— Я сказала, что он оставался недолго. Я не считала, сколько дней. Ему не терпелось уехать.
Раздался телефонный звонок. Звонили из Праги, из штаб-квартиры полиции. Иржи Линка некоторое время слушал, потом попросил повторить и передал трубку Арони.
Арони медленно положил трубку и с искаженным лицом повернулся к женщине. Глаза его были страшны.
— Нам звонили из Праги.
Лена Конска ничем не выдала своих переживаний, но она не могла не видеть, как ужасно изменилось лицо Арони-охотника.
— Полиция нашла показания, датированные сорок шестым годом. Три человека показали, что Эгон Соботник был замешан в истории с операциями, которые делал Кельно. Вот когда он скрылся из Братиславы, да? Хорошо, мадам Конска, решайте. Скажете вы нам, где он, или я найду его сам? А я его найду, вы это знаете.
— Я не знаю, где он, — упрямо повторила она.
— Ну, как хотите.
Арони взял свою шляпу и сделал Линке знак уходить. Все вышли в тесный коридор.
— Минутку. А что вы с ним сделаете? — спросила женщина
— Если вы вынудите меня его найти, мы им займемся всерьез.
Она провела языком по пересохшим губам.
— Насколько я знаю, его вина очень невелика. Если бы вы вдруг его нашли… на какие условия он мог бы рассчитывать?
— Если он даст показания, то выйдет из зала суда свободным.
Она в отчаянии посмотрела на Линку.
— Обещаю вам это как еврей, — сказал тот.
— Я поклялась… — произнесла она дрожащими губами. — Я поклялась… Он сменил имя — теперь он Тукла. Густав Тукла. Он один из директоров завода имени Ленина в Брно.
Арони что-то прошептал на ухо Линке, и тот кивнул.
— Нам придется задержать вас, чтобы у вас не было искушения позвонить ему до того, как мы с ним встретимся.
28
— Доктор Вискова, вы можете припомнить историю с близнецами, которых держали в третьем бараке?
— Когда я туда попала, там уже были близнецы из Бельгии — Тина и Элен Блан-Эмбер, их облучили, и доктор Дымшиц удалил у них по яичнику. Позже туда прислали еще две пары близнецов — сестер Кардозо и Ловино из Триеста. Помню, в какой я пришла ужас, ведь они были такие молодые, самые молодые во всем бараке. Позже их снова облучили.
— И в своих показаниях они рассказывали, как тяжело это перенесли. А теперь перейдем к одному вечеру в начале ноября сорок третьего года. Расскажите нам, что произошло в тот вечер.
— В барак пришли охранники-эсэсовцы и сам Фосс. Они приказали капо забрать три пары близнецов. Сверху привели несколько молодых ребят из Дании, одного поляка постарше и медрегистратора. Его звали Менно Донкер. Их увели. Они были близки к истерике. Доктор Тесслар сидел рядом со мной. Мы знали, в каком виде получим их обратно. Мы были страшно подавлены.
— Сколько времени ждали вы и доктор Тесслар?
— Полчаса.
— И что случилось потом?
— Пришли два охранника-эсэсовца и Эгон Соботник — медрегистратор и санитар. Он сказал доктору Тесслару, что ему надо пойти в пятый барак. Что там началась паника и нужно успокоить людей. Доктор Тесслар поспешил туда.
— Сколько времени он отсутствовал?
— Он ушел сразу после семи, а вернулся вместе с жертвами вскоре после одиннадцати. Их принесли на носилках.
— Значит, этих четырнадцать человек прооперировали немного больше чем за четыре часа. Если операции делал один хирург, получается примерно по пятнадцать минут на человека?
— Да.
— Что говорил доктор Тесслар — были там другие хирурги?
— Нет, только Адам Кельно.
— А когда один хирург делает несколько операций подряд по пятнадцать минут на каждую, то времени на то, чтобы стерилизовать инструменты и мыть руки, у него не остается. Что происходило в это время в третьем бараке?
— Бедлам — сплошные крики и кровь.
— Вы работали на первом этаже, а доктор Тесслар на втором, верно?
— Да.
— Вы с ним виделись в ту ночь?
— Часто. Мы бегали друг к другу всякий раз, когда у кого-то наступало критическое состояние. Первой поднялась наверх я, чтобы помочь ему — один человек там умирал.
— Чем кончилось дело?
— Он умер от шока.
— И вы смогли вернуться к своим пациентам?
— Да. Тут пришла доктор Пармантье, и слава Богу, что она там оказалась и могла помочь. Мы не могли справиться с тяжелыми кровотечениями и были почти беспомощны. У нас не хватало даже воды, чтобы давать им пить. Доктор Тесслар просил доктора Кельно прийти, но безуспешно. Они лежали, истекая кровью и крича, на деревянных нарах с соломенными матрацами. В отгороженном конце барака люди, сошедшие с ума после экспериментов Фленсберга, начали буйствовать. Я поняла, что не могу остановить кровотечение у Тины Блан-Эмбер, и мы вынесли ее в коридор, подальше от других. В два часа ночи она была уже мертва. Мы бились всю ночь. Каким-то чудом нам втроем удалось спасти жизнь остальным. На рассвете пришли немцы, чтобы забрать Тину и того человека. Эгон Соботник выписал свидетельства о смерти, которые мы подписали. А потом я слышала, что ему было приказано изменить причину смерти и написать «тиф».
