Замполит. Какой это правды вам не хватает?
Афганец. Хочется, чтобы каждому по его службе и почёт был! Чтобы хвалили за дело, а не за угодничество. И судили тоже по делам. Служба офицерская, она и без того нелегка!
Третий офицер. А тут ещё люди, наши соотечественники, от нас отворачиваться стали…
Доктор. Кому-то, значит, на руку посеять недоверие к родной армии и к нашему офицерству!
Военспец. Я как-то прочитал у поручика Куприна, что «офицер чужд всему: природе, земле, обществу, которое им пренебрегает и которое его боится, и, в сущности, даже Родине»…
Замполит. Успокойтесь, товарищи! Мы уже говорили об этом. Конечно же, все знают, что наши доблестные Вооруженные Силы – плоть от плоти нашего народа. И вообще, зачем нам в большую политику лезть? Там без нас разберутся… Вы лучше о Неизвестном скажите.
Афганец. И судьба Неизвестного – тоже политика. Самая главная, может быть!
Командир. Вы забываетесь. Это вам не митинг, а суд офицерской чести. Сядьте на место. Я лишаю вас слова!
Третий офицер(Второму, тихо). У нас всегда так. Чуть что командиру не по нраву, сразу: «Равняйсь! Смирно!»
– РАВНЯЙСЬ! СМИРНО! – прокатилось вдоль строя. – Равнение направо!
Полковник Чирцов с первыми звуками «Встречного марша» перешёл на строевой шаг, успев оценить одновременный поворот фуражек.
Полк, подравнявшись, смотрел на Чирцова. Какой он, новый командир? С чего начнет, как поведёт себя?
Выслушав рапорт и поздоровавшись, полковник громко, так, чтобы его услышали даже в последних шеренгах, сказал:
– Давайте знакомиться. Я – ваш новый командир. Полковник Чирцов Андрей Ефимович. Биография у меня простая. Родился в 1945 году…
– Биография у меня простая, – начал беседу с только что прибывшим в часть лейтенантом Чирцовым подполковник Сирош.
Чирцова удивило, что командир полка обратился к нему на «вы». В училище старшие начальники предпочитали «тыкать» младшим по званию, в лучшем случае обращались по фамилии.
Заметив растерянность лейтенанта, Сирош улыбнулся:
– Не удивляйтесь, Андрей Ефимович. У нас в полку принято обращаться друг к другу по имени и отчеству. Вне строя, конечно. Кстати, меня зовут Дмитрием Сергеевичем. Родился я в семье крестьянина, на Полтавщине. Воевал. Дошёл до Берлина. Тогда должность у меня была, как теперь у вас, – командир танкового взвода. Потом служил на Дальнем Востоке. Командовал ротой, батальоном. Учился. Несколько лет здесь. Женат. Двое детей. Сын – ваш ровесник. Поехал служить в Забайкалье. Дочь недавно внука подарила… Вот. А вам повезло: в полк вы попали боевой. Хотя в передовиках и не ходим. Передовых, знаете ли, и назначают иногда. Но коллектив дружный. Да что вас, как соловья, баснями кормить! Пойдёмте, покажу наше хозяйство.
Чирцов шагал рядом с командиром полка, недоумевая: за что ему оказана такая честь?
Между тем Сирош, как равному, рассказывал лейтенанту:
– Это наше офицерское общежитие. Ваш первый кров. Женитесь – получите квартиру. Это солдатская столовая…
Военный городок радовал ухоженностью и чистотой.
– Бордюры у нас белить не принято. Покраской листьев и травы мы тоже не занимаемся. Да и мраморных фонтанов не строим, – на ходу пояснял Сирош. – Главное – боевая готовность. И хотя порядок на территории – тоже её слагаемое, людей от боевой учебы для этого не отрываем.
– А как же всё это? – лейтенант кивнул на чистый плац.
Сирош объяснил:
– Приказом по полку определено: до обеда – все в парке, на директрисе. Хозяйственные работы – во второй половине дня. Сначала некоторые офицеры, особенно штабные, такой распорядок в штыки восприняли: кому хочется из кабинета в грязь танкодрома окунаться? Но на офицерском собрании было решено на вышестоящие должности выдвигать только тех, кто профессионально подготовлен, и положение, знаете ли, изменилось!
Всё, что увидел Чирцов, подтверждало эти слова. Конечно, ничего необычного солдаты и офицеры не делали. Каждый трудился на своём месте. Ремонтники проводили техническое обслуживание танков. И не слышно было ни мата, ни крика, обычно сопровождающих эту процедуру в тех частях, где он был на практике.
На танковой директрисе одна из рот выполняла упражнение боевых стрельб. И здесь не было видно курящих и праздно шатающихся.
И ещё одну деталь отметил Чирцов. Майор, руководивший стрельбой, заметив газик командира полка, не бросился навстречу с рапортом. А когда Сирош поднялся на вышку, чётко доложил о результатах выполнения упражнения. Сирош подошёл к пульту управления и стал смотреть за тем, что происходит на директрисе.
– Первый, второй, третий! «Броня», «Броня»! Я – «Вышка»! Доложите о готовности, – запросил майор.
На пульте замигали лампочки, и через усилитель донеслось:
– «Вышка»! Я – первый. К бою готов!
Выслушав доклады, майор скомандовал:
– «Броня»! Я – «Вышка»! Всем – вперёд! Огонь!
