Закончив рассказ о своих злоключениях, Боровец вдруг переключился на Дёмина:
– Вот ты, Юрка, в академию собрался?
– Собрался.
– Улыбаешься… Думаешь, ждут тебя там, героя-«афганца», с распростёртыми объятьями! Святая наивность! Где ты отпуск провёл? Дома, у родителей? В земле ковырялся, косил? Не там косил! Надо было чемодан подарками загружать и в Москву, в академию – мосты наводить!
Лицо у Дёмина вытянулось, а Боровец продолжал:
– Запомни: никому твой орден и отличные знания не нужны. Важно, от кого ты пришёл! Там бой идёт не среди тех, кто конкурсные экзамены сдаёт, а среди тех, кто за ними стоит. Знаешь, в боксе бой «с тенью»? Так вот, в академии идёт бой «теней». А у тебя что за тень? Твоя собственная?
…Ночью, ворочаясь на непривычно мягкой полке, Дёмин долго не мог уснуть.
Боровец раскатисто храпел, а из головы у Дёмина все не шёл их разговор об академии, о тесте-генерале, блюстителе офицерской чести…
«Был век палеолита, мезозойская эра, эпоха гигантских пресмыкающихся, мы живём в период позвоночных», – грустно думал Дёмин.
Как переломить этот ставший уже привычным уклад? Как вернуть чести и достоинству место под солнцем? Как разорвать паутину протекционизма? Может быть, так, как это сделал тесть Боровца?
Но ведь это в общем-то нетипичная история…
Неизвестный. Нетипичная история у нас получается. Сидим, вроде бы – взрослые люди, а понять друг друга не можем. Как будто на разных языках говорим.
Автор. Не такая уж нетипичная. Ты просто забываешь, что майор Теплов – человек другой эпохи. И долг, и честь понимает по-своему!
Майор Теплов. Отчего же? Ещё вольнодумец Вольтер утверждал: «Честь – это бриллиант на руке добродетели».
Доктор. А Шиллер говорил: «Честь дороже жизни».
В курилку вбегает запыхавшийся Назначенный.
Назначенный. Товарищи офицеры! Почему ещё не в классе? Замполит ждут! Давайте быстро туда, сейчас Командир будут…
Неизвестный(не пошевелившись). Идём-идём…
Назначенный убегает.
Автор (вставая, обращается к майору Теплову). Интересный разговор вы завели, господин майор! Да только не ко двору у нас такие разговоры! Не в чести само понятие «честь».
Неизвестный. Ты говори прямо, как у Высоцкого: «Досадно мне, что слово “честь” забыто!»
Майор Теплов. Истинная честь – есть духовное сокровище. Она не зависит от уважения и благосклонности толпы. Она есть чисто личное чувство, заключающееся лишь во внутреннем, нравственном достоинстве человека. Ты потеряешь свою честь лишь в том случае, если сам откажешься от неё в своих мыслях, словах и поступках, если ты не будешь в состоянии перед своей совестью…
Автор(перебивая). Вы знаете, майор, у нас многие считают иначе: совесть совестью, а служба службой!
Неизвестный. Рыба гниёт с головы, хотя и чистят её с хвоста.
Доктор. Ты хочешь сказать, что вирус бесчестья распространяется сверху?
Неизвестный. Что говорить? Ты ведь знаешь, как дочь начальника…
ДОЧЬ НАЧАЛЬНИКА политического управления округа генерала Сухоручко выходила замуж.
Свадьба Ирины явилась последствием целой кампании ожесточенных семейных баталий, в которых противоборствующие стороны: Иван Иванович – глава семейства, и его любимое чадо поочерёдно одерживали победы, так сказать, местного значения.
Исход генерального сражения решил неожиданный переход Антонины Михайловны – супруги Ивана Ивановича – в «стан врага».
– Она же его любит, Ваня, – громко сказала обычно такая тихая Антонина Михайловна.
Ох уж эта женская логика! Любит! Что ж, теперь и трава не расти?
Растерянный, но непобеждённый, Иван Иванович выдвинул свой самый веский аргумент:
– Но ведь не может же моя единственная дочь быть женой вечного старшего лейтенанта?! Авиационного техника. Да ещё хуже того – двухгодичника, «пиджака»!
– А зачем ему быть вечно старшим лейтенантом? – лукаво улыбнулась Ирина.
Такой сообразительности у дочери Иван Иванович прежде не замечал.
«Моя кровь, – с гордостью подумал он. – И то правда, зачем?»
О предстоящей свадьбе дочери Иван Иванович узнал, как это водится у отцов, в последнюю очередь.
– Недоглядели! – сердито сказал жене, а сам подумал: «Эта глупая, взбалмошная девчонка перепутала все мои планы…»
Сухоручко мечтал породниться с Фёдором Игнатьевичем – человеком «оттуда» (организации столь высокого ранга вызывали у него священный трепет, и всуе он о них не поминал).
«Такая замечательная семья, – рассуждал он, – сын – красавец! Учится в МГИМО… А тут как его… Францев – чёрт знает, что такое? Самозванец какой-то…»
Однако долго предаваться унынию Иван Иванович не привык.
