– Сотня слуг отправилась на поиски в сотню мест, и наконец писатель обнаружен.
– Писатель? – прошептал я пересохшими губами. – Я не писатель…
– Молчи.
Девушки позади существа ахнули и зарыдали еще горше, но я не мог произнести ни звука. Чудовище своим приказом отняло у меня голос, перекрыло мое горло, словно засыпав его песком. Если бы я сумел разлепить губы, позвать на помощь или сделать что-то еще… Но я мог только в немом ужасе смотреть, как оно приближается. Оно подхватило сумку и, протянув руку, очень медленно начало обхватывать мою шею своими горячими пальцами. Мои глаза вылезли из орбит, перед ними танцевали искорки света, лишенные воздуха легкие отчаянно горели, а чудовище все сжимало свои мощные пальцы на моей шее.
Эти жуткие глаза-осы теперь были совсем рядом со мной, и я даже слышал слабое монотонное гудение… гул из бездонной ямы.
Шум смерти, кошмарный шум…
– Поднимается новое солнце, – прошипело существо, растягивая слова и высовывая язык, чтобы облизать свой безгубый рот. – Сейчас ты увидишь темноту, потому что твое солнце почти закатилось.
Вдруг раздался грохот, и девушки вскрикнули. Все вокруг погружалось в туман и отдалялось, пока я задыхался и терял волю к борьбе. И вдруг я почувствовал свободу, избавился от безжалостной хватки чудовища. Осев на пол, я почувствовал под собой сумку и закрыл ее своим телом, словно в попытке защитить.
Я услышал звук, будто стая шакалов смеялась прямо мне в ухо, и ощутил жаркое влажное дыхание на своем лице, а потом все исчезло, потому что я провалился в черное небытие.
Когда я снова открыл глаза, то увидел над собой темный кирпичный потолок, а подо мной лежал набитый сеном матрас. Превозмогая боль в каждой клеточке, я сел. Оказалось, что меня отнесли в угол и оставили отдыхать. Через окна проникали рассветные лучи солнца, в мягком свете свечей блестел алтарь. Вверх медленно поднимались серые, похожие на ленточки струйки фимиама. Три девушки в льняных платьях мыли пол и стены, покрытые красными пятнами.
На полу передо мной виднелись лужи крови, кое-где уже запекшейся, а посреди комнаты лежало тело многоглазого чудовища. Осы уже не шевелились, потому что существо было мертвым. Что-то или кто-то полностью разорвал ему челюсть, и теперь она неестественно отвисла, обнажив сломанные желтые зубы. Казалось, монстр распахнул пасть в бесконечном крике.
Я был слишком изможден, чтобы испытывать страх или отвращение. Я облокотился спиной о стену и с облегчением вздохнул, заметив сумку, которая лежала рядом со мной на матрасе. Моя одежда тоже была в пятнах крови, издававших отвратительный запах.
– Проснулся? Замечательно.
В дверях кухни появился раздетый по пояс молодой человек. Он был высоким и мускулистым. Его торс покрывали старые шрамы, прорезавшие густую поросль на груди. Аккуратно переступив через чудовище, молодой человек подошел ко мне. В зубах он зажал конец бинта, чтобы перевязать глубокую рану на своей правой руке.
– Как твое горло, дружок?
– Ты заблудился? – с трудом спросил я, дотронувшись до шеи.
Молодой человек от удивления замер, и конец бинта вывалился у него изо рта. Потом откинулся назад и рассмеялся. В свете, исходящем от алтаря, его темная кожа отливала золотом. Я обратил внимание на татуировки на его руках и ногах – сплошные ряды симметричных иероглифов, словно выведенные на коже опытным писцом.
– Я в пути. Не волнуйся, Бенну, я здесь, чтобы позаботиться о тебе и помочь пройти остаток пути.
Я вздохнул и молча вознес благодарственную молитву. Молодой человек вышел и вернулся, держа в руке небольшую чашку, от которой исходил цветочный аромат с примесью запаха козьего молока. Опустившись возле меня на колени, он дождался, пока я крепко взял ее в руку. Чашка была еще горячей, когда он передал ее мне.
– Выпей, это облегчит боль.
У него был северный акцент, и говорил он грамотно. Скорее всего, он вырос и получил образование в одном из аристократических домов на севере королевства.
– Тебя прислали Мерит и Хрисеис? – спросил я.
– В некотором смысле. Пей. – У него были странные глаза. Не карие, как мне показалось вначале, а темно-фиолетовые. – Тебя трудно отыскать, Бенну, и это очень хорошо. Они тебя повсюду разыскивают, и сейчас тоже ищут. Устроили облавы во всех наших храмах и убежищах от Бухена до Мейдума. Только благодаря помощи Матери я нашел тебя здесь в самый последний момент.
– Облавы? – Наконец чай или то, что было в чашке, успокоили мое огнем горевшее горло. Боль в спине и ногах утихла, и я, испытывая облегчение во всем теле, сделал еще один глоток. – Неужели жрецы старых богов послали против нас свое войско?
– Нет, это что-то новое, – сказал он. – Хуже, чем прежде. Таких существ мы никогда еще не видели. Они поклоняются тому, кого зовут Пророк. Он принимает обличье фермера, хотя вовсе никакой не крестьянин. Их появляется все больше и больше, они идут с востока, эти Нефилимы[2] и Арбитры Пророка.
– А ты? – спросил я. – Как мне называть человека, который убивает чудовищ с осами вместо глаз?
Он усмехнулся и провел покрытыми рубцами ладонями по лбу и черным волосам, от самых корней заплетенным в аккуратные косички.
– Кхент, – произнес он, склонив голову. Острый подбородок и тонкий нос придавали ему сходство со скульптурой. – У нас будет время узнать друг друга лучше, Бенну. А сейчас ты должен отдохнуть и набраться сил. Через три часа мы выходим, потому что дело срочное, а дорога нам предстоит долгая.
Пока я трудилась в подвале над переводом, в доме надо мной поднялась суматоха.
Мужчины уже вернулись от родника и нашли записку Амелии. Казалось, все комнаты наполнены воплями Мэйсона Брина, который словно лишился рассудка, и оглушительным криком его отца. Даже сквозь слои дерева, кирпича и ковров я слышала, что мнения разделились. Страдающий Мэйсон утверждал, что нужно немедленно организовать поиски. Мистер Брин, наоборот, настаивал, что они должны обо всем забыть и без промедления отправиться в Лондон.
Я точно знала, что никто отсюда не уедет, но надеялась, что они отправятся в лес разыскивать Амелию и оставят нас в покое. Если повезет, мерзкий мистер Брин и похожее на волка чудовище с фиолетовыми глазами встретятся и у нас станет одной проблемой меньше.
Подумав еще немного, я решила, что не хочу возвращения монстра. Нет, я даже молилась о том, чтобы ослепительный свет Финча испугал его настолько, что он убрался бы далеко-далеко и навсегда.
Хотя в подземной библиотеке пахло сыростью и было темновато, я наслаждалась царившей там тишиной. В это утро я так переволновалась, что даже стала сомневаться, успею ли за одну неделю закончить перевод для мистера Морнингсайда.
– По крайней мере, – пробормотала я, поставив точку в конце строки, – материал нескучный.
Я поймала себя на мысли, что меня захватили приключения юноши Бенну. Чем дольше я читала дневник, тем больше понимала, почему мистер Морнингсайд им заинтересовался. Там упоминались Арбитры, и я могла предположить, что Бенну участвовал в древнем и, очевидно, до сих пор не разрешенном конфликте. Финч упоминал войну и противостояние, и мне надо было выяснить, содержит ли этот путевой дневник какие-нибудь ценные для мистера Морнингсайда сведения о его врагах. Я никак не могла понять, какое отношение все это имеет к Суду над ним и, прежде всего, как он узнал, что дневник содержит важную информацию. И чтобы в этом разобраться, необходимо было его прочитать.
Мои глаза начали уставать от напряженной работы при тусклом свете нескольких свечей, горевших голубым пламенем. Прошли часы, и в доме все стихло, так как мужчины отправились искать Амелию. Вероятно, ее уже увезли в Дерридон на повозке. Чиджиоке должен был нанести визит Джайлсу Сент-Джайлсу, чтобы поместить ее душу в какую-нибудь зачарованную птицу.
– Надеюсь, они подобрали ей стервятника, – произнесла я, отодвигаясь от стола.
Чтобы отдохнуть, мне нужно было немного размяться, поэтому я принялась ходить по комнате, тряся онемевшими пальцами и раздумывая о всяких вещицах, которые скрывал здесь мистер Морнингсайд.
Я могла бы неделями разглядывать все, что было здесь собрано, суя нос в каждый уголок. Тут были книги, написанные на языках, с которыми я ни разу не сталкивалась, и банки, наполненные какой-то жидкостью, которая пугливо жалась к дальней стенке сосуда, как только я приближалась. Также хозяин счел нужным хранить огромные фолианты, страницы которых были переложены засушенным чертополохом. Я прошлась мимо камина и уткнулась в угол библиотеки. Увидев прислоненную к полкам картину с четырьмя фигурами, я осторожно приблизилась, словно запечатленные на ней люди могли наблюдать за мной с другой стороны холста.
Наклонившись, я заметила, что изображение частично скрыто пыльной тканью – куском старой белой парчи, свисавшей свободными складками. Я подцепила край ткани и, подняв, принялась изучать картину и ее странных героев. Там были изображены трое мужчин и одна женщина. На невероятной красоты женщине было драпированное, как у римских статуй, одеяние пурпурного цвета, от которого даже ее кожа приобрела легкий розовый оттенок. Вплотную к ней стоял мужчина, и казалось, что они как-то связаны. Возможно, они приходились друг другу мужем и женой или братом и сестрой. Просторный черный плащ скрывал почти всю его фигуру, а вырезанная из дерева маска, словно увитая виноградной лозой, открывала лишь глаза и рот.
Остальные двое мужчин расположились чуть поодаль: один стоял, а другой сидел на низкой кушетке цвета слоновой кости. Я не могла разобрать, кем был стоявший человек, потому что его лицо, хоть и было завершено, было лишено привычных черт. Просто незаполненный кусок плоти – ни глаз, ни носа.
Жуткое зрелище, – с содроганием подумала я.
У человека должно быть лицо, хотя все равно было непонятно, что в нарисованном человеке без лица вызывало у меня такой безотчетный ужас. Возле безлицего сидел пожилой, пухлый, румяный человек. Он сильно напоминал пастуха, который приютил меня, когда я пыталась убежать из Холодного Чертополоха. И хотя он отнесся ко мне очень хорошо, глядя на его изображение, я почувствовала, как по коже ползет мороз. Его улыбка не была добродушной. Скорее она напоминала голодный оскал, а в глазах плескалось нечто похожее на безумие.