отя мне тоже больно думать о том, что одна канонизированная русской церковью святая Александра Федоровна плакала, когда узнала о том, что Распутин убит, а другая канонизированная русской церковью Елизавета Федоровна посылала, действительно, убийце Распутина приветственные телеграммы. Это опять-таки трагический раскол в русской истории, в котором никто не виноват. Такая у нас история. Другой истории у нас для нас самих нет.
И, кстати, еще один очень важный факт: (я понимаю, что всем очень хочется говорить о роли Распутина, а о самом человеке забыть) тот факт, что этот человек принят мученическую смерть, как бы ни относились к его жизни, в каких бы грехах он бы ни был повинен. Это тоже высвечивает весь этот сюжет в каком-то новом свете. Потом, не будем забывать, как поступило Временное правительство и Керенский с телом Распутина, который был похоронен. Его достали, и тело было сожжено и развеяно по ветру. Этот ужасный акт вандализма по отношению к Распутину прекрасно ставит диагноз тем людям, которые пришли к власти в феврале 1917-го года, и многое объясняет в истории этого неудавшегося демократического периода.
Поэтому я против одного: против того, что мы стали относиться облегченно к ответам на очень сложные вопросы и выносим однозначные вердикты — виновен, невиновен, хороший, плохой. Это была очень мучительная история, которая требует от нас понимания, сострадания, любви, уважения. И вот здесь, мне кажется, осуждать никого не надо, в том числе даже Протопопова.
Млечин: Спасибо. Владимир Михайлович, пожалуйста.
Лавров: Абсолютное большинство историков согласно в том, что Россия шла к революции. Она произошла бы, даже если бы Распутина вообще не было бы. Это безусловно. Можно ли было этого избежать? Чтобы этого избежать, нужно было, с одной стороны, быть таким вот государственным преобразователем, каким был Столыпин, и одновременно таким кровавым усмирителем, как Петр I. Николай II не был ни тем, ни другим. Он обладал другими качествами, благодаря которым он стал русским святым.
Сванидзе: Прошу Вас, Сергей Ервандович. Ваши вопросы.
Кургинян: Скажите, пожалуйста, вот генезис раскола.
Варламов: Вы имеете в виду какой раскол?
Кургинян: Вы говорите: произошел раскол в царской семье, произошло то самое. Но у этого раскола есть генезис.
Варламов: И?
Кургинян: Имеем мы право обсуждать генезис?
Варламов: Имеем, конечно.
Сванидзе: То есть происхождение и развитие.
Кургинян: Да. Происхождение, развитие, причину.
Варламов: Я думаю, что в значительной степени Романовы, в отличие от Николая Александровича и Александры Федоровны, были людьми, к сожалению, которые плохо соответствовали той роли, которую они были призваны исполнять. Елизавета Федоровна — это особый случай, но, в принципе, они часто нарушали те обязанности, которые должны были выполнять. Я имею в виду и морганатические браки, я имею в виду достаточно холодное отношение к религии у очень многих из них. Это были люди, которые — опять-таки тут не должно звучать осуждений, это скорее констатация факта — вряд ли понимали, что происходит с Россией, и жили достаточно отдельной от нее жизнью. И Александра Федоровна, и Николай Александрович очень выгодно отличались от них на этом фоне. И поэтому это тоже обусловливало их одиночество среди…
Кургинян: Даже матушка не понимала ничего?
Варламов: Ой, что касается матушки… Я, честно говоря, хуже представляю себе личность этой женщины…
Кургинян: Мне, по-моему, кажется, что она была умнейшей женщиной.
Варламов: Очень может быть.
Кургинян: Политически очень тонкой.
Варламов: Я не чувствую себя экспертом в этой области, но, честно говоря, я думаю, что все они находились на очень…
Сванидзе: По воспоминаниям, очень умная, тонкая, сильная женщина.
Кургинян: Да, волевая.
Варламов: Понимаете, нам очень легко судить и размышлять так. Я тоже так думаю: как было бы хорошо, если бы Распутин лечил наследника, сидя в Сибири, и ничего бы не было. Больше того, я говорил вчера о митрополите Вениамине Федченкове, который оставил лучшие, на мой взгляд, воспоминания о Распутине. У него в его книге воспоминаний «На рубеже веков» есть еще один эпизод, с Распутиным никак не связанный, но очень показательный: он говорит, что в той деревне, где он вырос, была старуха, которая умела останавливать кровь. Но если представить, что в царский дворец попал бы не Распутин, а эта старуха, то действительно, может быть, русская история пошла бы каким-то другим путем. Но она пошла именно этим путем.
Кургинян: Вы согласны, что кому много дано, с того много спрашивается.
Варламов: Вы имеете в виду кого?
Кургинян: Мы имеем в виду, что мы, конечно, должны сострадать властителям, но должны ли мы сострадать и подданным?
Варламов: Всем должны сострадать.
