— Вы слышали одно из показаний, где говорилось, что игла сломалась. Что при этом может произойти?
— Если она переламывается под кожей, в тканях, это ужасная катастрофа. Она может вызвать неизлечимое увечье, если ее не извлечь. Боль при этом будет невыносимой. Ну, а если игла переламывается снаружи, то обломок просто вытаскивают.
— Вы слышали и читали показания нескольких свидетелей, где говорится, что они до сих пор испытывают боли.
— Если учесть, как с ними обращались, в этом нет ничего удивительного.
— Можете ли вы продемонстрировать суду иглы, какие применялись в сороковых годах?
Марвик вынул набор игл и показал сначала тонкую — для предварительного укола, а потом толстую. Они были зарегистрированы как вещественное доказательство и переданы присяжным. Судя по тому, с каким содроганием те рассматривали иглы, передавая их друг другу, этот маневр произвел желаемое действие.
— Верно ли, что при спинномозговом обезболивании очень важно заботиться о том, чтобы обезболивающее средство оставалось в нижней части тела?
— Да. Если оно, скажем, распространится до уровня груди, то может вызвать падение кровяного давления, вследствие чего мозг окажется обескровлен, пациент почувствует головокружение и потеряет сознание.
— Вы слышали показание мистера Бар-Това, что он потерял сознание. Может ли быть, что причина была именно в этом?
— Да, конечно.
— И вы слышали других свидетелей, которые говорили, что находились в полном сознании. Вас это не удивляет?
— В их показаниях — нет.
— При операциях всегда вводят морфий?
— Всегда.
— Возможно ли, чтобы люди, получившие укол морфия, стояли в очереди, дожидаясь операции?
— Разумеется, нет.
— А если они страдали от недоедания и были ослаблены грубым обращением, должен ли был морфий оказать на них более сильное действие?
— Скорее всего, он должен был их сильно одурманить.
— Им, конечно, было бы труднее сопротивляться после введения морфия?
— Они, вероятно, могли бы, но не так эффективно.
— Вопросов больше нет.
Хайсмит встал. Адам Кельно не сводил глаз с игл, которые присяжные, рассмотрев их, передали адвокатам. Руки у него дернулись, словно он испытал непреодолимое желание взять иглу. Смидди тронул его за плечо, и он перевел взгляд на Марвика.
— Мистер Марвик, вы слышали или читали показания доктора Боланда в пользу доктора Кельно?
— Да.
— Как специалист считаете ли вы доктора Боланда также высококвалифицированным в данной области?
— Да.
— Вы слышали, как он сказал, что сам дважды подвергался спинномозговому обезболиванию перед операциями и оба раза ему не вводили морфия. Он показал также, что такой предварительный укол мало влияет на состояние пациента.
— Да, он так сказал.
— Вы с ним не согласны?
— Ну, даже ваш клиент доктор Кельно с ним бы не согласился, верно? И я тоже с ним безусловно не согласен.
— Но вы подтвердите, что сейчас в Англии среди квалифицированных анестезиологов существуют два разных мнения на этот счет?
— Да, у него свое мнение.
— Отличающееся от вашего?
— Да.
— Доктор Боланд в своих показаниях утверждает, что при правильном введении острой иглы инъекция в спинной мозг не причиняет большой боли. Что вы на это скажете?
— Это возможно, если инъекция производится в абсолютно идеальных условиях.
— Опытным хирургом, который делает это быстро?
— Как раз наоборот, сэр Роберт, это надо делать медленно. Надо осторожно, на ощупь искать нужное место. У меня на это иногда уходило по десять минут, и было много случаев, когда хорошие специалисты так и не могли попасть, куда надо.
— Вам было задано много вопросов о хирургических операциях, проведенных в лагере «Ядвига». Верно ли, что, если бы вы были хирургом в лагере, испытывали непрерывное давление и не имели анестезиолога и вообще никого, кто умел бы давать общий наркоз, то имело смысл делать спинномозговое обезболивание? Я хочу сказать, что хирург не может делать сразу две вещи, не правда ли? Он не может оперировать и одновременно давать наркоз?
— Ну, если так ставить вопрос, то да.
— И во время операции он не может просто отдать эфир или хлороформ в руки неквалифицированного помощника?
— Вы совершенно правы: чтобы давать общий наркоз, нужен квалифицированный ассистент.
— А спинномозговое обезболивание вполне обеспечивает нормальные условия для работы хирурга, не правда ли?
— Да.
— Особенно когда хирург испытывает давление или ему мешают?
— Да.
— Где вы работали в сороковом — сорок первом?
— В Военно-воздушных силах.
— В Англии?
— Да. Между прочим, я припоминаю, что делал обезболивание одному из ответчиков, когда его самолет разбился.
— И условия там были не такие, как в лагере «Ядвига», не так ли?
— Нет.
— Но даже в Англии в те годы доктор Боланд делал спинномозговое обезболивание без предварительного укола морфия. Это вас не удивляет?
— Нет, но мне от этого становится не по себе.