На балконе раздались рыдания, и какая-то женщина выбежала из зала.
Баннистер заговорил так тихо, что его не было слышно, и ему пришлось повторить вопрос:
— Доктор Кельно хоть раз приходил проведать этих пациентов?
— Он несколько раз подходил к дверям барака. И один раз заглянул внутрь.
— Мог ли он при этом заметить, что они в хорошем настроении?
— Вы что, шутите?
— Уверяю вас, что нет.
— Они еще несколько месяцев были в тяжелом состоянии. Я была вынуждена отправить сестер Кардозо обратно на завод, хотя и знала, что Эмма долго не протянет. Хуже всех было Симе Галеви, и я оставила ее своей помощницей, чтобы она не попала в газовую камеру.
— У вас есть какие-нибудь сомнения относительно того, кто делал эти операции?
— Я протестую, милорд, — произнес Хайсмит без особого энтузиазма.
— Протест принят. Свидетельница не должна отвечать на этот вопрос.
Она молчала. Но взгляд ее, устремленный на Адама Кельно, был достаточным ответом.
29
Машина, где сидели Линка и Арони, неслась вдоль австрийской границы среди холмистых полей Моравии. Арони, который спал сидя, то и дело роняя голову и рывком снова поднимая ее, внезапно проснулся, словно где-то внутри у него зазвонил будильник.
— Я не совсем понимаю, как тебе удалось добиться такой помощи от Браника, — сказал Линка.
Арони зевнул и закурил сигарету.
— Просто мы с ним говорим на одном языке. На языке концлагеря. Браника в Освенциме чуть не повесили за участие в подполье.
Линка пожал плечами. Он так и не мог это понять.
Они въехали в Брно — гордость чешской промышленности, один из крупнейших в мире центров тяжелой индустрии с громадным ярмарочным центром, занимавшим сотни гектаров и привлекавшим каждый год по миллиону покупателей и гостей со всего света.
Отель «Интернациональ», где они остановились, представлял собой ультрасовременное здание из стекла и бетона, с которым не могли идти ни в какое сравнение неуютные, убогие гостиницы остальных коммунистических стран Восточной Европы.
Их ждала записка: «Густаву Тукле звонили из Праги общие друзья и велели оказать вам содействие. Он ждет Арони в десять часов. Браник»,
Густав Тукла оказался элегантно одетым человеком лет под шестьдесят, с изысканными манерами, но суровым лицом и грубыми руками профессионала-инженера. Его кабинет, из которого открывался вид на громадный заводской двор, тоже отличался чисто западной роскошью. Тукла уселся напротив гостей за низкий столик, заваленный проспектами завода. Секретарша в мини-юбке принесла им крепкого кофе. Когда она, нагнувшись, расставляла чашки, Арони ухмыльнулся.
— Скажите-ка мне, — начал Арони, — кто именно звонил вам из Праги?
— Товарищ Яначек, председатель парткома Комитета по тяжелой промышленности. Он мой прямой начальник, если не считать здешних генеральных директоров.
— Товарищ Яначек сказал вам, по какому делу я приехал в Чехословакию?
— Он сказал только, что вы очень важная персона из Израиля и что я должен во всем идти вам навстречу.
— Хорошо. Значит, мы можем сразу приниматься за дело.
— Честно говоря, — сказал Тукла, — я рад, что мы будем налаживать связи с Израилем. Публично этого никто не говорит, но здесь многие восхищаются вашей страной.
— И нам нравятся чехи. Особенно их оружие, когда удается его заполучить.
— Масарик — слава Богу, теперь можно произносить это имя — был другом евреев. Так что, вас интересуют наши турбины?
— Нет, меня интересует один человек, который работает на вашем заводе.
— Он нужен вам в качестве консультанта?
— Можно сказать и так.
— И кто это?
— Эгон Соботник.
— Соботник? А кто это такой?
— Если вы засучите левый рукав и покажете мне свой лагерный номер, мы, наверное, сможем больше не тратить времени впустую.
Только теперь Арони сообщил, кто он такой. Густав Тукла, только что являвший собой образец самоуверенного руководителя, сидел в полной растерянности. Все произошло слишком быстро. Только сегодня утром ему звонил Яначек. Ясно было, что у этого Арони большие связи в верхах.
— Кто вам сказал? Наверное, Лена?
— У нее не было выбора. Мы поймали ее на лжи. Она сделала это ради вашего же блага.
Тукла вскочил с дивана и принялся расхаживать по комнате, что-то бормоча. Он был весь в поту.
— А о чем идет речь?
— О процессе в Лондоне. Вы о нем знаете — вон на вашем столе лежит газета, раскрытая на странице с этим сообщением. Вы должны приехать в Лондон и дать показания.
Тукла попытался взять себя в руки и поразмыслить. Все это случилось так внезапно!
— Это распоряжение Яначека? Или чье?
— Этим делом интересуется товарищ Браник.
Имя начальника тайной полиции возымело действие. Тукла сел, вытер лицо и прикусил палец. Арони спокойно поставил свою чашку, встал и подошел к окну.