– Честное слово, не знаю, – Крючковский замахал руками. – Слово чести. Я подвез его до станции метро «Белорусская». Он вышел – и все. Он своих координат не оставлял, сказал, сам позвоню, когда все будет готово.
– Что именно будет готово?
– Я ему обрисовал свое положение. Дела не блестяще идут. Ярцев предложил быстро заработать и без всякого риска.
– Как заработать, говори короче.
– Тут объяснить кое-что надо, – сделав пару глотков прямо из банки с чаем, Крючковский откашлялся. – Вот что я понял из нашего разговора, – он вытер губы ладонью. – Ярцев предложил фирме «Агроконсалтинг» приобрести у его фирмы «Орбита-статус» десять тысяч тонн солярки и показал им липовые документы. По ним получается, что солярка у Ярцева действительно имеется.
– А что это за «Орбита-статус»?
– Какая-то левая фирма, скорее всего зарегистрированная по подложным документам. Обычная история. Короче, эта «Орбита» заключила с «Агроконсалтингом» договор на поставку солярки. Расчеты путем выставления аккредитива в одном из московских филиалов Сбербанка. В каком именно, точно не знаю. В этом филиале работает управляющей знакомая Ярцева. Он вообще предпочитает иметь дело с женщинами. Туда «Агроконсалтинг» переводит деньги. Но есть одна тонкость. Снять деньги с аккредитива можно только по предъявлении акта сдачи-приемки солярки и телеграммы с нефтеперерабатывающего завода, что топливо отгружено потребителю. Вообще-то незаконное это дело, – вскрытие аккредитива по предъявлению телефонограммы. Но знакомая Ярцева обещала это уладить.
– А тебе здесь какая роль отведена? – Мельников потушил сигарету.
– Эпизодическая, – Крючковский, почувствовав, что ему верят, заговорил увереннее. – Ярцев приходит к своей знакомой и предъявляет ей письмо с просьбой перевести деньги в другой банк и липовый акт приемки-сдачи солярки, словом, все документы, которые предусмотрены в договоре. На основании этого акта Сбербанк перечисляет деньги за солярку в один коммерческий банк, который обслуживает счет моей фирмы, – со вздохом Крючковский назвал банк. – Я только обналичиваю деньги и передаю их из рук в руки Ярцеву. Десять процентов со всей сделки мои. Большие деньги. Но, если разобраться, в этой афере я рискую больше других.
– Это почему?
– Ярцев уходит в бега, – ответил Крючковский. – А там, за границей, ищи его. Знакомая Ярцева тоже мало, чем рискует. Она делала свое дело. Откуда ей было знать, что акт приемки-сдачи солярки фальшивый? На экспертизу его что ли отдавать? Ну, потягают её в милицию, да и отпустят с Богом. А вот как я объясню свои действия? Это вопрос.
– А Ярцев что посоветовал?
– Говорит, до тебя ещё не скоро доберутся, – Крючковский, сказав главное, упал спиной на спинку кресла. – Мол, будет время смотаться. А, в крайнем случае, ты знать ничего не знаешь: обналичил чужие деньги, передал их владельцу.
– Почему он не хочет обналичить деньги в Сбербанке?
– Это очень крупная сумма, её надо заказывать, ждать несколько дней. И знакомая Ярцева подставляться не хочет. Впрочем, насколько я понял, он не очень беспокоится о судьбе этой бабенки. А о моей судьбе тем более.
– Ты согласился участвовать в этой операции?
– Я не ответил ни «да» ни «нет», честно. В пиковом случае у меня могут быть крупные неприятности, вплоть до срока с конфискацией. Я к этому не готов. Мне надо переоформить имущество. Я весь на виду. В общем, я сказал, что мне надо подумать. Он ответил: времени у тебя мало. Мол, если откажешься, найдется много людей, которые согласны выполнить мелкую работу и за три процента и ещё в зад поцелуют.
– Так что ты все-таки ответил?
– Сказал примерно так: скорее «да», чем «нет», но мне надо все обдумать, – Крючковский кашлянул. – Это ведь действительно большие и легкие деньги. Я подумал, милиции будет нелегко доказать мое участие в этой афере. Я ошибся.
– Это верно, ты ошибся, – кивнул Мельников. – Как договорились поддерживать связь? Он будет тебе звонить?
– Тут лучше без звонков, – Крючковский потер лоб. – Мы должны встретиться, обговорить все детали, обкашлять все дело. В общем, мы договорились о встрече. Ярцев сказал, если он не явится, будем считать, что разговора между нами не было, предложение отменяется.
Мельников почувствовал странный зуд в ладонях. Он волновался. Он ожидал чего угодно, но только не такой удачи, не такой крупной удачи. Мельников закурил новую сигарету, изо всех сил стараясь не выдать своего волнения.
– Ярцев сказал, что будет ждать меня ровно пять минут, потом уйдет. Можно сигарету? Я не курю, но иногда позволяю себе, – Крючковский вынул из пачки Мельникова сигарету, прикурил и закашлялся. – Вот черт, с непривычки.
– Говорите, Всеволод Алексеевич, не тяните из меня душу, – вкрадчивым голосом попросил Мельников. – Когда и в каком месте Ярцев назначил встречу?
