Его взгляд смягчился. Он кивнул и направился в вестибюль.
– Спокойно, Луиза, спокойно. Конечно, возьми собаку. В последнее время я немного… забросил дом. Всем занимается миссис Хайлам, но я тоже буду в этом участвовать, Луиза. Забирай Бартоломео. Я пройдусь по территории. Если среди нас есть волк и убийца, мы его найдем.
Глава 22
Было уже поздно, когда я открыла глаза и увидела, что дверь моей комнаты приотворена. Видимо, Бартоломео ушел и я осталась одна. Меня пробрала дрожь. В комнате было темно. Одна из свечей, которые я зажгла перед сном, едва мерцала – крошечный фитиль в расплывшейся лужице воска. Несмотря на то что поспала, я все еще испытывала усталость. Мне казалось, что я смотрю на себя со стороны, и мне никак не удавалось собраться с мыслями.
Смех. Откуда-то издалека доносился смех. В этот поздний час кому-то не спалось… Мне хотелось спать, но звуки празднования влекли меня к себе. Звон бокалов. Дружеская беседа. Неужели гости из шатра остались, продолжив веселье уже в доме? Я сомневалась, что миссис Хайлам допустила бы что-то подобное. Накинув на плечи шаль и прихватив огарок свечи в подсвечнике, я выбралась из кровати и на цыпочках направилась к двери.
Я выглянула в коридор и успела заметить черные рваные хвосты Постояльцев, скрывающиеся за поворотом. Их было трое, и все они спускались по лестнице в вестибюль. Я прошла мимо картин с птицами, теснившихся на стенах, – их очертания расплывались перед моими все еще измученными глазами. В доме царил жуткий холод, как будто теплые месяцы давно миновали и снова вернулась зима. Я видела собственное дыхание, облачком вылетающее изо рта, а кожу пощипывало – так бывало за несколько мгновений до того, как начинался снегопад.
Я шла за Постояльцами, стараясь держаться на несколько шагов позади. Они плыли передо мной, направляясь к кухне. Возможно, они тоже почувствовали что-то неладное. Смех доносился издалека, удаляясь по мере моего приближения. Мои босые ноги стыли на ледяном полу, но я продолжала идти вперед. Я пересекла вестибюль и заглянула в дверь кухни, успев заметить призрачные очертания Постояльца, выплывающего на лужайку. Куда они, черт возьми, собрались? Не считая Ли, я ни разу не видела, чтобы хоть кто-то из них покидал дом. Я все ускоряла шаги, пытаясь не отставать и прикрывая ладонью едва теплящийся огонек свечи.
Холодный воздух обжигал мои легкие, но смех приближался. Судя по всему, кто-то веселился от души. Постояльцы черными стремительными тенями скользили по траве. Решительно приблизившись к шатру, они юркнули внутрь. Сердце болезненно колотилось у меня в груди. Казалось, я стала свидетелем шутки, не предназначавшейся для моих ушей, беседы, в которой отсутствующему перемывали косточки. Оставив попытки сохранить огонек свечи, я бросилась бежать со всех ног, спеша пересечь двор прежде, чем здравый смысл вступит в свои права и заставит меня вернуться в постель.
Когда я ворвалась в шатер, он был ярко освещен серебристо-голубым сиянием. Не осталось и следа от чарующей красоты, сменившейся мертвенной неподвижностью и жутким запахом. Меня чуть не вырвало, и я поспешно зажала рот ладонью. Столы уже разобрали. Шатру, казалось, не будет конца, как и этому жуткому смраду. С ним не могла сравниться даже вонь в доках во время отлива. Или в конюшнях в жаркий летний день. Так могла пахнуть только старая испорченная плоть или тележка мясника в разгар лета. Запах, подобно туману, окружил меня удушливой стеной, но я наконец-то обнаружила источник смеха.
В дальнем конце шатра расположилась небольшая группа людей, которых я узнала даже со спины. Разумеется, тут были мистер Морнингсайд и Чиджиоке, миссис Хайлам и Поппи, но кроме них также Финч, Спэрроу, пастух и его собака. Что же их всех так обрадовало? И почему им вздумалось веселиться среди ночи?
Это все было неправильно. Это был сон, дурной сон, и я это уже поняла, но, к своему ужасу, обнаружила, что мне не удается проснуться. Я не могла вырваться из этого шатра и была обречена досмотреть сон до конца.
И я продолжала бежать. Я задыхалась и была уверена, что мне никогда к ним не приблизиться. А они смеялись все громче. Это уже был не смех, а хохот. И запах стал настолько невыносимым, что мне удавалось дышать только через ткань шали, но струйки зловония все равно просачивались в горло. Наконец мой бег закончился и я как будто оказалась под водой. Их голоса исказились и зазвучали глуше, а в смехе зазвучали безумные нотки. Они как будто принуждали себя смеяться назло мне.
Я остановилась как вкопанная. Я уже сожалела, что приобщилась к этой шутке. Их лица были перепачканы какой-то слизью из-за того, что они ели жадно и неряшливо. Перед ними на столе лежало мое тело – растерзанное и неузнаваемое, не считая лица, на котором недоставало глаз. Тут я увидела, что Поппи держит мои глаза в руке. Взвизгнув от удовольствия, она сунула их в рот.
– Они лопнули! – хихикнула она, и по ее подбородку потек серый сок.
От меня уже почти ничего не осталось – только голова с пустыми глазницами. Большой Граф тыкался носом в оставшиеся на столе внутренности, вся его морда была перепачкана липкой кровью. Даже пастух принимал участие в этом пиршестве – его глаза светились безумным восторгом, а красные от крови зубы все жевали и жевали.
