– Марковцы, вперед! Поручик Иванов, ловите его, цепь вправо. Ухаживавшие за Петей Фирсов, Катя Григорович и Тоня Федорова услышали отчетливую команду «цепи рассыпаться вправо». Глямжо проснулся и сейчас же из-под подушки схватил браунинг, приложил его к виску, напряженно вслушиваясь в движение и шум, несшийся из леса. Вдруг резко раздается: – Поручик Иванов! Надежда, что идут партизаны, исчезла. Гриша с Катей подались по балке, укрывшись в лесах, лишь одна стойкая работница решилась на самопожертвование и не бросила раненого товарища. Это была Тоня Федорова. Тоня Федорова в горах среди партизан пользовалась симпатией, ее называли «наша боевая бабушка». Она стала уговаривать Петю, приводя такие доводы: – Раз белые шумят, то они не знают, что мы здесь. Могут пройти мимо. Петя потребовал, чтобы она удалилась, дабы не пожертвовать своей жизнью ради него. Тоня села рядом с ним, стараясь отвлечь его от этой мысли, успокаивая, что белые минуют их. Но шаги и голоса ясно направлялись к ним. Петя вторично предложил ей уйти и, не договорив фразы, выстрелил в висок. Тоня схватила его голову. Струйки алой крови сочились из головы. Он открыл глаза и, судорожно потянувшись, умер.
После этого Тоня побежала искать Гришу и Катю, нашла их в густых кустарниках, с горечью передала весть о безвременно ушедшем, столь любимом всеми, командире отряда. Положительно нам не везло в новом лагере! Мы отдыхали, отстукивали воззвания, готовились к дальнейшим операциям. В это время прибыли пять партизан: Васиенко, Туваев, Сапожников, Чаговец и Мальцев; они пришли из расформированного отряда, работавшего в Ялтинском районе под руководством Ясинского и Ословского. Они рассказали, что в Крым эвакуированы самые верные части «Единой Неделимой». Борьба с ними чрезвычайно затруднена из-за отсутствия средств и малочисленности партизанских отрядов. В то время, помимо нашего полка, в районе Старого Крыма работал отряд в шестьдесят человек, – но еще не связался с ревкомом, – да отряд Сережки Захарченко. Наши воззвания читались внимательно, но особенного результата не давали.
Приезд тов. Мокроусова
Лунный серебристый свет скользит по веткам, бросая яркие полосы на лагерь. Бежит по камням, переливаясь янтарным потоком, горный родник. Многочисленные костры красным заревом освещают вековые деревья и спящих вокруг них храбрецов. Лесную тишину изредка нарушают филин, случайно проснувшаяся зверюга, а также смена караула. Африканец, Гой и Киселев лежали в палатке, наслаждаясь причудливой картиной ночного ландшафта. Луна скрылась. Зашумели верхушки сосен, и лагерь окутался густым туманом. – Посмотрите, как изменилась картина, – сказал Гой.
В этот момент в палатку вбежал один из партизан, шепнув:
– Я стоял у большой дороги и слышал шорох цепи белых.
Через несколько минут партизаны бежали в цепи, держа винтовки наизготовку. Но, вмеcто белых, в серебряном свете освобожденной луны мы увидели оленей, они шли на водопой. И посмеялись же мы над часовым! У многих после неожиданной прогулки даже и сон прошел! Несколько партизан отправились бить полудиких свиней на смену надоевшей баранине. После ряда выстрелов где-то в чаще, партизаны притащили четырех матерых свиней. – Вот хорошо! Молодец Ваня, что тебе пришла мысль сходить за свининой! Баранина приелась, – похвалил матрос Яша. – А ты скоро забываешь! Помнишь, как в Севастопольском районе ели зеленый кизиль, – ответил Баратков: – но тогда было время другое. А теперь на отдыхе можно хорошо пошамать. Давайка скорее опалим да в котел. С ловкостью старых спецов, партизаны быстро приготовили вкусное варево и жареное, от которого слюнки текли даже у сытых.
Вообще, несмотря на гибель двух близких товарищей, на неутешительную информацию пришедшей пятерки, партизаны сохраняли бодрость и уверенность в своей победе. И они были правы. В один погожий жаркий день партизаны особенно развеселились. Каждый вытащил из-под спуда свои таланты: кто поразил нас хорошей декламацией, кто плясом. Только Гудков запевал свою любимую «батюшку попа», – партизаны смеялись без конца, а Яша Меламедов, оказывается, прекрасно пел частушки на злобу дня, – «пупсика Керенского». В заключение партизаны собрались в общий круг и пели революционные песни. Особенно нам была по сердцу сложившаяся в наших рядах «Алла-Верды».
Мы доканчивали куплеты: Мы очень долго голодали И спали в стуже на снегу.
Походы часто совершали, Война была вся на бегу……Вдали трещали пулеметы, Лилася всюду кровь в горах Повстанцев смелые налеты, У белых паника и страх. Мы знаем крымское подполье И всю работу в городах, Погибло много за свободу Угрюмо смотрит Чатыр-даг!
Вдруг из гущи выпрыгнул Соколов, сияя радостью – Товарищ Макаров, идите в Ревком! Прибыл к нам из Советской России товарищ Мокроусов. Привез деньги и пулемет. Последние слова были покрыты громким «ура» всего лагеря. Самые серьезные, мрачные люди прыгали, смеялись, радовались, как дети. Не один партизан смахнул с суровых глаз слезу счастья. Мы с Соколовым взобрались на одну из возвышенностей протоптанной партизанами дорожкой, а навстречу уже шли дорогие гости, неся с собой пулемет – лучший подарок партизанам. Если бы я никогда не видел т. Мокроусова, то все-таки сразу бы его узнал по исключительно твердой походке и сосредоточенному взгляду темных ярких глаз. Мы дружески поздоровались. Мокроусов ничуть не изменился со времени нашей последней встречи в Севастополе. Чтобы попасть к нам, он проделал долгий и опасный путь через море на катере; с ними были Погребной В., Григорьев А., Папанин И., Кулиш Г., Ефимов Н., Мулеренко С., Васильев А., Соколов Д., Олейников Ф., Курган Ф. Полк, в составе ста шестидесяти партизан, изо всех сил старался предстать пред знаменитым революционером во всей красе воинской дисциплины. – Смирно! – скомандовал я. – Командующий армией т. Мокроусов! – Здравствуйте, дорогие товарищи! – приветствовал партизан т. Мокроусов. – Вот вам подарок из Советской России. – Ну, теперь мы покажем белым – пускай узнают! У зеленых тоже есть пулеметы! – смеялись партизаны, столпившись, после громоподобного «ура» и команды «вольно», у пулемета. А Мокроусов с товарищами усердно сколачивали себе шалаш. Знакомясь с прибывшими товарищами, мы узнали подробности их героической поездки из Кубани в Крым.
Алексей Васильевич Мокроусов. Командир партизанским движением Крыма.
Для развертывания боевой работы красных партизан необходимы средства, а также авторитет командования; с этой целью Юго-западный фронт совместно с Закордонным отделом ЦККП (б) У назначает тов. Мокроусова командующим Крымской повстанческой революционной армией. Тов. Мокроусов подбирает себе моряков, которые и раньше под его командованием участвовали в гражданской войне, в походах против Корнилова, Каледина, Деникина и др. Испытанные бойцы много раз видели в глаза смерть. Такие бойцы не дрогнут и в тылу Врангеля. Прибыли в Ростов для следования в Новороссийск. В штабе Закавказского фронта член Реввоенсовета тов. Трифонов, узнав о нашей операции, назвал ее авантюрой, заявляя: «Как можно такую операцию производить, когда все Черное море, все уголки заблокированы флотом Антанты: английский, французский, итальянский, греческий, а также остатки бывшего Черноморского флота, находящиеся в руках Врангеля, во всех направлениях бороздят воды Черного моря, а вы на этой скорлупке – на катере «Гаджибей». Наш ответ был краткий: «Революция не имеет преград, мы ее сыны». Прибыли в Новороссийск, с нами на платформе катер «Гаджибей», который мы получили от Кубанской армии. Приступили к ремонту мотора. Чтобы облегчить операцию перехода, Мокроусов договорился с командиром военного порта т. Гедевановым, и в результате мы получили паровой катер «Рион» Угля нет, пришлось довольствоваться макухой. Из нашей братии будущих партизан было 10 человек – все моряки, – специалисты машинисты и мотористы. Приведя в порядок «Гаджибей», приступили к ремонту катера «Рион». Тов. Мокроусов задумал обмануть белых. Пристроили вторую трубу (фальшивую) из скроенного железа, подкрасили под цвет корпуса, и на большом расстоянии наш катер сходил за миноносец.
7 июля наш «флот» был готов. Подзаправили бензином и макухой, взяли запас с полным расчетом добраться до Врангеля. Было решено переправляться в Крым из Анапы, – это ближайший путь. Пришли в Анапу, – город пуст. Заходим в здание исполкома, спрашиваем сторожа: «Где же председатель исполкома и остальные сотрудники?» Ответ был короткий: «Убежали, – врангелевская морская разведка пришла в город». Отправились в комхоз, – такая же история. Часа через два узнали, что стали собираться свои по одному. Представитель соввласти с обидою спрашивал нас, почему мы не подняли вымпела. «Як вас узнать, чи вы красные, чи вы билые? Мы здесь сидимо як на иголках; каждый день прилетают врангелевски еропланы, крутятся над Анапою». И на другой день мы, действительно, сами убедились: летал аэроплан, но, вреда не причинив, улетел по направлению к Феодосии. За время похода из Новороссийска в Анапу моторы немного потрепались. Привели их в порядок. Подзагрузили израсходованный запас и вышли в море.
«Рионом» командовал т. Мокроусов, «Гаджибеем» – Папанин. Выезжая из Новороссийска, мы захватили с собой одного штурмана, спившегося мичмана Жоржа, – его отрекомендовали как хорошего штурмана. Он выдавал себя за морского пирата. Когда ему задали вопрос: «Доведешь до места?» – он ответил: «Нет сомнения, я все берега Крыма знаю и знаю, где каждый камень лежит; высажу вас – комар носа не подточит». Из Новороссийска мы взяли с собой еще пять моряков – мотористов и кочегаров, но они не знали наших намерений. Часа три спустя, когда стали скрываться закавказские берега, один из матросов-мотористов узнал, что мы идем в Крым. Лица не посвященные побледнели. Один из них даже слезу пролил. Над ним стали трунить остальные матросы. Он оправдывался, что у него осталась мать-старушка, он является единственным кормильцем. Стало темнеть. Езды осталось несколько часов. Наступила полная темнота. Папанин держит курс на «Гаджибее» за «Рионом». Мокроусов уменьшил ход. Подошел к борту «Гаджибея», говоря Папанину: «Ваня, мы влипли. Находимся в Феодосийской бухте. Хваленый штурман… завез нас к гадюкам в лапы». Мы должны были высадиться между Алуштой и Судаком в деревнях Кучук-Узен, Туак, Капсихор. Мокроусов скомандовал: «Выход один, держи пулеметы наготове, держи курс за мною, надо во что бы то ни стало до рассвета вырваться отсюда». На наше счастье никто нас не заметил и не обратил внимания, а если кто и заметил, то никогда не мог бы подумать, что красный «флот» настолько нахальный, что заберется в Феодосийскую бухту; кто заметил, подумал – своя флотилия. Даем драпа в Анапу. Уже начало светать. Мы были в Керченском фарватере, как вдруг Мокроусов закричал: «Бери на буксир». «Что случилось?» – спросил Папанин. «Подшипники сгорели». Берем на буксир «Рион». На утро под свежий ветер стало нас швырять как люльку. Не успели проехать 25–30 верст, как внезапно показался дымок на горизонте, приближавшийся все ближе и ближе. Мокроусов вооружился биноклем, долго смотрел и вдруг скомандовал: «Приготовить бомбы и пулеметы, примем бой». Сторожевой катер белых идет в догонку за нами из Керченского пролива, но уже виден советский берег. Неожиданно сторожевое судно белых быстро повернуло обратно. Мы были в недоумении, в чем дело. Стали подходить к советским берегам (Кубанский берег); с берега нас обстреливают из пулеметов. Не обращаем внимания, так как держим курс вдоль берега и пули нас не достают. Загремели орудия. Два выстрела. Дело плохо, – из 3-го снаряда могут попасть. Стали сигнализировать красными флажками, – по всей ве