он сохранял полное хладнокровие.
— Мы представляем Абрахама Кейди, ответчика по иску Адама Кельно.
— Да, это лакомый кусочек, ничего не скажешь. Не думал, что он станет защищаться. И кого же из моих барристеров вы имеете в виду?
— Томаса Баннистера.
— Да что вы, это несерьезно.
— Крайне серьезно.
— Я могу предложить вам Девона. Самый блестящий младший барристер из всех, кого я повидал за последние двадцать лет.
— Нам нужен Баннистер. Барристер обязан взяться за любое дело, если ему за это заплатят.
— Подумайте хорошенько, — сказал Уилкокс. — Я никогда не становился поперек дороги ни вашей конторе, ни другим адвокатам. Но это может сказаться на всей его карьере.
— Боюсь, что это я понимаю.
9
— Рюмочку на ночь, Том?
— С удовольствием.
Шофер открыл перед ними дверцу. Леди Видман вышла из машины первой, за ней последовал Томас Баннистер.
— Морган, дождитесь мистера Баннистера, отвезете его обратно в Темпл.
— Да нет, отпустите его. Я с удовольствием немного пройдусь и возьму такси. Сейчас мне редко представляется случай пройтись по Лондону.
— Ну, как желаете.
— Спокойной ночи, мэм, мистер Баннистер. Когда я буду вам нужен?
— Только в полдень. У меня примерка у Диора.
Она протянула Баннистеру рюмку коньяку. Он грелся у камина, по своей привычке шагая взад и вперед.
— Ваше здоровье.
— Ваше.
— Прелестный вечер, Сара. Не помню, когда я в последний раз получал такое удовольствие. Я свинья, что забываю о вас и вам приходится самой меня приглашать, но сейчас у меня очень много работы.
— Я прекрасно это понимаю, Том.
— Хорошо еще, что я не могу вам отказать.
— Еще бы вы попробовали.
Баннистер сел и вытянул ноги.
— Теперь, когда вы меня накормили и напоили, я хотел бы знать, о чем таком вы намерены меня попросить, в чем я не смогу вам отказать.
— Речь идет об иске сэра Адама Кельно к Абрахаму Кейди. Вы, конечно, знаете, почему меня это интересует. Кейди представляет Джейкоб Александер.
Баннистеру не удалось сохранить свою обычную невозмутимость.
— То-то я на днях заметил у себя в конторе Джозефсона.
— Да. До вас теперь не так просто добраться. По-моему, ваша партия собирается упаковать вас в пластик и держать в морозилке до самых выборов.
— Я уже с ними по этому поводу ругался. Какой же из меня получится премьер-министр, если я буду избегать острых вопросов?
— Так вы подумаете об этом?
— Конечно.
— Но имейте в виду одно, Том. Если вы возьметесь за это дело, на них будут давить изо всех сил.
Баннистер улыбнулся. Это случалось крайне редко, отчего каждая его улыбка приобретала особое значение.
— Вы, я вижу, принимаете это дело близко к сердцу. Скажите-ка, Сара, что за тип этот Абрахам Кейди?
— Манеры, как у грузчика, идеализм, как у наивного ребенка, голос, как у быка, пьет, как лошадь, и сентиментален, как теленок. Совершенно не джентльмен.
— Да, бывают такие писатели. Странная публика.
Кабинет Томаса Баннистера выглядел немного более щеголевато, чем у его коллег-барристеров — он был довольно богато и со вкусом обставлен, и только безобразные переносные электронагреватели на полу портили картину.
Баннистер и Кейди, оба — опытные бойцы, присматривались друг к другу, а Александер внимательно наблюдал за обоими.
— Ну хорошо, — сказал Томас Баннистер. — Значит, Кельно все это делал. И мы не допустим, чтобы это сошло ему с рук, так?
На лицах Кейди и Александера отразилось видимое облегчение.
— Мы все понимаем, какая огромная и трудная работа нам предстоит. В течение всего будущего года большая часть ее придется на вашу долю, Александер.
— Я не пожалею на это сил. Кроме того, мы не останемся без союзников.
— Господа, — сказал Эйб, — я убежден, что меня будут представлять самые лучшие силы, какие только есть. Я не собираюсь указывать вам, как вести дело. Но у меня есть одно условие. Ни при каких обстоятельствах Питер Ван-Дамм не должен давать показания в суде. Я знаю, что это осложняет нашу задачу, но уж лучше я проиграю дело. Это мое первое и единственное требование.
Александер и Баннистер переглянулись и погрузились в размышления. Благородство благородством, но это лишало их самого сильного козыря. «Да, это дело принципа, — подумал Баннистер. — А мне нравится этот Кейди».
— Мы сделаем все, что сможем, — сказал он.
— Вы действительно должны завтра уехать? — спросила Эйба леди Видман.
— Я хочу повидаться с Беном в Израиле. А Ванесса вернется со мной. Я должен сесть за работу.
— Мне будет вас ужасно не хватать, — сказала она.
