Историку никогда не известны все факты, не говоря уж обо всех заблуждениях, влияющих на роль людей в цепи исторических событий. Однако сохранились достаточно полные данные об обстоятельствах, при которых (цитируем по официальному заявлению) «в 21.55 15 января 1920 года представители Политического центра <…> получили из рук чехословацкого высшего командования бывшего верховного правителя адмирала Колчака и бывшего премьер-министра Пепеляева». Если имеются пробелы, то не того сорта, что вызывают сомнения в достоверности складывающейся картины. Мы знаем, что было сделано, как сделано и почему сделано. Генерал Жанен и генерал Сыровой несут полную ответственность за происшедшее. История, сделав скидки на их трудности, должна предъявить им обвинение как инициаторам гнусного злодеяния.
Глава 22Окончательное уничтожение
Так заканчивается не очень сильно дискредитирующая авантюра.
Это заключительная фраза из документа министерства иностранных дел об аннулировании поста британского верховного комиссара в Сибири. За буквой «X» скрывается составивший документ заместитель министра лорд Хардинг, за буквой «К» – внесший поправки лорд Керзон, министр иностранных дел.
Ни одна из держав, участвовавших в интервенции, не могла бы вынести более честный вердикт своей собственной деятельности в Сибири. Правда, первоначальная цель была достигнута. Транспортные корабли с последними частями Чехословацкого легиона отплыли из Владивостока 30 ноября 1920 года. Хотя чехи, как и белые русские, получали материальную помощь от Антанты, нельзя сказать, что интервенция внесла значительный вклад в успешный вывод легиона из Сибири. События доказали, что чехи были вполне способны выпутаться сами и сделали бы это гораздо быстрее при отсутствии в Сибири войск Антанты. В действительности их присутствие отрицательно повлияло на судьбу легиона, ибо, хотя японские и американские гарнизоны защищали от партизан железную дорогу восточнее Байкала, войска Антанты провоцировали деятельность партизан, оскорбляли национальные чувства русских и стимулировали революционные волнения в несравнимо большей мере, чем проезжающие мимо чехи, а использование этими иностранными войсками подвижного состава и железнодорожных сооружений неизбежно задерживало движение легиона к побережью.
Кроме всего этого, единственную прямую угрозу успешному выводу чехов из Сибири представлял Семенов, и по единственной причине – за ним стояли японцы. Без них Семенов был бы не более значителен, чем несговорчивый начальник станции, и без них он не стал бы рисковать и упорствовать слишком долго.
Чехи ставили всего лишь одно обязательное условие: безопасную базу для себя во Владивостоке. Они взяли под контроль порт малой частью своих сил еще до того, как в поле зрения появился первый солдат союзников. Впоследствии не произошло ничего такого, что помешало бы им удерживать порт без всякой помощи, а если бы возникла внутренняя или внешняя угроза безопасности Владивостока, стоявшие в гавани союзные военные корабли являлись достаточной гарантией того, что ничего серьезного случиться не может. Короче говоря, чехи почти ничего не выиграли от неуклюжей и противоречивой интервенции и прекрасно обошлись бы без нее.
Ликвидация колчаковского режима привела к созданию в Восточной Сибири условий, граничащих с анархией. Однако в начале апреля 1920 года были заложены основы некоего буферного государства, известного как Дальневосточная республика, постепенно утвердившегося на большей части территории между озером Байкал и Тихим океаном. Хотя Дальневосточная республика отменила частную собственность на землю, она скорее была радикальной демократией, чем авторитарным государством в советском духе, и за два с половиной года своего существования оставалась номинально независимой от Москвы. Фактически же являлась сателлитом, обязанным жизнеспособностью скорее желанию советского правительства оградить свои восточные границы от прямого контакта с Японией, чем стремлениям сибиряков к автономии. В октябре, после изгнания Семенова, правительство обосновалось в Чите. Семенов перелетел на аэроплане в Маньчжурию, где четверть века спустя нашел самый непредсказуемый конец.
Отплытие последних американцев весной 1920 года и последних чехов восемь месяцев спустя лишило японцев уважительных причин для сохранения большого экспедиционного корпуса на российской территории. Однако в марте партизаны уничтожили японский гарнизон Николаевска, находящийся в устье Амура, и убили всех японских граждан, живших в городе[45]. Население Японии было шокировано, и как раз перед отплытием последнего американского транспортного корабля Токио выступил с заявлением о тревожной ситуации на российском Дальнем Востоке, угрожающей не только жизни японцев в Сибири, но и «всеобщему миру» в Корее и Маньчжурии. Из этого следовало, что японские войска не могут быть выведены «немедленно». Однако японцы сократили свою зону оккупации до прибрежных территорий, включавших Владивосток, и в 1922 году покинули Россию. В следующем месяце Дальневосточная республика, словно марионетка, которую дернули за ниточки из Москвы, проголосовала за собственную ликвидацию, и власть перешла к большевикам.
