«Начальник будет доволен, – думал Пискарёв. – Раньше несколько дней над каждой бумажкой пыхтел, а тут… Опыт – огромное дело. Его никакие академии не заменят…»
«Академики» (выпускники академий) вызывали у Пискарёва чувство зависти: «У них всё просто – ступенька за ступенькой. Прыг-скок. А ты – тащи черновую работу. И так из года в год, изо дня в день».
…Знаете ли вы, что такое тамбур? Нет, не вагонный, а тот, что бывает перед кабинетом? Это небольшое пространство между двумя дверями: выходящей в коридор и ведущей к начальству.
Делая шаг или два, в зависимости от размеров тамбура (читай – должности хозяина кабинета), в темноте нашаривая ручку внутренней двери, ты должен почувствовать всю свою незначительность, наполниться предощущением грядущей судьбоносной встречи с сильным мира сего.
Откуда и когда появились «тамбуры» в штабах и военных учреждениях – неизвестно.
Может быть, они появились, когда кругом были «враги народа», которые всё вынюхивали, подслушивали, разведывали? Тамбур надёжно гасил все слова, звуки, которые слышали стены кабинетов.
Капитан уже собирался открыть вторую дверь и предстать пред ясные очи начальника, но задержался. Из кабинета доносился приглушённый голос Пацевича. Он говорил с кем-то по телефону. Этот «кто-то» была женщина. Пискарев услышал, как Пацевич назвал её: «Наденька». Жену начальника звали Инна Сергеевна.
Пацевич говорил отрывисто:
– Да… конечно… встретимся… Когда?.. Отправлю твоего… Нет, ненадолго… Дней на пять… Ну, можно и подольше… Да нет, я его не обижаю… Значит, договорились? Целую. До встречи. Да-да, я позвоню… Понял, лучше в кафе…
Пискарёву стало душно. Его жена работала в кафе. А в командировку «дней на пять» должен был ехать он – Пискарёв. Начальник сказал ему об этом перед обедом.
У человеческой памяти есть способность неожиданно извлекать из своих тайников, казалось бы, давно забытые, незначительные эпизоды, заставлять нас смотреть на них по-другому.
Он вспомнил, что в последние полгода жена стала холоднее к нему, перестала обижаться на долгие задержки в штабе… И откуда-то знала всё, что происходит в отделе…
Говорят, что любовь слепа. Но столь же верно, что ревность глазаста и догадлива.
Сомнений не осталось – Пацевич говорил по телефону с его женой.
Первым побуждением Пискарёва, несмотря на его покладистый нрав, было ворваться в кабинет и что-то сделать, что-то сказать… Но что сделать, что сказать?
«Нет, надо немедленно найти жену и объясниться с ней, – решил Пискарёв. – Заставить признаться во всём, просить прощения. А объяснение с начальником оставить на потом!»
Он выскочил из тамбура и быстро зашагал к своему кабинету. Но едва сел на стул, решительность покинула его. Он обхватил голову руками и задумался.
Пискарёв звёзд с неба никогда не хватал. Посредственный курсант военного училища, он стал таким же неважнецким командиром взвода. Его взвод постоянно был в числе отстающих. Но Пискарёва не ругали, а порой даже хвалили. Хотя он и отличался от других молодых офицеров безынциативностью, но обладал усидчивостью и чинопочитанием. Про таких говорят: в рот начальству заглядывает.
Со службы Пискарёв всегда уходил самым последним. Эти задержки положения дел во взводе не изменили, но такое проявление трудолюбия и служебного рвения послужило поводом для аттестации его на должность командира роты.
Роту сделать передовой он тоже не сумел. Она прочно удерживала позицию отстающей в батальоне. Как-то начальник штаба даже вопрос поднял: не ошиблись ли мы с Пискарёвым?
– Что вы, – вступился комбат. – Пискарёв – это самый работоспособный ротный! Он всегда на службе. Приходит раньше других, уходит позже.
Так и служил Пискарёв, вперёд не высовываясь, всё больше укрепляя мнение начальства о себе как о прекрасном исполнителе и образцовом офицере.
А вот среди сослуживцев авторитетом он не пользовался. За долгое сидение в кабинете ему и клички обидные давали, и осуждали за глаза. А командир соседней роты старший лейтенант Дёмин как-то напрямую сказал Пискарёву:
– Ты, Гена, одним высиживанием в канцелярии роту отличной не сделаешь, да и карьеру тоже…
– А это мы, Дёмин, посмотрим, сделаю или нет. Я не спешу, я – терпеливый, – без тени смущения ответил Пискарёв, непонятно, что имея в виду: «отличную роту» или «карьеру».
Терпение капитана было по-настоящему вознаграждено полгода назад. Прибывший на должность начальника отделения кадров подполковник Пацевич неожиданно взял его к себе на место убывшего в загранкомандировку помощника.
«Вот она – благодарность за мою преданность, – распалял себя всё больше Пискарёв. – Ведь не жалел же сил, себя не щадил на службе… Жизни семейной не видел! А ей-то… ей, чего не хватало? Не пью, не курю, зарплату всю до копейки домой приношу!»