На следующее утро он вызвал офицера отдела кадров подполковника Пискарёва и затребовал личное дело старшего лейтенанта Францева и трёх других офицеров – чтобы не вызывать лишних кривотолков.
– Для ознакомления и рассмотрения дальнейших перспектив по службе, – сказал он. Пискарёв понимающе кивнул и вышел.
Ирина познакомилась с Францевым на дне рождения у подруги по институту.
Францев, сам недавний студент, был лишён тех «солдафонских» комплексов, которые свойственны кадровым военным. Держался просто, раскованно. С первых же минут вечера не отходил от Ирины. Проводил домой.
Может быть, на этом бы всё и закончилось. Но вскоре они случайно встретились в гарнизонной поликлинике, куда Ирину привёз на машине порученец Ивана Ивановича. Он провёл её в кабинет стоматолога без очереди.
Сидевший у дверей старший лейтенант начал скандалить: как да почему? Порученец «ставил его на место», но тут выпорхнула Ирина. В разгневанном офицере она узнала Францева.
Желая загладить неловкость, отослала порученца, а потом долго бродила с Францевым по городу. Прощаясь, договорились о новой встрече. Через месяц Ирина сказала родителям, что выходит замуж.
Листая личное дело Францева, Сухоручко свирепел всё больше и больше. Биография у будущего зятя была самая что ни на есть серая: родился, учился, окончил вуз. Призван в армию на два года.
А родители кто? Отец – слесарь, мать – швея! Да и фамилия какая-то странная.
С фотографии на Сухоручко смотрел коротко подстриженный брюнет с широко посаженными, чуть навыкат глазами, крупным носом.
И что Ирина нашла в этом пучеглазом двухгодичнике без роду, без племени?
Сухоручко сам вышел из крестьян. Он любил, выступая перед большими аудиториями, говорить словами одного из поэтов: «Вышли мы все из народа, как бы вернуться в него!»
Но возвращаться в народ сам-то Иван Иванович не собирался…
Стремительный взлёт его карьеры начался после встречи с угловатой, некрасивой Тонечкой – дочерью секретаря обкома партии.
Сейчас, за давностью лет, Иван Иванович уже и вспомнить точно не мог, как, при каких обстоятельствах познакомился он с будущей генеральшей. Вернее, он не любил об этом вспоминать.
Были для этого веские причины. Ради предстоящего брака с Тоней оставил Сухоручко прежнюю семью: жену и двух мальчишек-сыновей.
Надо отдать должное женскому чутью, человеческому такту Антонины Михайловны – она ни разу не напомнила мужу об этом.
Иван Иванович исправно платил алименты. Хотя это и доставляло ему некоторое неудобство, но на карьеру не повлияло…
Теперь все эти неприятности позади. Сыновья выросли, оба – инженеры. Отношений с отцом не поддерживают, деньги не тянут.
Изменился и сам Иван Иванович. Подчинённые хорошо знали, что Сухоручко – строгий поборник морального облика строителя коммунизма. Он может простить недостатки по службе, но если нашкодничал «по женской части» – пощады не жди!
Только старые друзья помнили, кому обязан Иван Иванович своей звёздной дорогой. Но друзья молчали. – Сухоручко всё-таки был человеком номенклатурным.
Не допустить брак Ирины с Францевым – к выполнению этой стратегической задачи Иван Иванович приступил незамедлительно.
Сразу же после просмотра личного дела генерал-лейтенант позвонил командующему ВВС округа и, так как был с ним в приятельских отношениях, напрямую выложил свои тревоги. Так, мол, и так, помоги: отправь этого самозванца подальше от моей дочери! Нет вакансий, так в командировку длительную, в Афганистан…
Командующий успокоил:
– Не волнуйся, Иван Иванович, найдём «медвежий угол»!
Не прошло и трёх дней, как Сухоручко мог праздновать победу. Францев был переведён в отдалённый авиационный гарнизон на повышение.
Ирина ходила целыми днями смурная, с отцом не разговаривала.
«Ничего, погорюет, погорюет и забудет. Время и расстояния излечивали и не такие сердечные болезни», – рассуждал генерал.
Однако радость Ивана Ивановича была преждевременной. В следующее воскресенье дочь самовольно улетела к Францеву и вернулась… только три дня спустя.
– Где ты была? – обрушился на неё отец.
Ирина только плечами повела – такие вопросы задавать бестактно.
А через неделю состоялся тот самый решительный разговор, после которого Иван Иванович понял: свадьбы не миновать…
В связи с предстоящим событием все работы в подвластном Ивану Ивановичу управлении были приостановлены.
Чтобы придать подготовке к бракосочетанию плановый характер, Сухоручко, во всём любящий порядок и последовательность, собрал оперативное совещание.
Оглядев прибывших офицеров, генерал остался доволен: порученец пригласил самых надёжных и преданных людей. Все они были чем-то обязаны Сухоручко. Полковник Голуб – начальник отдела, недавно ходатайствовал о переводе сына-офицера поближе к дому. Сухоручко помог. Подполковник Васильев представлен к ордену. Кадровик Пискарёв – тоже его, Сухоручко, выдвиженец…
– Друзья! – необычным обращением подчеркнул он своё доверие к присутствующим. – Моя дочь выходит замуж. Событие это неординарное. Потому и призвал вас – рассчитываю на вашу помощь.