— Таким образом, мы имеем здесь показания двух квалифицированных специалистов-анестезиологов, которые диаметрально противоположны. Два разных мнения, и оба правильны.
Хайсмит сел. О’Коннер поспешно листал какую-то книгу, лежавшую среди его бумаг. Попросив судебного пристава передать по экземпляру сэру Роберту и Марвику, он начал:
— Прежде чем мы перейдем к этой книге, написанной доктором Боландом, я хочу напомнить о показаниях доктора Кельно, которые вы читали или слышали. Там говорилось, что ему не хватало квалифицированных ассистентов и что главным образом поэтому он выбирал спинномозговое обезболивание и делал его сам.
— Да.
— Вы также слышали или читали показания доктора Лотаки, где говорилось, что он много раз ассистировал доктору Кельно во время этих операций.
— Да.
— Как ваше мнение — если судить по биографии доктора Лотаки, достаточно ли он квалифицирован, чтобы давать общий наркоз и держать пациента в бессознательном состоянии на всем протяжении операции?
— Доктор Лотаки вполне квалифицирован.
— Значит, то, что у доктора Кельно не было квалифицированных ассистентов, — это на самом деле не причина, а отговорка.
В первый раз с начала процесса сэр Роберт Хайсмит сердито посмотрел на Адама Кельно. «Что это — откровенная ложь или мы что-то упустили при подготовке показаний?» — подумал он.
О’Коннер раскрыл книгу.
— Эта работа доктора Боланда была опубликована в сорок втором году и называется «Новые успехи в области анестезии».
— Мне кажется довольно странным, — вмешался Хайсмит, — что никаких вопросов по поводу этой книги не было задано доктору Боланду, когда он давал показания.
— При всем уважении к моему высокоученому другу, — ответил О’Коннер, — мы не собирались изучать все книги, написанные английскими анестезиологами, и не знали, что доктор Боланд будет вызван в качестве свидетеля со стороны истца. Если бы вы уведомили бы нас об этом заранее, мы бы непременно затронули этот вопрос.
— Хорошо, но я считаю, что вряд ли уместно спрашивать мистера Марвика о чем-то таком, что написал доктор Боланд и чего он не может сейчас разъяснить сам.
— Вы можете снова вызвать доктора Боланда на свидетельскую трибуну, сэр Роберт, — сказал судья. — Мы не будем против этого возражать.
Хайсмит опустился на стул.
— Я обращаю ваше внимание на страницу двести пятьдесят четыре, абзац третий. Я цитирую: «Такие методы местного обезболивания, как спинномозговой, никогда не должны применяться», — я повторю: никогда не должны! — «без предварительной психологической подготовки пациента, иначе это может привести к психическому шоку, и известны случаи потери рассудка пациентом». И дальше на этой странице он пишет: «В случае, когда пациент находится в состоянии крайнего нервного напряжения или испуга, следует прибегнуть к общему наркозу. Если, однако, хирург отдает предпочтение спинномозговому обезболиванию, то необходима предварительная инъекция одного с четвертью грана морфия». Я хочу сказать, что в тех условиях, о которых шла речь, ваше мнение и мнение доктора Боланда отнюдь не диаметрально противоположны.
— Да, наши мнения совершенно совпадают, — согласился мистер Марвик.
23
Анджела приподняла уголок занавески и выглянула на улицу. Оба были на месте, на противоположном тротуаре, — полицейский в штатском из Скотланд-Ярда и частный детектив, нанятый Польской ассоциацией для охраны дома. Все их телефонные звонки теперь контролировала полиция.
После первых дней процесса их стали засыпать угрозами по телефону, а затем последовали злобные письма. Кое-кто даже являлся лично, чтобы излить свою ненависть к Адаму Кельно.
Скотланд-Ярд заверил их, что все само собой уляжется после окончания процесса. Тем не менее Анджела, всячески старавшаяся поднять дух семьи, заявила, что им надо будет сразу же уехать на год в кругосветное путешествие и потом обосноваться в каком-нибудь маленьком городке, где их никто не будет знать. Адам, у которого заметно сдали нервы, не возражал. Всего через несколько лет Стефан получит диплом архитектора, и Адам сможет подумать о том, чтобы уйти на покой. К сожалению, с идеей передать свою практику Терренсу Кэмпбеллу ему, скорее всего, придется распрощаться. Но в глубине души он всегда знал, что Терренс хочет вернуться в Саравак, к отцу, и лечить туземцев.
Хотя на заседаниях суда Адам казался бесстрастным, Анджела все эти ночи спала лишь урывками и очень чутко, готовая в любой момент успокоить его и помочь в борьбе с постоянно возвращавшимися кошмарами.
В тот вечер за ужином они почти ничего не ели, их огорчала мысль о том, что Стефан не сможет вернуться в Англию.
— Как вы думаете, доктор, сколько еще времени это может продолжаться? — спросил Терренс.
— Еще неделю, может быть, дней десять.
— Все равно скоро конец, — сказала Анджела, — а чтобы легче было до него дожить, вам надо как следует есть.