— Я могу задавать свидетельнице наводящие вопросы? — спросил Баннистер.
— Возражений нет.
— Весной сорок третьего года вас и вашу сестру Тину перевели в третий барак и подвергли облучению. Теперь мы точно знаем, что это было сделано за некоторое время до того, как в бараке появились еще две пары близнецов — сестры Ловино и сестры Кардозо из Триеста.
— Совершенно верно. Нас облучали и оперировали задолго до того, как появились другие близнецы.
— Все это время вы находились в ведении женщины-доктора, польки Габриэлы Радницки. Она покончила с собой, и ее сменила Мария Вискова?
— Правильно.
— Далее, примерно через месяц после облучения вас отвели в пятый барак. Расскажите нам, что произошло там.
— Нас осмотрел доктор Борис Дымшиц.
— Откуда вы знаете, что это был доктор Дымшиц?
— Он сказал нам, кто он.
— Вы помните, как он выглядел?
— Он был очень стар, слаб и рассеян. Я помню, что у него на руках была экзема.
— Продолжайте, пожалуйста.
— Он отправил нас с Тиной обратно в третий барак. Он сказал, что радиационные ожоги еще недостаточно зажили, чтобы делать операцию.
— При этом кто-нибудь присутствовал?
— Да, Фосс.
— Он не возражал, не велел ему все равно делать операцию?
— Он выразил недовольство, но больше ничего не сказал. Через две недели черные пятна ожогов стали бледнеть, и нас снова отвели в пятый барак. Доктор Дымшиц сказал, что будет нас оперировать, и обещал оставить нетронутым здоровый яичник. Мне сделали какой-то укол в руку, и я стала совсем сонная. Потом я помню, что меня на каталке отвезли в операционную и усыпили.
— Вы знаете, чем?
— Хлороформом.
— Сколько времени после этой операции вы провели в постели?
— Много, много недель. У меня были осложнения. Доктор Дымшиц часто нас навещал, но в полутьме он почти ничего не видел. Он быстро слабел.
— И потом вы узнали, что его отправили в газовую камеру?
— Да.
— А доктор Радницки покончила с собой?
— Да, прямо в бараке.
— И ближе к концу года, после того, как в третьем бараке появились сестры Ловино и Кардозо, вас снова подвергли облучению?
— На этот раз Тина и я были в панике. Я билась, как могла. Мы с Тиной вцепились друг в друга, меня оторвали от нее и сделали укол в позвоночник. Но обезболивания не получилось — я все равно все чувствовала.
— Укол не подействовал?
— Да.
— И когда вас взяли в операционную, вам ничего не дали, чтобы вас усыпить?
— Я была в ужасе. Я все чувствовала и сказала им об этом. Мне удалось сесть и слезть со стола. Тогда двое из них скрутили мне руки за спиной и снова насильно положили на стол. Врач несколько раз ударил меня по лицу и в грудь и крикнул во весь голос: «Verfluchte Judin!» — «Проклятая жидовка!» Я умоляла его убить меня, потому что боль была нестерпимой. Только благодаря доктору Тесслару я смогла выжить.
— После операции вам было очень плохо?
— У меня был сильнейший жар и бред. Я словно в тумане помню, как кричала Тина… и больше ничего не помню. Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем я начала что-то соображать. Наверное, много дней. Я спросила про Тину, и тогда доктор Вискова сказала, что Тина умерла от кровотечения в первую же ночь.
Она закачалась на стуле, колотя кулаками по трибуне, потом вскочила и, указывая пальцем на Адама Кельно, закричала отчаянным голосом:
— Убийца! Убийца!
Эйб, расталкивая всех, кинулся по проходу к трибуне и схватил ее в охапку.
— Хватит! Я забираю ее отсюда!
Судебный пристав вопросительно посмотрел на судью, который жестом велел ему не вмешиваться. Когда Эйб уводил ее прочь из зала, она плакала и просила у него прощения за то, что так его подвела.
Гилрей хотел сделать ответчикам предупреждение, но не смог. Вместо этого он спросил сэра Роберта:
— Вы намерены подвергнуть эту свидетельницу перекрестному допросу?
— Нет. Очевидно, что она слишком расстроена и не может продолжать свои показания.
— Присяжные все видели и слышали, — сказал судья устало. — Они вряд ли это забудут. Господа присяжные, сэр Роберт только что поступил так, как должен был поступить английский адвокат. В своем заключительном резюме я буду просить вас иметь в виду, что эта свидетельница не подвергалась перекрестному допросу. Закончим на сегодня?
22
— Я хотел бы вызвать свидетелем мистера Бэзила Марвика, — сказал Брендон О’Коннер.
Судя по одежде и манерам, Марвик был истинным британцем старой школы. Он принес присягу на Новом Завете и сообщил свое имя и адрес. Было объявлено, что он известный анестезиолог, профессор, автор многочисленных научных публикаций.
— Разъясните, пожалуйста, милорду судье и господам присяжным, какие существуют типы наркоза.
— Пожалуйста. Есть общий наркоз, когда пациента усыпляют, и местное обезболивание, когда лишают чувствительности ту часть тела, на которой производится операция.
— Выбор между этими двумя методами делает хирург, и если он не имеет возможности проконсультироваться с анестезиологом, то принимает решение один?
— Да. Иногда он дает комбинированный наркоз.
— Какие средства для общего наркоза, позволяющие усыпить пациента, имелись в сороковые годы в Центральной и Восточной Европе?
— Эфир, хлористый этил, хлороформ, эвипал, закись азота в смеси с кислородом и некоторые другие.
— Я должен вмешаться, — сказал Хайсмит, вставая. — Мы слышали показания двух хирургов из лагеря «Ядвига», в которых говорилось, что средств для общего наркоза у них, как правило, не было.
— А мы это оспариваем, — возразил О’Коннер.
— Понимаю, — сказал Гилрей и задумался. — Вы утверждаете, что в лагере «Ядвига» было достаточное количество средств для общего наркоза?
— Да, мы же слышали показания свидетелей, представленных доктором Кельно, — они говорили, что их усыпляли, — сказал О’Коннер. — Мы слышали показания миссис Принц, что во время первой операции, сделанной доктором Дымшицем, ее тоже усыпили. Я утверждаю, что доктор Кельно не располагал средствами для общего наркоза только в тех случаях, когда речь шла о пациентах-евреях.
— Мистер О’Коннер, я разрешаю вам продолжать, но имейте в виду, что это рискованная тактика. Я обращаю внимание господ присяжных, что пока утверждение защиты не доказано, показания мистера Марвика в этой части могут служить лишь для общей информации.
О’Коннер, не позаботившись поблагодарить судью, продолжал:
— Значит, одни средства наркоза применяются при коротких операциях, а другие — при длительных?
— Да. Это решает хирург.
— Вы сказали, какими средствами для общего наркоза располагали хирурги в этой части Европы в сороковых годах. А какие местные обезболивающие средства были тогда?
— Прокаин, известный также под названием «новокаин», — его чаще всего применяют зубные врачи. Были еще — дайте вспомнить — перкаин, понтокаин, децикаин и другие.
— И все они использовались для спинномозгового обезболивания?
— Да. Когда их вводят в спинной мозг, они делают прилежащие нервные стволы нечувствительными.
— А как это, собственно, делается?
— Ну, в своей практике я всегда стараюсь причинять как можно меньше боли пациенту. Для этого я сначала через очень тонкую иглу ввожу немного местного обезболивающего средства, чтобы лишить чувствительности ту область, куда потом будет введена более толстая игла, необходимая для глубокого проникновения в ткани.
— Вернемся опять в сороковые годы. Был ли тогда в Польше обычной практикой предварительный укол тонкой иглой перед основной обезболивающей инъекцией?
— Безусловно. Так говорится во всех учебниках — и того времени, и нынешних.
— Вы слышали или читали показания свидетелей — четырех женщин и шести мужчин, ставших жертвами экспериментов в концлагере «Ядвига». Если бы вы там работали, вы бы делали предварительный укол морфия?
— Я, вероятно, отказался бы там работать. Не знаю. Но во всяком случае, в тех обстоятельствах морфий был необходим.
— Благодарю вас. И вы бы применили для таких операций местный или общий наркоз?
— Милорд, — вмешался Хайсмит, — мы снова возвращаемся к тому, о чем уже шла речь. Мой клиент в своих показаниях говорил, что перед спинномозговым обезболиванием делал предварительный укол морфия.
— Что многие свидетели отрицают, — возразил О’Коннер.
— Здесь пока еще не было доказано, что те операции делал доктор Кельно, — не уступал Хайсмит.
— Это мы и намерены доказать, — ответил О’Коннер. — Каждый из наших десяти свидетелей утверждал — и это не было подвергнуто сомнению, — что в операционной находился доктор Тесслар. Вы знакомы с письменным заявлением доктора Тесслара и знаете, какие показания он даст.
— Я должен сделать ту же самую оговорку, — вмешался Гилрей. — Все это господа присяжные должны считать лишь теоретическим мнением специалиста, а не доказательством. В своем резюме я подведу итоги тому, доказано ли участие доктора Кельно в этих операциях или нет.
— Но, мистер Марвик, вы бы применили общий наркоз? — настаивал О’Коннер.
— Да.
— Не спинномозговое обезболивание?
— Нет.
— А почему вы бы решили их усыплять?
— Из соображений гуманности.
— Болезненна ли инъекция в спинной мозг без предварительного обезболивающего укола?
— Крайне болезненна.
— Сколько раз вы применяли спинномозговое обезболивание?
— Полторы-две тысячи раз.
— Всегда ли легко точно найти место, куда надо ввести толстую иглу?
— Нет, это нужно делать очень осторожно.
— Стали бы вы делать спинномозговое обезболивание, если пациент кричит и бьется?
— Безусловно, нет.
— Почему?
— Место введения иглы должно быть выбрано с исключительной точностью. Она вводится между двумя костями, пространства для маневра там почти нет. Ее надо вводить по средней линии позвоночника, под определенным углом к нему. Без содействия пациента это нельзя сделать. Это просто невозможно. Понимаете, при любом резком движении пациента игла может сломаться.