— А ты не знаешь? — хрипло спросил Николай.
— Чего не знаю?!
Обида и непонимание Петра были так неподдельны, что Николай вдруг насупился:
— Не ты разве жандармам наболтал всякое?
— С ума сдвинулся? Когда это я с жандармами говорил? Я к ним и подойти боюсь.
— А мне их ротмистр на тебя указал, — уже неувереннее проговорил Николай, — который меня допрашивал…
— Сцапали тебя, что ли? — выдохнул Пётр, опускаясь на табуретку.
Дверь распахнулась, на пороге возник старший Илюхин, услышавший голоса через стенку. Видно было, что он обрадовался появлению сына, но, тем не менее, сперва он на него прикрикнул:
— Где шатаешься, шельмец?!
— Дык я чё… — развел руками Николай. — Не собирался я нигде шататься…
Едва Николай вышел с работы и направился домой, к нему подошли двое в гороховых пальто и препроводили, несмотря на слабые возражения, прямо в участок.
— За что? — спросил отец.
— А так, ни за что! — ответил Николай. — У них новый ротмистр, так вот он людей изучает, как он мне объяснил… Про меня всё рассказал: и в сходках я участвую, и поручения всякие выполняю нехорошие… Много он знает, этот ротмистр!
Пётр задумчиво наморщил лоб:
— А на меня-то чего окрысился?
— Так он прямо намекнул, что наш квартирант ему кое-что рассказывает, — с прищуром глянул Николай.
Евдоким Савельевич поморщился, махнул рукой:
— Глупости… — помолчал, спросил, глядя на сына: — От тебя-то ротмистр чего хотел?
— Чего, чего… — пробурчал Николай. — Чтобы как узнаю чего о социалистах или кто мне какое поручении даст, незамедлительно ему сообщал. Даже за пирогом в трактир кого-то сгонял и чаем меня поил.
Илюхин нахмурился:
— Тут дело понятное… Ротмистру, видно, свои люди в депо понадобились, вот он и беседы проводит, чтобы уши и глаза свои заполучить…
— Понятно, — вздохнул Пётр, потом вскинул голову: — А откуда он знает, что мы с Колькой поручения иногда выполняем?
Николай покосился на Петра, хмыкнул:
— О чем это вы, папаша?
— Ну, стало быть, так… — постукивая пальцами по краю стола, не реагируя на вопрос сына, проговорил Илюхин. — Есть о чем подумать… — он встал, посмотрел на парней: — Разберемся… Такое, видать, время перемен наступило… А сейчас — спать!
Глава втораяПО СЛЕДАМ БРАТЬЕВ ЗЫКОВЫХ
Широкое лицо купца Федулова побагровело от возмущения. На большом круглом носу выступили капельки пота. Вытащив короткие пальцы из курчавой бороды, он воскликнул, обращаясь к присяжному поверенному:
— Нет, вы подумайте, Ромуальд Иннокентьевич! Ведь это двадцать тысяч! Двадцать!
Озиридов сокрушенно покачал головой. Ему было глубоко наплевать на потерянные деньги купца, но как человек, ведущий его дела за весьма неплохое вознаграждение, он был просто обязан выказать свое сочувствие. И это у него получилось. Федулов благодарно закивал:
— Вот вы-то понимаете!.. А эти, — он возмущенно мотнул головой куда-то в сторону окна. — Злорадствуют! Второв узнал, приплелся соболезнования высказывать, а у самого на морде довольствие написано… Тьфу!
Парфён Лаврович прочувственно плюнул на дорогой персидский ковер, постеленный в кабинете неделю назад, и размазал плевок сапогом. В другое время и в другом месте Озиридов бы брезгливо поморщился. Сейчас же он сделал вид, что охвачен внезапно пришедшей идеей, как можно спасти федуловские деньги:
— Что следователь-то сообщает?
Федулов оскалил крепкие желтые зубы:
— А-а-а… Сидит, задницей казенную обивку на кресле протирает! Нету, говорит, разбойников, как в воду канули, не можем сыскать. Десять саней с наипервейшим товаром, это же не иголка в стогу сена! Начхать мне на разбойников! Мне товар нужен! Это же двадцать тысяч!
— И никаких следов? — решил уточнить Озиридов.
— Это же надо сноровку проявить, — огорченно махнул рукой купец. — А он сидит в своем Барнауле, какие уж тут следы? Поди, дальше Бийска и не ездил. А ведь чтобы спымать, надобно, как гончаку, все обегать, к каждому столбику принюхаться…
Озиридову сравнение купца не понравилось, но он опять виду не показал, а спросил:
— Парфён Лаврович, вы не пробовали следователя презентиком порадовать? У него, говорят, прелестная молоденькая женушка, и он от нее без ума… — Озиридов доверительно хихикнул: — Мне говорили, что она ему рожки пристраивает…
— Во-во, оно и видно, что размазня! — явно не разделяя веселости присяжного поверенного, досадливо проговорил Федулов. — Намекнул я ему на благодарность, так он этакую харю состроил… Антиресно, с его, что ли, вонючего жалованья эта фифа белье мыть в Париж отправляет?
— Неужто не взял? — удивился Озиридов. — Чудеса! Он же не первый год работает, грамотный юрист, ему ли не знать, что это не взятка, а должностной проступок?.. Если бы что противозаконное делал, тогда понятно, но здесь-то… Искать преступников его прямая обязанность, ну и бери на здоровье. Это подарок, и самое страшное, что ему грозит по закону, — штраф, ну в худшем случае увольнение от должности… А кто бы его стал увольнять? В наши края образованные люди не очень охотно едут. Странно…
— То-то и оно… — огорчился Федулов. — А деньги мои — тю-тю…
Озиридов помолчал задумчиво, потом поднял палец вверх:
— Парфён Лаврович, а вы случайно с неким Охломовым не знакомы?
— Как же не знаком? — озадаченно сказал Федулов. — Очень даже и знаком. Если вы об Иване Охломове, прасоле, что скот из Монголии гоняет, так мы с ним на Каинской ярмарке изрядно попили.
Озиридов возбужденно потер ладонью о ладонь:
— На его денежки мадам Виноградова белье в Париж отправляет стирать. Вы бы с ним переговорили, а он со своей прихехешницей. Ну а она мужу на ушко нашептала… Вот и сдвинулось бы дело с мертвой точки…
— Пустое, — отмахнулся купец. — Рожа у следователя не та, доверия не внушает. Спит он, что ли, на ходу? Мя-мя-мя… Му-му-му… Квелый. Уж ежели бабу свою ублажить не может, не будет проку и на службе.
Ромуальд Иннокентьевич понятливо закивал. Федулов посмотрел на него, вздохнул, как человек, принявший нелегкое, но правильное решение:
— Хочу вас попросить, господин Озиридов, справочки кое-какие навести по моему делу…
— Всегда рад вам услужить, — радушно прижав руки к груди, улыбнулся присяжный поверенный.
— Сомнения меня гложут, — Федулов понизил голос, встал из-за стола и присел рядом с Озиридовым на диванчик. — Не верю я, что разбойники… Не верю…
Озиридов вопросительно приподнял брови:
— А что же тогда?
— Возчики в этот раз такие были, что сами кому хошь головы поотрывают, — пояснил Федулов. — Понимаете? Проехать бы по тракту, разведать. Не мог же товар бесследно исчезнуть…
Присяжный поверенный слегка отстранился, проговорил:
— Вы говорите о расследовании в частном порядке… Я бы рад помочь, Парфён Лаврович, но… Ехать в этакую даль, да и дела у меня в суде… Я и без клиентуры могу остаться…
— Я в долгу не останусь, — улыбнулся купец, хотя в душе подосадовал, что Озиридов так крепко берет быка за рога, набивает цену. — Можете не сомневаться.
— Понимаю, понимаю, — с виноватым видом принялся убеждать его Ромуальд Иннокентьевич, — но, поверьте, не имею ни малейшей возможности…
— И дорогу оплачу, и другие расходы, — продолжал гнуть свое Федулов. — На гонорар не поскуплюсь. Слово твердо!
Озиридов поморщился, словно оскорбленный в лучших чувствах:
— Да я не из меркантильных соображений отказываюсь. Ей-богу, не могу… Да и какой из меня следователь?
— Вы же умнейший человек, — польстил Федулов, зная по опыту, как люди часто падки до похвал. — Вам ли, этакое не под силу?
— Какая же сумма? — ровным голосом поинтересовался Ромуальд Иннокентьевич.
— Я же сказал, двадцать тысяч! — радуясь, что дело сдвинулось с места, быстро ответил Федулов.
Озиридов смущенно погладил бородку:
— Да нет… На расходы…
— А-а-а… — расплываясь в довольной улыбке, протянул Федулов, окончательно убеждаясь в правильности своего выбора. — Триста рублей.
Озиридов поднял глаза к потолку, пошевелил губами, потом покачал головой:
— Не уложусь.
— Так это ж! — задохнулся Федулов.
— Шестьсот, — перебил его Озиридов. — И то при строжайшей экономии. И лишь из огромного к вам уважения…
— Ежели товар отыщете, я, соответственно, добавлю, — пообещал купец.
— Товар… — с сомнением проговорил Озиридов. — Ищи ветра в поле… Непосильная задача…
Федулов заерзал.
— Бог с ним, с товаром. Хотя бы преступников найти, уж я с них вытрясу свое!
— Они давно уже всё пропили, — напряженно рассмеялся Озиридов.
— Не скажите, Ромуальд Иннокентьевич, — рассудительно проговорил Федулов. — За каждым разбойником купец стоит… Подозрительно мне, что Зыков сам напросился в извоз. И как все вышло: работник сгинул, товара нет, а сыны живехоньки-здоровехоньки.
— Да уж… — согласился Озиридов и кашлянул. — Мы еще, Парфён Лаврович, не до конца обсудили финансовую сторону…
Федулов крякнул:
— Хорошо. На расходы пять сотен. Гонорар — еще пять.
— Хорошо… И десять процентов от возмещенных убытков! — сказал Озиридов и улыбнулся застенчиво, чтобы смягчить жесткость фразы.
— Это же две тысячи! — даже поперхнулся купец.
— Восемнадцать-то остается, — снова улыбнулся Озиридов. — Поймите, какому риску вынужден буду подвергаться. Чуйский тракт, лиходеи… Честно говоря, боюсь.
— Ох-хо-хо! — зачесал бороду Федулов. — Ладно, будь по-вашему!
— А Зыков, коего вы упомянули, — полюбопытствовал Озиридов, — не торгующий ли крестьянин из Сотниково?
— Он самый, — слегка удивился Федулов. — Шибко он суетился, когда в извоз напрашивался, сыновей из села спровадить хотел…
— Забавно… забавно, — подергал нижнюю губу Озиридов. — Вроде в Сотниково ничего, кроме убийства Кунгурова, не случалось. Я как раз виновного защищал…
Федулов выпрямился и вдруг шлепнул себя