Наслаждался Ягода роскошной и сытой жизнью относительно недолго. В 1937 году вскрылись подробности его преступной деятельности на посту наркома внутренних дел. Он был арестован, несколько месяцев находился под следствием, а потом расстрелян лично Блохиным. Подробно о Ягоде я расскажу в следующей главе, а пока продолжение истории об его даче.
В 1937 году спецобъект «Коммунарка» сменил свой статус — из дачи превратился в место, где казнили «врагов народа». Процедура расстрела почти ничем не отличалась от существовавший на «Бутовском полигоне». За исключением того, что для спецкоманды не было отдельного строения. Впрочем, на даче Ягоды был флигель для прислуги — вот там мы и ждали своего часа. Другая особенность — могилы приходилось рыть вручную. Экскаватор в березовую рощу не загонишь — погубишь все деревья. Поэтому каждый раз братскую могилу вырывали в новом месте. Блохин говорил, что рытьем ям и их последующим засыпанием занимались профессиональные могилокопатели — сотрудники Донского кладбища в Москве. Их специально привозили из столицы днем — перед ночным расстрелом или после его окончания. Не знаю, получали ли эти люди спирт, как тракторист из «Бутово» или работали бесплатно. Когда я спросил у коменданта — а как можно было доверять этим людям — вдруг кто-нибудь из них по — пьяни что-то лишнее сболтнет — комендант ответил — кадры проверенные, они еще с начала 30-ых годов органам помогали — хоронили расстрелянных на Донском кладбище.
Расстрелы в Варсонофьевском переулке
В районе площади Дзержинского (сейчас ей вернули историческое название Лубянская площадь) и прилегающих к ней переулках располагалось множество объектов НКВД СССР. Например, по адресу Варсонофьевском переулок 7–9 находилась автобаза этого ведомства. По соседству — ул. 25-летия Октября (сейчас Никольская) д. 23 находилось здание Военной коллегии СССР, где судили высокопоставленных «врагов народа». Рядом с коллегией располагалась внутренняя тюрьма, более известная как Лубянская, где эти люди содержались в период ведения следствия. Поэтому в подвалах рядом с гаражом были оборудованы помещения для приведения в исполнение смертных приговоров.
Вопреки утверждениям отдельных «историков» в подвалах Военной коллегии никого не расстреливали, а в помещениях рядом с автобазой закончило свой земной путь очень мало народу. Блохин мне потом рассказывал, что там обычно расстреливали лишь тех, при казни которых хотело присутствовать начальство. Например, бывший нарком внутренних дел Ежов не только лично наблюдал за расстрелом, но и требовал извлекать пули из трупов и присылать ему. К каждой требовалось прикладывать пояснительную записку — в чей череп она попала.
Глава 3. Казнь «кровавого карлика»
Поздним февральским вечером (5 февраля — прим. ред.) 1940 года Блохин вызвал меня к себе и приказал:
— Поедем на спецобъект № 110 (Сухановская особорежимная тюрьма — прим. ред.), там сегодня ночью бывшего наркома внутренних дел Ежова будут расстреливать. Не помогли ему «ежовые рукавицы» всех «врагов народа» поймать, — с издевкой в голосе сообщил комендант и продолжил равнодушно, — Обычно там надзиратели сами оформляют все документы, а потом передают в 1-й спецотдела (оперативный учет, регистрация и статистика. — Прим. ред.) твоим «коллегам». Сегодня особый случай. Твоя задача проследить, что бы все правильно оформили. Вместе с нами зам. начальника 1-го спецотдела Баштаков поедет — ему лично и вручишь документы. Когда будет машина — вызову.
— Разрешите идти, — произнес я, стараясь скрыть растерянность и волнение в голосе. О том, что обладатель «ежовых рукавиц» был снят с поста наркома внутренних дел, я узнал, когда находился под следствием в конце 1938 года. Когда со стены в кабинете следователя исчез портрет Ежова. Потом по коридорам наркомата поползли слухи об аресте всесильного наркома.
Кто-то из чекистов, участвовавших в обыске его городской квартиры, утверждал, что в отличие от своего предшественника — Ягоды, сам Ежов жил относительно скромно — у него было мало личных ценных вещей, чего не скажешь о его супруге, чей гардероб был забит дорогими нарядами. Она была инициатором украшения стен их городской квартиры картинами и коврами. Зато те, кто бывал на даче Ежовых, наоборот, рассказывали о роскошном доме с кинозалом, бассейном и странной волейбольной площадке с натянутой около самой земли сеткой. Позднее я понял, что так они называли теннисный корт. Получить и обустроить загородную резиденцию мог только нарком. Так же мужики утверждали, что на даче супруга Ежова держала диковинных птиц — павлинов. В отличие от неприметного и скромного мужа (любил пьянствовать с друзьями) она вела светскую жизнь, чем сильно выделялась на фоне других жен высокопоставленных советских чиновников. Во время обыска на квартире у бывшего наркома внутренних дел было изъято: пять меховых женских шуб, больше сотни платьев, десятки кофточек и шляп. Еще в протоколе упоминались многочисленные картины, ковры и украшения. Неудивительно, что жены московских начальников прозвали супругу Ежова стрекозой, намекая на персонажа из басни Крылова.