Лейтенант увидел, как заезд «пятьдесятпяток» пополз к огневому рубежу. Вот танки «клюнули» стволами, преодолевая рытвины на дорожках, стали настороженно вращать триплексами, ища цель. И вдруг, неожиданно для лейтенанта, не успевшего заметить, как мишени появились, гулко ударили из ПКТ, потом из пушек.
Оператор доложил:
– Первая, вторая дорожки – цели поражены. Отлично. Третья – удовлетворительно.
Сирош помрачнел:
– Экипажу, стрелявшему с третьей, заезд повторить! Кто командир танка?
– Сержант Дерябин, – сказал майор и, оправдываясь, добавил: – Вы же знаете, он за командира взвода два месяца уже… А так – лучший огневик батальона.
– Вижу, какой лучший, – оборвал Сирош, потом кивнул в сторону Чирцова:
– Вот, привёз вам нового взводного. Лейтенант Чирцов – выпускник Челябинского танкового. Прошу любить и жаловать. Представьте его взводу. Помогите с обустройством. А вы, Андрей Ефимович, знакомьтесь с людьми. Если возникнут трудности, обращайтесь ко мне без стеснения. В любое время.
Командир полка уехал. Майор, оказавшийся комбатом, сказал Чирцову:
– Принимайте взвод, товарищ лейтенант! Сроку вам, согласно уставу, трое суток. Сразу предупреждаю, взвод у вас непростой. Работы будет невпроворот…
К исходу дня Чирцов ног под собой не чуял.
Первым желанием, когда зашёл в свою комнату, было не разуваясь упасть на свободную кровать и уснуть. Он снял китель, осмотрелся.
Комната – небольшая. Две кровати, шифоньер, тумбочки, стулья. На стенах – коврики. Комфорт, конечно, не ахти какой, но всё же не курсантская казарма.
Чирцов умылся, разложил вещи на свободных полках шифоньера и собрался в буфет поужинать. Тут дверь распахнулась, и в комнату, как вихрь, влетел старший лейтенант, улыбчивый и громогласный.
– О, нашего полку прибыло! – обрадовался он. – Теперь и у меня сосед будет. – И тут же представился: – Шуньков. Григорий.
– Андрей Чирцов.
– Одному такая скучища! А сосед, твой предшественик, укатил по замене. Ну, теперь живём! А ты к Блохнину попал?
– Откуда вы узнали? – удивился Чирцов.
– Да брось ты «выкать» – мы же не на службе. Я, брат, секретарь комитета комсомола полка. Всё знать – мне по должности положено.
– Послушай, Григорий, а что – комполка всех вновь прибывших по гарнизону водит? – спросил Чирцов о том, что не давало ему покоя весь день. – Я же не по звонку какому-то приехал. По распределению…
Шуньков рассмеялся:
– Ты даёшь! Кто же по звонку сверху в такую глухомань приезжает? Что же касается тебя, будь спокоен: командир так каждого прибывшего встречает. И заботится обо всех, как отец родной. Но не расслабляйся, и накачку, если что, даст по полной программе. Ты ещё не в курсе, что у нас по субботам? Погоди, узнаешь…
Первая неделя офицерской службы была заполнена до предела. Чирцов не заметил, как она пролетела.
В пятницу он прочитал в расписании занятий: «Суббота – по плану командира полка».
– А что это значит – по плану? – спросил у Блохнина.
– Это только Богу да Сирошу известно, – отшутился ротный, – но ты на всякий случай будь готов ко всему… Кто знает, что «батя» придумает!
Субботнее утро началось со сдачи нормативов военно-спортивного комплекса: кросс, полоса препятствий, подъём переворотом на перекладине.
Чирцов, считавшийся в училище неплохим спортсменом, здесь был далеко не первым. На кроссе прибежал к финишу почти на минуту позже победителя, старшего лейтенанта Шунькова. На полосе препятствий впереди оказался какой-то незнакомый капитан.
На стадионе Чирцов заметил, что офицеры в полку – подтянутые, крепкие, под стать командиру. Сирош и здесь удивил лейтенанта. Он первым начинал выполнение любого упражнения и ни разу не опростоволосился, укладывался в положенное время и нормативы.
После спортивных мероприятий перешли в клуб. Там, следуя давно заведённой традиции, офицеры раскрыли полевые сумки, вооружились чистыми листками бумаги, офицерскими линейками, ручками и карандашами. То же самое сделал и Чирцов.
Вопросы тактической «летучки» ошарашили лейтенанта. В училище он привык, что на контрольных занятиях и на экзаменах спрашивали наизусть статьи боевого устава, тактико-технические характеристики боевой техники и вооружения.
Задача, которая досталась Чирцову, была вроде бы и несложной – принять решение за командира танкового взвода, действующего в наступлении на пересеченной местности. Но время для принятия решения – всего десять минут. Пока он собирался с мыслями, окружающие что-то писали, чертили. Подошло время сдавать ответы, а у Чирцова память будто отшибло: ни одного теоретического положения вспомнить не может. Так и пришлось чистый листок с написанной фамилией сдавать подполковнику. А тот, будто не заметил, положил его в общую стопку.
Пока Чирцов переживал неудачу, командир полка стал называть по списку фамилии командиров взводов и, когда названный офицер поднимался с места, давал оценку его служебной деятельности за неделю. Оценки были самые разные: «С обязанностями справился. Молодец!», «Служил не по совести. Запустил работу с личным составом», «Положительный момент – подтянул технику, недостаток – мало заботился о быте солдат»… Когда очередь дошла до Чирцова, тот внутренне сжался: «Вот сейчас “летучку” и припомнит!» Но в гробовой, как показалось лейтенанту, тишине прозвучали самые обычные слова: