По какой-то причине Жанен решил снабдить рассказ о своем участии в передаче реликвий сомнительными таинственными подробностями. Напомнив о собственных тесных связях с царем (который однажды в разговоре с французским политиком назвал его «мой друг генерал Жанен»), он рассказал, как британских представителей власти попросили взяться за перевозку реликвий в Европу, но они отказались. За этим нежеланием сотрудничать Жанену почему-то чудилось влияние жены британского консула в Харбине, «по слухам, родственницы Троцкого». Жанен с готовностью ринулся в образовавшуюся брешь. Когда сгустились сумерки, Дитерихс и Гийар внесли в его вагон три чемодана и сундук. Они доложили, что за ними следовали «тревожащие силуэты», растворившиеся в темноте при встрече с чешскими часовыми. Из отчета Жанена невозможно определить, кто, по его мнению, имел виды на царские реликвии, как их намеревались присвоить и по каким мотивам. Тем не менее в Пекине он из предосторожности потребовал опечатать груз дипломатическими печатями, а когда в Шанхае погрузился на французский военный корабль, морские офицеры, как он вспоминал, «облегчили его задачу по охране чемоданов во время путешествия». Мы теряемся в догадках, от кого требовалось охранять реликвии на борту военного корабля. Мы также не знаем, как тленные останки выдержали путешествие через Индийский океан в самое жаркое время года.
Жанен, по его словам, считал себя хранителем царственных останков от имени Франции и был удивлен и раздосадован, когда, прибыв в Марсель, не обнаружил официальной торжественной встречи. Местный чиновник предложил генералу передать останки в ведение министерства иностранных дел, которое и проследит за тем, чтобы чемоданы дошли до великого князя Николая. Однако Жанену казалось, что такое развитие событий несовместимо с возложенными им на себя обязанностями, и перед отъездом в Париж, где должен был доложить о своем возвращении с Дальнего Востока, оставил реликвии на своей вилле близ Гренобля. Если читать меж строк его отчета, то за суетливыми рассуждениями о реликвиях чувствуется жалкая попытка оправдаться, отвлечь внимание от собственных сомнительных поступков в Сибири, подтвердить с помощью нескольких косточек и пуговиц свое право нести гроб на похоронах союза с Россией, когда-то столь много значившей для Франции.
Расчеты не оправдались. Жанена холодно приняли в Париже. Военный министр предупредил его, что он попал в немилость. Это подтвердил и министр иностранных дел при встрече, которую Жанен назвал «весьма оживленной». Вероятно, беседа была нелицеприятной – речь шла о расследовании поведения генерала по отношению к Колчаку. Расследование ни к чему не привело, однако Жанен не получил пост главы французской военной миссии в Праге, на который был самым очевидным претендентом. Чехи, высоко оценив заслуги генерала, отклонили его кандидатуру. Жанена отправили в отпуск, а в дальнейшем он служил на незначительных должностях.
В октябре 1920 года, шесть месяцев спустя после того, как Жанен взял на себя ответственность за царские реликвии, он сумел передать их соотечественникам Николая П. Казалось, они никому не нужны. Великий князь Николай отказался взять их на хранение на том основании, что он теперь всего лишь частное лицо. Бывшему русскому военно-морскому атташе в Париже, которого каким-то образом привлекли к решению проблемы, негде было хранить их. Жанен считал, что банковское хранилище не подходит, и останки должны быть выставлены для торжественного прощания.
В конце концов Жанен, по решению великого князя, передал реликвии старшему по должности российской дипломатической службы и получил расписку в трех экземплярах. Как ему сказали, реликвии отправят в штаб Врангеля в Крым, но вскоре режим Врангеля рухнул, и Жанен так уже и не узнал, что же стало с этим печальным грузом, который он так старательно доставил из Харбина. Он видел иронию судьбы в том, что все, что осталось от царской семьи, после столь долгого путешествия под охраной «иностранца с преданным сердцем» закончило свой путь во Франции (стране, когда-то бурно приветствовавшей русского царя), и никто не знал, обрели ли скорбные останки достойную могилу.
На этом мы можем проститься с «иностранцем с преданным сердцем», который не жалел сил, чтобы сохранить палец царицы, пряжку от ремня ее сына и много других мелких обугленных, глубоко чтимых предметов. Если бы Жанен так же позаботился о смелом человеке, интересы которого должен был защищать по долгу и по совести, Колчак обрел бы более достойное место упокоения, чем дно замерзшей Ушаковки.