Трагедия подошла к концу, актеры разошлись: некоторых ждало забвение, многих – из белогвардейского лагеря – нелегкая судьба. Не все исчезли из вида мирового сообщества. Генерал Сыровой занимал пост военного министра в чехословацком правительстве во время Мюнхенского соглашения 1938 года (англо-франко-германо-итальянский сговор об отторжении Судетской области у Чехословакии. – Примеч. пер.). После войны его приговорили к пожизненному заключению за сотрудничество с немцами, и генерал умер в 1953 году. Генерал Гайда был предан суду за измену и оправдан в 1926 году, вступил в фашистскую партию и за это (хотя он и отказался иметь дело с нацистами во время немецкой оккупации своей страны) в 1945 году оказался в одной тюрьме с Сыровым. Позже он был амнистирован. Генерал сэр Альфред Нокс, выйдя в отставку, сделал головокружительную карьеру в парламенте.
Но есть еще два человека, которые заслуживают более подробного упоминания, поскольку каждый из них по-своему оказал серьезное влияние на крах Колчака: атаман Семенов и генерал Жанен.
Побег Семенова в Маньчжурию явился прямым следствием отхода японцев к побережью. В первые месяцы 1920 года авангардам Красной армии было еще далеко до Байкала, но к западу и востоку от Читы росло и крепло партизанское движение. Маленькая отчаянная армия атамана была недисциплинированной, и он терял последние остатки своей власти. Не дожидаясь худшего, он бросил свое маленькое царство и своих людей на произвол судьбы. Еще до того, как аэроплан Семенова покинул Читу, золотые и серебряные слитки и другая его добыча были, с любезного разрешения японцев, переправлены в Маньчжурию.
Там он и жил до конца своих дней, если не считать поездки в США, откуда его депортировали после скандала и судебного преследования. Наряду с укреплением японцев в Маньчжурии усиливалась и зависимость от них Семенова. Можно предположить, что он фигурировал во многих их туманных заговорах и планах, нацеленных против его духовной отчизны – Монголии.
Всю свою жизнь Семенов был удачливым хищником, сеявшим неприятности, обустраивавшим свое гнездышко и быстро удиравшим при приближении опасности. Есть некоторая ирония в том, что в конце концов он покорно сдался режиму, которому энергично противостоял двадцать пять лет если не делами, то словами. Когда в конце Второй мировой войны Красная армия победила японские маньчжурские войска в военной кампании, длившейся едва ли неделю, Семенова арестовала русская служба безопасности в Дайрене.
В августе 1946 года с семью другими белыми русскими, самым знатным из которых был князь Ухтомский, Семенов предстал перед Военной коллегией Верховного суда СССР. Всем восьми подсудимым предъявили обвинение в многолетней антисоветской деятельности и в службе японцам. Показания против них с готовностью давал пленный японский старший офицер. О прошлом Семенова в период Гражданской войны почти не говорили, но утверждали, что весной 1917 года он пытался организовать заговор с целью убийства Ленина и других советских лидеров.
Всех обвиняемых признали виновными. Двое получили большой срок тюремного заключения в трудовых лагерях, пятерых приговорили к смерти через расстрел. Семенова повесили. Справедливость, парадоксально воплотившаяся в сталинском трибунале, настигла человека, который, превратно толкуя ее, убил, покалечил или разорил бесчисленное множество невинных людей.
Когда новости о случившемся в Иркутске достигли Парижа, французское правительство освободило генерала Жанена от командования и приказало ему вернуться во Францию, не афишируя, однако, этих своих действий. Жанен покинул Харбин в апреле, но до отъезда принял от генерала Дитерихса на хранение три чемодана и сундук, содержащие триста одиннадцать предметов реликвий из Екатеринбурга, относящихся к царской семье. Кроме документов и фотографий, ценный груз состоял из «десятков трех фрагментов костей, небольшого количества человеческого жира, накапавшего с поленьев (на которых сжигали тела), волос, ампутированного пальца, который эксперты идентифицировали как безымянный палец императрицы, обугленных остатков ювелирных изделий, маленьких иконок, крохотных остатков одежды и обуви, таких металлических деталей, как пуговицы, обувные пряжки и пряжка от ремня царевича, кусочков окровавленного ковра, револьверных пуль и так далее». (Печальный перечень не включал зубов, и Жанен объяснял это тем, что трупы были расчленены и головы, запакованные в древесные опилки, забрал человек со зловещим именем Апфельбаум[46]. Жанен твердо верил в то, что царя казнили немецкие агенты.)
Эти останки Романовых были собраны во время судебного расследования убийства, и разные люди в Харбине – среди них Роберт Уилтон, один из корреспондентов «Таймс» в Сибири, и Пьер Жильяр, учитель-француз, входивший в число домочадцев царя, – пытались организовать их вручение великому князю Николаю, старшему из выживших членов семьи, в то время находившемуся во Франции.