– Сегодня у нас что, среда? – Крючковский поморщился от табачного дыма, бросил сигарету в банку с остатками чая. – Так вот, мы встречаемся во вторник на следующей неделе. Ровно в шесть вечера. Странное местечко он выбрал. Камышинская улица в сквере возле входа в туберкулезный диспансер, возле бюста Сеченову. Это учреждение сейчас закрыто то ли на капитальный ремонт, то ли навсегда. Не знаю.
– Почему именно там?
– Нет поблизости лишних людей. Если кто и будет меня пасти, Ярцев сразу просечет. Старый район, там много проходных дворов, в одном из них он наверняка оставит машину.
– Ярцев нервничает, чего-то опасается?
– Он уверен в себе, держится очень независимо. А уединенное место для нашей встречи, что ж, это простая предосторожность. Не лишняя в его положении. Вы хотите его встретить там? Уже понимаю вашу возможную просьбу. Если Ярцев все-таки позвонит, я скажу, что приеду в назначенное время к бюсту Сеченова.
– Вы оказываете огромную помощь следствию, – Мельников прижал руку к сердцу. – Милиция будет вам очень признательна. Это поступок гражданина. Примите мои извинения, я был не корректен.
– Простите, но мне не нужны никакие извинения и благодарность, тем более от милиции, – Крючковский склонил голову набок. – Если это выполнимо, прошу только об одном: оставьте меня в покое. Раз и навсегда. Пожалуйста.
– Это я могу пообещать твердо, – Мельников поднялся и, надев пиджак, вырвал из записной книжки листок. – Вот несколько телефонов. По какому-то из них меня всегда можно найти. Звоните, если будут изменения в программе. А можете просто так позвонить, поболтаем.
Уже стемнело, когда Мельников проводил банкиршу Горшкову до дверей её квартиры. Зоя Леонидовна, с трудом выдержавшая ещё один сеанс у художника, была не в духе, всю дорогу молчала. Почти готовый портрет «Дама в черном с алой розой» банкирше не понравился. «Вы состарили меня на десять лет, спасибо, – сказала она художнику. – Если вы все не исправите до завтра, картину я не беру». И только переступив порог квартиры, она, всю дорогу злившаяся на бездарного тупого маляра, обратилась к Мельникову.
– Егор, может, зайдете на чашку кофе или чая? – спросила она. Впереди маячил пустой длинный вечер, более интересной компании не предвиделось. – Зайдите, а то вы целый день за баранкой, – она вошла в прихожую и включила свет, Мельников остался стоять по другую сторону порога.
– Спасибо, с вашего разрешения пойду, – он покачал головой. – У меня сегодня вечером важная встреча.
– Надеюсь, встреча с дамой? – Горшкова была слишком воспитана, чтобы дважды не просить о чем-то своего телохранителя. – Тогда всего хорошего. Жду вас завтра в десять утра.
Спустившись вниз, он отогнал «Мерседес» Горшковой в гараж, а сам пересел в свои «Жигули». К дому Леднева он подъехал с опозданием в полчаса, уже запер дверцу, но тут вспомнил о лежавшей на заднем сиденье картине. Пришлось снова открывать машину. Оберточная бумага порвалась, блеснула золоченая рама.
– Черт, сегодня день живописи, – сказал вслух Мельников и захлопнул ногой заднюю дверцу.
Поправив на ходу оберточную бумагу, он понес картину впереди себя, как носят во время крестного хода иконы. Мельников вошел в ярко освещенный подъезд. Две старушки, беседовавшие на ведущей к лифту лестнице, посторонились к перилам, давая ему дорогу, проводили золотую раму любопытными взглядами и перекрестились. Поставив картину на пол, Мельников вызвал лифт. Старухи молча смотрели на него скорбными глазами.
Двери раскрылись перед Мельниковым, он вошел в кабину, нажал кнопку этажа Леднева. «Может, эти бабки и вправду подумали, что это икона?» – спросил себя Мельников. Глухим вечером двум старухам попадается на лестнице мужик с огромным иконостасом. Не иначе как из храма унес? Что ещё они могли подумать? Надо бы эту «Избушку сторожа» Горшковой подарить. Нет, не взяла бы. Пусть уж Леднев сам мучается с избушкой, если имел неосторожность его купить».
Лифт остановился. Подняв картину двумя руками, Мельников шагнул вперед, развернулся к нужной двери и, сделав ещё пару шагов, остановился и замер на месте.
Посередине лестничной клетки впереди Мельникова стоял его бывший сосед по подъезду, по слухам трагически погибший, Сергей Денисов. Под глазами Денисова обозначились темные круги. Он выглядел уставшим, а может, так только показалось Мельникову из-за яркого света люминесцентных ламп под потолком и черной куртки, старившей Денисова. Мельников, не успев даже удивиться, стоял и смотрел на соседа, пока не увидел в его правой опущенной руке длинный ствол пистолета.
– Ты думал, я уже сдох? – спросил Денисов безразличным голосом.
Так спрашивают о самочувствии или о погоде постороннего человека. Ствол пистолета начал медленно подниматься от пола вверх. Мельников остолбенело смотрел на ТТ, стараясь понять, не шутка ли все происходящее. Его рот сам собой приоткрылся, Мельников хотел что-то спросить, но продолжал тупо смотреть на пистолет в руке Денисова.
– А я, как видишь, жив, – сказал Денисов. Он повернулся вполоборота к Мельникову, локоть полусогн