— Никаких вопросов у тебя нет по поводу личности расстреливаемого? — осторожно поинтересовался Блохин. Нарком внутренних дел Берия приказал коменданту разъяснять исполнителям почему расстреливают людей, чьи портреты украшали страницы газеты «Правда» и кабинеты различных учреждений.
— Никак нет, — отрапортовал я, стараясь избежать разговора на специфичную тему. На самом деле мне очень хотелось узнать, в чем именно провинился Ежов. По наркомату циркулировали слухи, что обладатель «ежовых рукавиц» прославился своим беспробудным пьянством — на работу приходил после обеда и сексуальными оргиями — был педерастом. Еще говорили о том, что когда он был наркомом — сотрудники управления госбезопасности наркомата внутренних дел использовали незаконные методы ведения следствия — применяли к подследственным различные пытки физического и психологического характера. Сменившему Ежова на посту наркома внутренних дел Берии пришлось приложить огромные усилия, что бы исправить сложившуюся ситуацию и больше не допускать случаев нарушения соцзаконности.
Большинство современных «историков» утверждают, что НКВД занимался исключительно борьбой с «врагами народа». Это грубейшее искажение исторической правды. Наркому внутренних дел подчинялась милиция, пожарная охрана, пограничные и внутренние войска, внешняя разведка, военная контрразведка, шифровальные органы, ЗАГСы и другие структуры.
Спецобъект № 110
Сейчас в газетах и журналах напечатано множество мифов о Сухановской особорежимной тюрьме. Якобы, ее построили по личному приказу Ежова. Нарком внутренних дел хотел ее использовать для содержания находящихся под следствием высокопоставленных сотрудников НКВД, которых после завершения следствия планировалось расстреливать как «врагов народа».
Другой миф — Берия каждый вечер приезжал сюда, где лично участвовал в допросах и пытках подследственных и любил это место. Поэтому в народе, Спецобъект № 110, якобы называли «бериевской дачей». На самом деле нарком крайне редко посещал эту тюрьму.
Третий миф — Сухановка фактически была не тюрьмой, а следственный изолятор, т. к. после оглашения приговора содержащихся здесь людей отправляли в ГУЛАГ или расстреливали.
Четвертый миф — спецобъект, якобы, охраняла рота дивизии особого назначения НКВД. В структуре войск НКВД СССР действительно была Отдельная мотострелковая дивизия особого назначения, но ее подразделения не охраняли следственные изоляторы, тюрьмы и лагеря. Этим занимались конвойные войска НКВД.
Пятый миф — расстрелянных на спецобъекте «врагов народа», якобы, сжигали в оборудованном в храме крематории. На самом деле, после приведения смертного приговора в исполнение и оформление акта, тело грузили в грузовик и отвозили в морг столичной Бутырской тюрьмы. Там оформляли новый акт с указанием другого места смерти — одной из московских тюрем.
В 1931 году на территории бывшего Свято-Екатерининского монастыря была организовано две колонии: для малолетних и взрослых преступников, которые подчинялись ГУМЗ — Главному управлению мест заключения.
В 1935 году территория бывшего монастыря была передана в аренду Союзу архитекторов СССР. По соседству располагался Дом отдыха этой организации. На территории монастыря поселили обслуживающий персонал Дома отдыха. Впрочем, повара, горничные и уборщицы жили здесь недолго. В ноябре 1938 года их, по приказу Ежова, выселили, а бывший монастырь был снова передан в распоряжение НКВД. Его нарком внутренних дел планировал использовать для завершающей стадии уничтожения своих врагов в центральном аппарате НКВД. Вот только судьба с ним сыграла злую шутку. Как однажды сказал Блохин: «Ежов сам попал в вырытую яму»[12]. После ареста он несколько месяцев провел в одной из камер Сухановки. Несколько раз его приезжал допрашивать Берия. Правда, персонального кабинета, как утверждают отдельные «историки» у наркома не было. Он занимал свободное помещение, где в другое время трудились его подчиненные, беседовал с подследственным, а затем возвращался в Москву.
Сухановская особорежимная тюрьма располагалась на окраине подмосковного города Видное (Павелецкая железная дорога). Сейчас там снова открыт монастырь. Никаких следов от тюрьмы не сохранилось. Церковные власти постарались уничтожить все следы советского периода истории этого места.
Когда я впервые приехал на Спецобъект № 110, а после расстрела Ежова мне пришлось еще несколько раз посетить это место, то удивился странному сочетанию: каменные мощные монастырские стены и «нити» колючей проволоки над ними. Парадные ворота с построенной над ними церковью замурованы, проехать или пройти можно только через расположенные с противоположной стороны хозяйственные ворота. Рядом со входом деревянное строение — КПП.
Попав на внутренний двор, не сразу понимаешь, что на территории особорежимной тюрьмы. Во дворе на веревках сушится белье. Бегают дети. Спешат по своим делам женщины — жены надзирателей и офицеров конвойных войск. В углу двора здание клуба для сотрудников тюрьмы и военнослужащих конвойных войск. Сама тюрьма занимает два двухэтажных корпуса. В одном находятся кабинеты следователей, а в другом — камеры для заключенных.