В комнату вошел высоченный человек средних лет, с густой рыжей бородой. В одной руке гигант держал ружье, в другой – убитого зайца. Воробьев бросился рыжему на шею, и они расцеловались. Наши языки развязались, и мы познакомились. Наш молодой хозяин оказался скрывающимся от Врангеля коммунистом Ульяновым. В 1918 г. он был пропагандистом среди немецких оккупантов, доставлял литературу из Москвы в Севастополь и Харьков. Он вынужден был таиться в лесу под чужой фамилией от белой контрразведки. Ульянов очень обрадовался нам и предложил временно жить в казарме, чтобы сформировать отряды. Он ободрал зайца, мы вычистили картошку, – ужин вышел великолепным. Разговор не смолкал почти до рассвета…
Через экспроприации к формированию партизан
На утро нас разбудили пинки стражников. Они забрали наши винтовки и приказали одеться. Я подошел к помощнику пристава и, идя на страшный риск, назвал себя адъютантом Май-Маевского. – Я не знаю, кто вы такие, – тупо сказал стражник: – мне приказано доставить вас к приставу в деревню Каралез. В Каралезе нас под охраной поместили в дом к татарину Билял Османову, который отнесся к нам весьма дружески и снабдил продуктами.
Через некоторое время нас повели к приставу. Он, в форме поручика, сидел за столом. – Кто вы такие и каким образом попали на кордон?! – заорал он на нас. Но я окинул пристава начальническим оком и строго произнес: – Поручик, прежде чем разговаривать, встаньте, как полагается. Перед вами стоит капитан – адъютант генерала Май-Маевского. Чудом уцелевший документ, удостоверяющий мое адъютантство, и карточка удостоверения спасли нас. Поручик моментально вскочил, приложил руку к козырьку и дрожащим голосом залепетал: – Виноват, господин капитан. Мне донесли: на кордоне банда и часть ваших людей раздета. – Поручик, вы разве ничего не знаете о движении Орлова? Если мне понадобится, – я и из вас сделаю такого же оборванца. – Я небрежно ткнул в сторону своих «людей». – Вы своими действиями могли сорвать мне операцию. – Виноват, господин капитан. – Поручик, выдайте моим людям ружья и снабдите продовольствием из расчета на три дня. А сейчас вызовите по телефону генерала Лукьянова: я с ним буду говорить. – Господин капитан, телефон находится в восьми верстах на станции Сюрень. – Ну, так в другой раз не посылайте остолопов вроде вашего помощника на такое серьезное дело. – Слушаюсь! – и поручик облегченно вздохнул. Прощаясь, я окончательно «подобрел». – В ваших интересах я не буду доносить рапортом о происшедшем, а мое пребывание в этой деревушке храните в строжайшей тайне. Поручик, радостно стукнув каблуками, сказал: – Слушаюсь, все будет исполнено! Я скомандовал своим: – Ребята, за мной! Жители Каралеза смотрели на нас во все глаза. А пристав старался: – Господин капитан, может, лошадей вам дать? – Не беспокойтесь, поручик, они нам не нужны.
Мы быстро покинули деревушку, дорогу показывал татарин Билял Османов. После нескольких верст по горам и балкам мы вновь пришли к объездчику Евграфу, где долго смеялись над удачной комедией. Пристава удалось провести только из-за отсутствия у белых хорошей связи.
Первое предостережение!
Эту ночь мы провели в небольшой пещере с одним выходом; ее указал нам товарищ Ульянов. Безопасная и теплая спальня! Посреди пещеры разожгли костер; когда он прогорел, угли разгребли по каменному полу пещеры. Нагрев камни, мы сгребли уголь в сторону, постлали пол и сладко уснули, выставив посты. На утро мы вернулись на кордон Херсонесского монастыря, откуда решили разойтись по районам и городам; необходимо было ознакомиться с настроением масс и наладить связь с подпольными организациями.
В кордоне мы пристроили, в качестве рабочего, нашего еврея Вульфсона, выдав его за латыша. Товарищ Вульфсон совершенно обезножел из-за отсутствия сапог и нуждался в покое. Нелегко расставаться с боевым товарищем, особенно, в такой трудной обстановке. Но мы пригрозили отцу Викентию смертью, если он не убережет нашего товарища. Вторым нашим делом было навестить дядю Семена. У него мы познакомились с крестьянином Шуркой. Этот Шурка жил налетами на спекулянтов всех видов: грабил по дорогам и домам. Так как Шурка щедро делился с теми, кто оказывал ему содействие, и никогда не обижал бедняков, крестьяне относились к нему хорошо. Несмотря на все меры, принятые Врангелем, Шурка был неуловим. Он охотно рассказывал нам о своих похождениях; когда он начинал рассказывать о том, как он выскакивал из-за кустов, хватал лошадей за повод и наводил револьвер на седоков, – глаза его наливались кровью. Этот типичный былинный разбойник, подробно расспросив о целях нашего отряда, стал умолять, чтобы его приняли в нашу компанию. На войне хороши все средства. Шурка нам годился для связи, и мы взяли его с собой. Для нашей работы необходимы были средства. Пришлось, скрепя сердце, решиться на экспроприацию. Прихватив в Кадыковке двух скрывавшихся там революционеров, мы с Шуркой и Воробьевым двинулись к Чоргунской конторе лесозаготовок. Я оставил Шурку с двумя товарищами около дома; мы же с Воробьевым вошли в контору. За столом сидело девять хорошо одетых мужчин, шестеро из них в форме инженеров. Я внушительно сказал: – Господа, прошу не шевелиться. Морская севастопольская контрразведка. – Поручик, скажите, пусть застава и оцепление отдыхают (это – Воробьеву).