— Мне вас тоже.
— Можно я устрою маленькую сцену?
— Вы же женщина, это ваше право.
— Вы знаете, что я вас обожаю, но я чертовски горда и не собираюсь стать еще одним экспонатом вашей коллекции. Я знаю, что могла бы сделать такую глупость и в вас влюбиться, и ревновать, как обыкновенная самка, и устраивать вам истерики, и выкидывать всякие идиотские штуки, как делают те женщины, которых я презираю. Но я знаю, что мне с вами не справиться, и это меня ужасно злит.
— Мне это очень лестно слышать, — сказал он, взяв обе ее руки в свои. — Только у меня есть одна проблема, Сара. Я не способен отдать всю свою любовь одной женщине. Только детям. И я не способен ответить на любовь такой женщины, как вы. Я не могу себя ничем связывать, даже в игре. Мы с вами — два вождя, нам только индейцев не хватает.
— Эйб…
— Да?
— Я понадоблюсь вам, когда вы вернетесь и начнется процесс. Я согрею вас.
— О'кей.
Она обняла его.
— Да нет, я все вру. Я же с ума схожу по вас, мерзавец вы этакий.
Он мягко отстранил ее.
— В самый первый раз, когда я вас увидел, я понял, что в вас есть что-то особенное. Вы леди. Когда джентльмен оставляет леди, он делает это так, чтобы не затронуть ее достоинство.
— Подготовьте мне счет. Я уезжаю в аэропорт примерно через час.
— Хорошо, мистер Кейди. Для нас была большая честь видеть вас в числе наших гостей. Ах да, сэр, кое-кто из прислуги принес с собой ваши книги. Вы не откажетесь их подписать, сэр?
— Конечно, нет. Пришлите книги ко мне в номер и приколите к каждой бумажку с фамилией ее владельца.
— Благодарю вас, мистер Кейди. Вас ждет в баре какой-то джентльмен.
Эйб медленно уселся напротив Шоукросса и заказал себе виски со льдом.
— Я передумал, — сказал Шоукросс.
— Почему? — спросил Эйб.
— Толком не знаю. У меня не выходит из головы Питер Ван-Дамм. В общем, Эйб, я считаю, что надо играть по правилам. Это единственный достойный путь. Я же англичанин, черт возьми!
— Лехаим.
— Твое здоровье. Передай Ванессе от меня большой привет. И когда вернешься в Созалито, как можно скорее садись за этот свой роман.
— Ладно, помолчите немного, пожалуйста.
Эйб задумался.
— Знаете, Шоукросс, вы — как раз то, что Господь Бог имел в виду, когда создавал книгоиздателей.
— Очень любезно с твоей стороны. Знаешь, я сказал Джеффу, Пэм и Сесил, что решил встать на твою сторону. Они забрали обратно свои заявления об уходе. Они меня поддерживают.
— Ничего удивительного. Они же приличные люди. Прежде чем все это кончится, еще многим придется показать, чего они стоят.
10
Февраль 1966 года
Доклад сэра Адама Кельно был внимательно выслушан й высоко оценен Королевским хирургическим колледжем в Эдинбурге. Не будучи вдохновенным оратором и не очень хорошо владея английским, он все-таки был видным авторитетом по проблемам недоедания, организации массового здравоохранения и сопротивляемости человека в экстремальных условиях. По-прежнему работая в скромной поликлинике, обслуживавшей рабочие кварталы Саутуорка, он тем не менее много печатался, делал доклады и читал лекции по своей специальности. Выступления в Эдинбурге всегда доставляли ему особое удовольствие, потому что их можно было совместить с отдыхом — поездкой туда и обратно на автомобиле.
Населенные места остались позади, за окнами потянулись дикие, пустынные низины. Анджела включила отопление и налила мужу немного чая из термоса. Адам мог с утра до вечера вести машину по неуютным просторам Шотландии, наслаждаясь передышкой после многих дней работы допоздна в Лондоне.
Он замедлил ход: впереди показались бедные деревенские дома, крытые соломой. Главная улица была забита стадом черных коров, которых гнали на пастбище двое рослых шотландцев на лошадях. В машину проник запах навоза.
На секунду Адаму показалось, что он снова в Польше, в своей родной деревне. Она была не совсем такая — более плоская, более зеленая, более бедная. Но при виде этой деревни, крестьян и окружающего сельского пейзажа на него нахлынули воспоминания.
Третий всадник, цокая копытами, появился перед машиной, заставив Адама затормозить. Появились еще мальчишка лет двенадцати, тоже на лошади, и пара собак, которые помогали гнать коров, покусывая их за ноги.
«Вот это — я, а вон тот зверского вида человек на другой стороне улицы — мой отец. Бедный мальчишка… Что хорошего ждет его в таком месте? Что хорошего ждало меня? Да еще при таком отце, суровом, словно эти камни в пустынных полях.
Пришпорь свою лошадь, парень! Пришпорь ее и галопом скачи прочь! Скачи в город, там твое спасение.