— Это по-кавказски значит «Господь с тобой», — улыбнулся присяжный поверенный и громко добавил: — Алаверды! Запомнили, молодой человек?
А Высич тем временем уже второй час кружил по городу, обходя стороной мрачные фигуры городовых в серых шинелях и с шашками на боку, изредка ныряя в аптеки и магазины, чтобы чуть отогреться и осмотреться, нет ли слежки. В легком пальтеце, позаимствованном у приятеля, чувствовал он себя не очень уютно, а главное, не знал, что же ему делать. Самым смешным в его положении было то, что он никак не мог припомнить, с какого, собственно, момента за ним увязалось очередное «гороховое пальто». Вдруг это случилось, когда он только-только вышел из дома присяжного поверенного? Нет, возвращаться туда было нельзя ни в коем случае! Высич ощупал в кармане тощий бумажник и усмехнулся. Все деньги, высланные в Нарым его маменькой, все еще надеющейся, что блудный сын в конце концов образумится, остались в квартире Озиридова.
— Фортуна! — без особого уныния вслух проговорил Высич. — Хоть револьвер продавай!
Он поднял воротник в тщетной надежде, что от этого станет теплее, и, уже не оглядываясь, устремился вниз по Николаевскому проспекту к толпившимся у Новобазарной площади извозчикам.
— Милейший! — окликнул он крепкого мужика с лопатообразной бородой, сидящего на облучке и глубокомысленно закидывающего в заросший рот крупные кедровые орехи.
— Садись, барин, с ветерком промчу! — мгновенно обернулся извозчик.
— Мне далеко надо.
— Поди, не на край света? — загоготал тот.
Высич улыбнулся:
— Не совсем. В Сотниково.
— Знаю… — потускнело лицо извозчика. — Токмо мы, барин, туды не ездим. Верно ты сказал, далече… — потом лицо его оживилось: — Давай, барин, я тебя до Усть-Ини домчу! А там, глядишь, какой мужик подвернется. Дорога-т проезжая. Соглашайся, барин. Верный совет даю.
Поразмыслив совсем немного, Высич пришел к выводу, что вариант вполне достойный. Махнул рукой:
— Бог с тобой! Поехали.
Извозчик подождал, пока седок укроется медвежьей полостью, крутнул в воздухе кнутом, гикнул:
— Э-э-х! Растудыть твою!
Вскоре Высич уже стоял у мостка через небольшую речушку, впадающую в Иню.
— Ты, барин, токмо на месте не торчи, враз закоченеешь, — напутствовал его извозчик, выворачивая лошадь. — Побегай али вон в кабак загляни, прими для сугреву.
Высич снисходительно слушал его советы. Совсем недавно он, прежде чем прибиться к обозу, везущему из Колпашево в Томск пудовых осетров, протопал по тайге столько верст, что и вспоминать не хотелось.
Так случилось, что несуразную на фоне темного соснового бора одинокую фигуру в папахе, не прикрывающей ушей, и в городском пальтишке на рыбьем меху первым заметил возвращающийся из города Пётр Белов. Еще больше он удивился, услышав:
— Слышь, паря! Ты не мимо Сотниково едешь?
— Да в самое, — хмуро отозвался Пётр, натягивая вожжи.
— А меня с собой возьмешь?
— Ежели вам надо, возьму.
— Друга решил проведать, учитель он, — пояснил Высич. — Симантовский. Слыхал о таком?
— Учился у него, — подобрел Пётр. — Садитесь, барин.
— Вот спасибо, — обрадовался Высич, забираясь на сани.
Пётр с сомнением глянул на его одежду и скинул с себя тулуп, оставшись в коротком полушубке.
— Набросьте, а то не доедете…
— Ну, давай тогда вместе накроемся, теплее будет, — предложил Высич, устраиваясь рядом с парнем.
Верст десять они ехали молча. Белов помалкивал от неловкости, боялся потревожить странного барина, а Высич погрузился в размышления, прикидывая, куда ему податься из Сотниково. Пожалуй, решил он, надо потихоньку двигаться в сторону Челябинска. Одежонку, кое-какие деньги он, наверное, найдет у Симантовского, а в Челябинске, если сумеет до него добраться, разыщет старых товарищей, с которыми сдружился на поселении.
— А вы откуда учителя знаете? — наконец осмелился спросить Пётр.
Да еще по университету. Учились вместе в Москве.
— Аж в самой Москве! — подивился Пётр. — Там, наверное, всему учат?
— Да уж! — заливисто рассмеялся Высич. — В любом случае — многому учат. Меня вот истории учили, Симантовского — юриспруденции. Да так вышло, что мы оба не тем делом занимаемся.
— А вы кто? — поинтересовался Пётр.
Высичу вовсе не хотелось откровенничать даже с таким симпатичным парнем, но и оборвать беседу было бы нехорошо. Ответил он неопределенно, но весело:
— Путешественник.
— Вот здорово, — негромко позавидовал Пётр. — Я слышал про таких. Они везде ездят, окрестности осматривают… Ну и музеи там… Я бы тоже хотел.
— Трудное это дело, — внезапно посерьезнел Высич. — Тут, главное, цель определить.
— А какие города бывают? — спросил Пётр.
Высич усмехнулся. В свои тридцать он успел повидать пару захолустных городишек, расположенных неподалеку от имения Высичей, ну и Москву. Правда, ему на другое повезло: прошел этапом через всю Россию, бедовал не только в Нарыме и Колпашево, ногами, натертыми кандальными цепями, исходил не одну дорогу. Но, конечно, парню, скинувшему ради него тулуп, всего этого не расскажешь.
— Ну вот, скажем, Бомбей… — с улыбкой заметил Высич. — Красивый город, а рядом океан шумит…
Рассказывал Высич интересно, к тому, что знал, не стеснялся приложить собственную фантазию. Пётр даже удивился, когда показались окраинные избы переселенцев. У школы он остановил сани.
— Тут Николай Николаевич и квартируют.
— Ну спасибо тебе, Пётр Анисимович, выручил путешественника, — искренне поблагодарил Высич и быстро взбежал на крыльцо.
Симантовский, услышав торопливый стук в дверь, недовольно поморщился. Убрав со стола графинчик с водкой, нетвердо ступая, пошел открывать, а распахнув дверь, застыл ошарашенно.
— Валерий?!
— Валерий, — усмехнулся Высич и, придержав Симантовского за плечи, отодвинул в сторону. Войдя внутрь, быстро закрыл за собой дверь и задвинул засов.
Наблюдающий за его манипуляциями хозяин хмыкнул:
— Откуда такая робость?
— Полиция страху нагнала! — хохотнул Высич, посмотрел на помятое лицо приятеля, подмигнул: — В комнату-то беглого пустишь?
— Обижаете, граф!.. — сделав приглашающий жест, чуть пошатнулся Симантовский. — У меня искать не будут, мы с приставом вместе водку пьем…
Валерий усмехнулся, а Симантовский, приобняв давнишнего приятеля за плечи, повел его в свою плохо прибранную и второй год не беленную, узкую, как вагон, комнату. Снимая пальто, Высич огляделся и не без сарказма заметил:
— Неплохо устроился, Коленька!
— А-а, — дернул щекой учитель. — Тунгусы вокруг! Хоть и русские, а все одно — тунгусы натуральные!.. Сейчас мы с тобой за встречу пропустим по маленькой. А хочешь, можно и по большой…
— Каяный я, — улыбнулся Высич.
— Это в каком смысле? — непонимающе скривился Симантовский, но потом до него дошло. Вспомнил о времени, проведенном в Енисейской губернии и о бытующем там обычае не предлагать спиртного человеку, давшему зарок не пить, каяному. Тупо уставившись на приятеля, он проговорил: — Валерий, ты никак тоже тунгусом стал? Тогда молчу… Но с твоего разрешения сам рюмашку пропущу. За нашу дружбу, старую и незыблемую, как этот чертов мир! Не возражаешь?
— Чего уж там, — махнул рукой Высич, пристраиваясь спиной к теплой печке.
— За нас! — просалютовал рюмкой Симантовский и, выпив, зябко повел плечами: — Ты как в Сотниково попал?
— На санях, — усмехнулся Высич.
— А сани чьи?
Высич объяснил. Симантовский задумчиво сморщил лоб, потом просветлел:
— Петька Белов тебя привез!
— Он самый.
— Ты же голодный, наверное? — вдруг озадачился Симантовский, поднимаясь со стула. — Сейчас чего-нибудь придумаем. Разносолов не обещаю, но пузо набить есть чем…
— Голодный, — признался Высич. — С утра крошки не было во рту….
— Ну вот, — почему-то разулыбался Симантовский. — Граф был голоден….
Высич остановил его, направившегося было из комнаты:
— Только вот должен тебе сказать… Меня полиция может разыскивать, я ведь не просто так в гости заехал.
— Догадываюсь, — совершенно трезвым голосом сказал учитель.
— Смогу я у тебя передохнуть недельку?
— Да хоть год! — размашисто взмахнул рукой Симантовский, возвращаясь в свое нетрезвое состояние. — Ты же меня знаешь!
— Знаю, — кивнул Высич, озабоченно взглянул: — А парень этот, Белов, не проболтается?
— Не думаю, — решительно замотал головой Симантовский. — Натуральный тунгус. Ему пятки каленым железом жги, молчать будет. Весь в отца. Отец-то у него грех совершил, а признаться так и не признался…. Такие дела, братец… Сейчас я тебя кормить буду…
— Корми, — улыбнулся Высич.
На следующий день, ближе к вечеру, в избу Беловых ввалился, топая, полицейский урядник Саломатов.
— Петька где? — с порога гаркнул он.
Боязливо вскинув глаза, Татьяна ответила:
— В сарае… Зачем он вам?
— Не твое дело! — отрезал урядник и круто повернулся на каблуках.
Петра он застал за ремонтом дровней. Увидев урядника, Пётр скользнул по нему взглядом и снова опустил голову, продолжая свое занятие.
— Чё начальство не привечаешь? — с кривой улыбкой осведомился Саломатов, остановившись неподалеку.
Пётр разогнул спину:
— Настроенья нету.
— Ишь ты, какой волчонок! — угрожающе выпучился Саломатов. — К отцу в тюрьму захотел? Быстро определю!
— Чего хотели-то? — недружелюбно спросил Пётр, сжимая кулаки.
— Ты меня не погоняй! — вздернул тяжелый подбородок урядник. — Мал еще. Отвечай лучше, зачем вчера в город ездил?
— Надо было.
Саломатов подошел ближе и изумленно уставился на Петра:
— Ты чё, забыл, с кем говоришь?
Пётр отвернул лицо и принялся рассматривать старый хомут, висящий на большом ржавом костыле. Саломатов крепко схватил его за плечо:
— Тебя спрашиваю!
— Не забыл, — буркнул Пётр. — Знаю.
— Ну, так и отвечай, зачем в город ездил?! — не отпуская его плеча, прошипел Саломатов.