Вообще-то семейная жизнь Пискарёва до сегодняшнего дня протекала вполне благополучно. Женился он на Надежде не то чтобы по любви (это чувство, считал Пискарёв, бывает только в индийских кинофильмах), но уж точно по взаимной симпатии. Знакомство с будущей женой состоялось на выпускном вечере в училище. Через неделю подали заявление. Ещё через две (по блату) расписались. Так что в свой первый гарнизон Пискарёв прибыл с молодой женой. Оно и к лучшему: никаких холостяцких соблазнов. Ни пьянок, ни карт, ни охочих до молоденьких лейтенантов «разведёнок»…
Жили Пискарёвы поначалу в общежитии. Через год получили однокомнатную квартиру. Надежда устроилась на работу. Словом, всё шло размеренно и складно.
Чем дольше сидел Пискарёв за рабочим столом, тем больше сомневался: идти к жене сейчас, чтобы поставить все точки над «i», или дождаться вечера и потом, в домашней обстановке, всё выяснить.
Чтобы унять душевную смуту, Пискарёв стал перебирать бумаги на рабочем столе. Когда стопка рапортов, лежавших в левом углу, перекочевала направо, очнулся, глянул на часы – половина десятого…
Он тяжело встал. Запер в сейф так и не подписанное донесение, надел фуражку. Закрыл и опечатал кабинет и сутулясь зашагал к дому.
…Когда Надя выходила замуж за Пискарёва, она не была уже наивной девчонкой, которая верит в любовь с первого взгляда… Честно говоря, Пискарёва она никогда не любила. Просто время приспело замуж выходить. А при современном дефиците мужчин довыбираешься – старой девой останешься.
Пискарёв был беззлобным, тихим. «Из такого, дочка, будешь верёвки вить, – нашёптывала мать. – И потом не за работягу же какого-то идти? А тут – офицер. Зарплата постоянная. Опять же – дисциплина у них: пьянствовать не будет. А если что не так, всегда есть чем на психику подействовать – командованию пожаловаться можно». «А ты откуда, мама, такие подробности знаешь?» – поинтересовалась Надя. «Да уж, знаю, – сказала мать, – командование у них нравственность блюдёт бдительней, чем жёны».
Так и была решена судьба Пискарёва.
Первые месяцы жизни в гарнизоне Надя присматривалась: как одеваются жёны старших офицеров, с кем дружат, о чём говорят между собой… Заметила: особую касту здесь составляют работники Военторга. С ними все стараются поддерживать хорошие отношения. Даже заискивают, набиваются в друзья.
Вот и решила Надя устроиться на работу в гарнизонное кафе. Приняли. Сначала официанткой, потом – буфетчицей. Не беда, что диплом об окончании техникума не пригодился (здесь большинство женщин работало не по специальности), главное – у Пискарёвых сразу же исчезли многие проблемы. Холодильник никогда не пустовал. И одеваться Надя стала по последней моде.
Кафе служило не только местом отдыха. Здесь, в специальном зале на начальственных банкетах, решались судьбы офицеров и прапорщиков: замена за границу, выдвижение на новую должность.
На одном из таких застолий и познакомилась Надя с только что прибывшим в часть Пацевичем.
Открыв квартирную дверь, Пискарёв разулся, долго и шумно мыл руки в ванной, прошёл на кухню, погремел сковородой, кастрюлями – ужин был ещё тёплым. Однако есть не стал, поплёлся в комнату.
Шумного скандала не получилось. Объяснение с женой было вполне в рамках приличий. Хотя о каких приличиях тут можно говорить! В голове, словно заевшая пластинка, звучали слова Нади:
– Дурак ты, Пискарёв! Для тебя же стараюсь! Так бы и затух на своей роте! А так ты – в штабе, в кадрах, на виду…
…Прошло несколько лет. Жизнь Пискарёвых вошла в свою колею, не омрачается больше ни штормами, ни бурями – полнейший штиль. Пискарёв – уже подполковник. Заместитель начальника отдела кадров.
Теперь он сам вершит чужие судьбы. В общении со старшими всё так же уступчив и предупредителен. В подчинённых ценит не инициативу и сообразительность, а усердие и усидчивость. Да и сам, по привычке, ежедневно подолгу засиживается в кабинете.
Командование считает Пискарёва перспективным офицером.
Начальник отдела кадров (Первому офицеру, с укором). Перспективным офицером вас считаем, а вы пререкаетесь! Неужели непонятно: быстрее сядем, скорее выйдем!
Второй офицер(Первому, негромко). Говорил тебе, не встревай, если неприятностей не хочешь!
Замполит. Пройдёмте, товарищи!
Замполит, Начальник отдела кадров, направляются в сторону клуба. За ними идут Первый офицер, Фин, Второй и Третий офицеры. О чём-то переговариваясь, уходят Военспец, Краском и Афганец. В курилке остаются Доктор, Неизвестный, майор Теплов и Автор.
Доктор (подсаживаясь к Неизвестному). Что, друг, голову повесил? Не горюй, за одного битого двух небитых дают.
Неизвестный. Я не о том горюю, что на суд попал. Есть печали посерьёзней…
Доктор. Что случилось-то?
Неизвестный. Случиться не случилось, но может случиться. Жена вчера к матери уехала. Насовсем. Вещи собрала. Говорит: «На развод подам. Надоел ты и служба твоя: ни мужа в семье, ни хозяина в доме».
Автор. Что ж она, не знала, за кого идёт? Не на необитаемом же острове ты её нашёл!