Я попятилась, чувствуя, что меня вот-вот вывернет. Ноги мои подкосились, но мистер Морнингсайд взял меня за плечи и вынудил подойти к столу. Я ощущала, как от него несет мертвечиной, а его недавно безупречный костюм был покрыт пятнами.
Он озабоченно нахмурил лоб, окровавленными пальцами приподнял мой подбородок и пристально всмотрелся в мое лицо. Затем мистер Морнингсайд выпятил губы и склонил голову набок.
– Ты заблудилась, дитя? Ты заблудилась?
– Луиза, ты не спишь? Луиза! Проснись!
Я не спала. Я не спала? Как ни странно, мои глаза были уже открыты, но только теперь ко мне начало возвращаться нормальное зрение. И я все еще задыхалась и давилась, борясь с тошнотой. Я зашлась в кашле и едва не врезалась головой в две пары встревоженных глаз. На моей кровати сидели Поппи и Бартоломео, склонившись так низко, что я ощутила на лице их дыхание. Я почувствовала на подбородке влагу. Я продолжала кашлять. Да что со мной такое? Неужели сон способен оказывать столь мощное воздействие? Я смущенно провела ладонью по подбородку, ожидая почувствовать стекавшую во сне слюну. Вместо этого я разглядела на своих пальцах розовую пену.
Черт…
– Почему ты плюешься чем-то розовым? – спросила Поппи, ткнув пальцем в мою руку. – Луиза, это очень странно. Ты заболела? Может, позвать миссис Хайлам? Она точно знает, что делать.
– Нет! – испуганно и оттого слишком громко воскликнула я. Схватив с прикроватной тумбочки шаль, я поспешно вытерла рот. О боже, сколько же этой пены! – Это… Для Подменышей это нормально.
Брови Поппи взлетели вверх. На морде Бартоломео отразилось недоверие.
– Правда? Мне кажется, это очень неудобно.
– А… в общем, ты права, – согласилась я, натянуто улыбаясь. – Это… э-э… иногда бывает, когда нам снится что-то плохое. Я все собираюсь спросить об этом мистера Морнингсайда. Он столько всего знает об Ином мире.
– Отличная идея! – рассмеявшись, воскликнула Поппи.
Она спрыгнула с кровати, и собака последовала за ней, хотя и гораздо медленнее. В том месте, где всю ночь лежал, охраняя меня, Бартоломео, мои ноги горели огнем. Я посмотрела в сторону двери и содрогнулась. Мне почудилось, что я все еще ощущаю то жуткое зловоние из сна, как будто оно продолжало сохраняться где-то у меня в горле.
– Ой! – Поппи резко остановилась и обернулась ко мне, прислонившись к дверному косяку. Поднеся руку ко рту, она прикусила пальцы и осмотрела комнату, избегая встречаться со мной взглядом. – Я совсем забыла, зачем тебя разбудила. В общем, тебе надо поскорее умыться. Луиза, у тебя гость.
– Гость? – Я натянула на себя одеяло, спрятав перепачканную шаль. – Кому я могла понадобиться?
– Это твой отец, глупенькая. Он ждет тебя внизу!
Только этого мне сейчас и не хватало.
Но ты же хотела этого, – напомнила я себе. – Розовая пена… Пена… Совсем как в дневнике, с теми двумя девушками… О боже, а теперь мой отец, мой настоящий отец. Мой настоящий отец, который оставил мою мать и меня, заставил страдать от нищеты и унижений, который позволил тому пьяному идиоту оскорблять и обижать меня. О боже… О боже…
Я одевалась дольше обычного, и не только потому, что пыталась выиграть время. Я хотела выглядеть прилично. Я мало что могла поделать с простым платьем и косынкой служанки, но, во всяком случае, мой фартук был отглажен, а волосы заплетены в красивые косы. И хотя нервное напряжение в душе нарастало подобно громоздящимся на горизонте грозовым тучам, я пыталась найти хоть какое-то удовлетворение в том, что заставляю его ждать. Кройдон Фрост… Я не знала даже, кого ожидаю увидеть. А кого ожидает увидеть он?
Уж точно не некрасивую девочку с длинным лицом, прилизанными волосами и черными глазами. Большинство отцов хотели бы видеть своих дочерей настоящими красавицами. О боже, этого отца ожидал настоящий сюрприз. Когда я была готова или почти готова, я спокойно пошла по коридору, напомнив себе, что должна демонстрировать безразличие. Надо признаться, в глубине души я сгорала от любопытства. Я не могла справиться с волнением, даже зная, что он негодяй и мерзавец, покинувший свою дочь.
Меня ожидала разгадка тайны, подарок, вскрытый наконец рождественским утром. С другой стороны, это мог быть шок – змея, свернувшаяся в траве и ожидающая удобного момента, чтобы укусить.
Дверь в комнату Мэри была закрыта. Я остановилась около нее и осторожно постучала. Тишина. Я постучала снова, затем тихонько сказала:
– Я зайду чуть позже. Обещаю. Мне так много надо тебе рассказать. Отдыхай, Мэри.
Я понимала, что тяну время. К тому же, оставаясь наверху, я имела некоторое преимущество. Галерея второго этажа выходила в вестибюль, деля с ним сводчатые стены и потолок, а также жутковатые картины с птицами. Поэтому я попятилась от двери, сделала несколько осторожных шагов к перилам и выглянула из-за них, пытаясь разглядеть этого человека прежде, чем он увидит меня. Я считала, что имею право разглядывать его столько, сколько сочту нужным. Я надеялась, что это поможет мне рассеять страхи, придаст храбрости.