– Господа инженеры, кто имеет оружие, – положите на стол.
О дерево брякнули два браунинга. Я вцепился зорким подозрительным взглядом в ближнего чиновника:
– Вы Прилуцкого знаете?
– Нет, нет, – торопливо ответил перепуганный инженер.
– Вам придется следовать за нами, – многозначительно подчеркнул я. – А кто здесь является кассиром? Откройте кассу.
Мужчина средних лет дрожащими руками открыл несгораемую кассу.
– Поручик, посмотрите серию и номер билета.
Кассир подал пачку банковых билетов Воробьеву, а я вынул из бокового кармана чистую записную книжку.
– Какая серия и номер?
Воробьев назвал.
– Правильно, – процедил я сквозь зубы: – посмотрите следующую пачку.
Комедия развертывалась успешно.
– Откуда вы взяли эти деньги? – обратился я к кассиру.
– Из казначейства, господин начальник.
– Из казначейства ли производили обмен?
– Из казначейства. Вот, посмотрите, неразорванные пачки.
– Это не важно, – прервал я: —вам тоже придется одеться. Поручик, просчитайте, сколько денег? Воробьев зашуршал бумажками, инженеры стали просить меня не арестовывать их товарищей. – Они не виноваты ни в чем, господин начальник. – Я в этом сам уверен, господа инженеры – (здесь я был вполне искренен). – Возможно, что эти деньги попали в кассу по вине кого-либо другого. Напишите поручительство. – 83 тысячи доложил Воробьев.
Эти деньги, как мы узнали позже, предназначались на разработку лесозаготовок и шпал для постройки стратегической линии Джанкой-Перекоп.
– Поручик, заберите деньги. Я подмахнул шикарную расписку.
– Вот вам расписка в том, что мною отобраны деньги. Завтра явитесь к князю Туманову, и он даст вам основание на получение других денег. А теперь, господа инженеры, в ваших же интересах прошу в течение получаса не выходить из помещения, так как я буду производить недалеко от вас обыски и аресты. Все, как один, ответили: – Что вы, что вы! Мы до утра просидим, не выйдем. – Извините за беспокойство, господа инженеры, до свиданья. Поручик, за мной! Половину экспроприированных денег мы передали Пете Сердюку, члену подпольной организации среди крестьян Балаклавского района, половину взяли мы с Воробьевым для нужд революционного движения.
Новый провал и рост рабочего движения
Вместо нашего комитета, расстрелянного белыми, в Севастополе сорганизовался новый подпольный комитет. Во главе его стоял Крылов (Шестаков), секретарь профсоюза. Левый эсер – он убедился, что соглашательская политика отдаляет скорейшую победу пролетариата над капиталом, поэтому порвал с эсеровской партией. В состав комитета входили: Гитин (зубной врач), Клепин, Авдеев, уполномоченные от воинских частей и порта: Губаренко, Васильев (он же Александровский), Мулеренок, Кривохижин, Замураев, Борисов, Гевлич, Кибур, Фокин, Петров, Кирлак, Наливайко и Гинзбург. Комитет печатал воззвания и распространял их среди войск. Вскоре все было готово к восстанию. Для связи со мной комитет послал в район Балаклавы «барона» Мацкерле. Но один из подпольщиков, Николаев, подозревая барона в принадлежности к охранке, не выдал ему моего местопребывания. Предварительное совещание происходило на конспиративной квартире Гитина по Екатерининской улице, д. № 33, и последнее, с представителями от воинских частей, – на Корабельной стороне, по Николаевской улице, д. 86 (Клепина), – собралось 3 марта 1920 г.
Севастополь. Екатерининская улица.
В первую очередь было решено захватить штаб Врангеля и особый батальон при штабе крепости: среди солдат и даже офицеров было много распропагандированных коммунистами. Затем – занять почту-телеграф, все госучреждения, вокзал и суда, стоящие на рейде. Эта большая работа выпадала на долю войск, состоявших в ведении комитета и рабочих порта. Их насчитывалось до десяти тысяч. К трем часам ночи комитет распределил между всеми товарищами обязанности в момент восстания и назначил сроком переворота– ночь на 6 марта. И вдруг нагрянула контрразведка, затрещали пулеметы. Председатель комитета Крылов, не теряясь, стал жечь протокол заседания и другие бумаги. В комнату ворвался юнкер, крикнувший: «Именем закона вы…», но выстрелом Крылова в упор был положен на месте. Уполномоченные воинских частей бросились через окна и крыши. Все-таки контрразведка захватила Крылова (Шестакова), Клепина, Губаренко и нескольких представителей от воинских частей. Мулеренку, Васильеву (Александровскому) и другим удалось бежать. На квартирах схвачены: Гитин, Авдеев и несколько офицеров по частям; всего было арестовано двадцать семь человек. Арестованных распределили по группам. Десять человек предали военно-полевому суду. Контрразведка, захлебываясь от радости, смаковала события в передовой статье газеты «Юг». Рабочие напряженно следили за участью арестованных товарищей. В порту устраивались групповые собрания и через Крымпрофсоюз старались освободить арестованных.