Кургинян: Ну, а если по вине властителей гибнут подданные, то как нам быть?
Варламов: Нам надо понимать некоторую неразрешимость, трагическую неразрешимость этой ситуации.
Кургинян: А исторические уроки?
Варламов: Мне, честно говоря, слова «исторические уроки» набивают оскомину от советской школы. Я вот лучше вспомню «Медный всадник», где очень хорошо показано поэтом, который лучше многих историков, я думаю, чувствовал, что такое русская история, вот это трагическое противоречие между маленьким человеком Евгением с его правдой и царем Петром с его правдой. И, в общем, не становился бы ни на чью сторону, а точнее — и на ту, и на другую.
Кургинян: Как сказать. Скажите, пожалуйста,
Сванидзе: Время.
Кургинян: …эта фраза вам ничего не говорит:
Где государь?
В своей опочивальне
Он заперся с каким-то колдуном.
Так вот его любимая беседа:
Кудесники, гадатели, колдуньи —
Все ворожит, как красная невеста.
Хотел бы знать, о чем гадает он.
Варламов: Ну и что?
Кургинян: Это «Борис Годунов».
Сванидзе: Спасибо! Завтра третий день слушаний по фигуре Григория Распутина.
Сванидзе: Здравствуйте! У нас в России, как известно, прошлое непредсказуемо. Каждое время воспринимает прошлое по-своему. В эфире «Суд времени». В центре нашего внимания исторические события, персонажи, проблемы, их связь с настоящим.
У вас, нашей телевизионной аудитории, также будет возможность высказаться, то есть проголосовать. Такая же возможность будет у сидящих в зале.
Сегодня третий день слушаний по теме: Григорий Распутин — жертва мифотворчества или разрушитель монархии?
В том, что при императорском дворе появился Распутин, нет ничего удивительного. И до него при дворе было много шарлатанов: француз Филипп, Митька Козельский, кликуша Агинушка, гадалка Гриппа пророчили, поили голубиной водой, гипнотизировали. Нечего удивляться на царскую семью с больным наследником: в 17-м году целую страну соблазнят абсолютным шарлатанством.
Напоминаю вопрос слушаний: Распутин — жертва мифотворчества или разрушитель монархии?
Мы запускаем голосование для нашей телевизионной аудитории. Номера телефонов на экране.
Обвинитель на процессе — политолог, президент Международного Общественного Фонда «Экспериментальный Творческий Центр» Сергей Кургинян.
Защитник на процессе — писатель Леонид Млечин.
Прошу вывести на экран материалы по делу.
Материалы по делу.
«Страна, государь которой направляется „божьим“ человеком, не может погибнуть», — писала императрица Александра Федоровна о Григории Распутине. Современники говорили, что Распутина и императрицу сблизила болезнь цесаревича Алексея. Как отмечал гувернер наследника, Пьер Жильяр, мать ухватилась за надежду, которую ей давали, как утопающий за руку. Многие историки сегодня считают, что Григорий Распутин, вопреки ожиданиям Александры Федоровны, приблизил гибель империи. Сведения о деятельности Распутина в царском доме крайне противоречивы: лечил цесаревича, занимался предсказаниями, фотографировался с императорскими детьми. Все. Остальное — слухи, фантазии и домыслы современников. Широко распространено мнение, что Григорий Распутин способствовал падению авторитета власти в глазах российских граждан. Скандалы, связанные с ним и царской семьей, обсуждались далеко за пределами столицы. Казалось, худшие ненавистники монархии не могли придумать такой язвы, как фигура Распутина. «Именно русский мужик позорил именно православную монархию именно в форме святости», — напишет впоследствии Солженицын. Убийца Распутина, князь Феликс Юсупов, отмечал, что сибирский мужик был олицетворением не агонизирующей монархии, а предвестником «красного» террора: «Мужик в грязных сапогах вошел во дворец и гулял по царским паркетам. Этими сапогами он растоптал вековую веру народа в царское служение».
Сванидзе: Итак, третий — последний — день слушаний по фигуре Григория Распутина.
Первый вопрос сторонам: стала ли распутинщина причиной краха монархии?
Прошу вас, сторона обвинения. Сергей Ервандович, Вам слово.
Кургинян: Мы же все уже убедились, что стала. Только не так, как это рассказывают в сказках: жила-была прочная здоровая монархия, пришел страшный дядька, Кащей-бессмертный, взял ее пальцем ковырнул, и она распалась. Не так это происходило, совсем не так. И это единственное, что важно понять — совсем не так. Существовала политическая система, именуемая царизмом. Эта система двигалась из какой-то точки, где она была вполне устойчивой, где ей было наплевать на любых Распутиных: абсолютистская феодальная монархия с полупатриархальным базисом, то есть базой поддержки, опоры. Она двигалась в какую-то другую точку. Сначала освобождение крестьян, потом столыпинские реформы. Что это была за точка? Буржуазная монархия, бисмарковская модель, русский вариант.