ков и местных крестьян был распущен слух о переходе к нам полковника Боржековского со всеми планами. Одновременно т. Мокроусов издал приказ:
Секретно
ПРИКАЗ № 5
ПО ВОЙСКАМ КРЫМСКОЙ ПОВСТАНЧЕСКОЙ АРМИИ
§ 1.
По сведениям, полученным от взятого в плен полковника «Русской армии», отряды противника из Карасубазара, Старого Крыма и Судака сосредоточены в районе Сартана, с целью облавы в лесу Альминского лесничества. Пользуясь отсутствием в Судаке сил противника, для пополнения боевых припасов и обмундирования необходимо занять Судак, для чего приказываю:
3-му Симферопольскому и 2-му Карасубазарскому полкам в 10 часов 11го сего месяца выступить из деревни Айсерес и занять Судак следующим переходом: за полчаса перед выступлением Симферопольскому полку выслать 10 человек, которым поручить порвать телефонную связь между Судаком-Салы-Феодосия и Феодосия-Судаком. Сделать засаду 5 человек по шоссе Феодосия-Судак и 5 по дороге в Судак-Козы, остальным полкам подходить к Судаку с запада.
§ 2.
2-му Карасубазарскому полку выслать 10 человек в засаду в деревню Таракташ и полком подходить к Судаку с северной стороны, стараясь левым флангом охватить город с востока. По занятии города засады оставить на месте.
§ 3.
2-му Карасубазарскому полку, по занятии города, выставить заставу в окраине города на шоссе Судак-Алушта.
§ 4.
Для сбора одежды среди буржаузии выделить из полков по 3 надежных товарища, которым отвести районы, для чего город разделить на два района: западный и восточный.
Комполкам строго следить, чтобы бойцы не заходили в дома без дела, и следить, чтобы не было пьянства; замеченных пьяных расстреливать на месте.
Командующий Крымской Повстанческой армией Мокроусов.
Набег на Судак
Зигзагообразными горно-лесными тропинками мы подошли к Судаку. Сергей Захарченко, по распоряжению Мокроусова, произвел разведку и отрезал Судак от телефонного и телеграфного сообщения во всех направлениях. Затем полки вступили в город. Нас шумно приветствовали. Приставали: «Какие части?» – Но партизаны шли молча. Встречные офицеры лихо козыряли Мокроусову, переодетому полковником. До тридцати таких «козыряк» мы забрали под особую охрану. В центре города часть наших отрядов двинулась на кордон снять восемьдесят чехословаков, находившихся там, согласно показаниям полковника Боржековского. Наконец, над недоумевающими горожанами заколыхалось красное знамя. Зеленые буквы заговорили: «3-й Повстанческий Симферопольский полк». Среди буржуазного населения поднялась паника. Окна оделись ставнями, все двери захлопнулись. Из всех укромных уголков затрещали ружья. Мы повели наступление на кордон белых. Одна шлюпка пыталась под шумок уйти в море, но наш пулемет и ружья ликвидировали эту попытку.
Партизанский налёт на Судак
Белогвардейцы бросились вплавь, но мы перебили большую часть их. Тем временем Мокроусов велел грузить подводы обмундированием и продовольствием. Из казначейства сбежал кассир. Посланные за ним партизаны нашли его дома… По неопытности они удовольствовались только ключами, но не от кассы. А при вторичном визите к кассиру, конечно, его уже нигде не нашли. Около двух часов длилась бешеная перестрелка с чехословаками. Пули летели со всех сторон. В городском саду мы расстреляли несколько офицеров и одного генерала. Партизаны, не привыкшие к городской обстановке, стали преждевременно отступать. Надо было как можно дольше задержать наступление белых, чтобы вывезти обоз. Поэтому я стал в центре с отрядом и одним пулеметом. Белые заметили отход партизан и начали нажимать. Усилилась стрельба с крыш, пули падали около нас. Командир полка Галько прибежал сказать, что его части отходят. Мне тоже пришлось перейти на окраину города. Мокроусов велел восстановить общее положение; я отказался: – Части отходят по горе, и связь трудно наладить, пока наши цепи не выйдут окончательно за город.
Судакская крепость.
Мокроусов вынул маузер и повторил приказание, – Можете стрелять, но восстановить сейчас боевой порядок в полках невозможно. Тем более, они мне не подчинены. – Я вам приказываю во что бы то ни стало задержать противника и оставаться до последнего момента! – отступил Мокроусов, – Это могу, – ответил я и приказал открыть огонь по наступающим цепям белых: они делали перебежку в садах и старались зайти в тыл.
Когда пулемет устанавливался на горке, я громко крикнул:
– Подтянуть ко мне две роты 2-го полка! Обойти сад! Пулеметы, – огонь!
Цепи белых стушевались, перебежка приостановилась, а я продолжал кричать:
– Отрезать белогвардейцев от сада! Выслать конницу на шоссе!
Бой продолжался около часу. Уже стемнело. Расстреляв все пулеметные патроны, я медленно отошел. На рассвете части собрались в д. Суук-Су. Мы потеряли только двоих. Хорошо, что вышли мы заблаговременно: узнав о налете на Судак, Врангель бросил с фронта пехоту и кавалерию. После судакской операции Врангель стал бояться за свой тыл. Он образовал внутренний фронт и командующим назначил генерала Носовича.
На стоянке в лесу Мокроусов отдал распоряжение сжечь шпалы, заготовленные для стратегической линии Джанкой – Перекоп. Это была феерическая картина! От квартирьера белых, захваченного разведкой, мы узнали, что с фронта сняты части 2-й конной дивизии и брошены на Судак.
Навстречу была выслана засада во главе с Захарченко, Булановым, Ивановым и др. Лишь только головная часть полка поравнялась с разведкой, грянул пулеметный и ружейный огонь. Белые в панике разбежались, оставив на месте убитых и раненых.
После нескольких дней отдыха
По приказу Мокроусова, полки разошлись по своим районам. Опять у подножья гордого крымского великана, Чатыр-дага, расположился наш полк. Но уже через несколько дней партизаны заскучали по боям. Идя навстречу настроению полка, я разработал план сложной операции и послал на утверждение командующего армией. Начальник штаба Погребной доказывал, что мой план не подходит и я потеряю всех партизан, Но Мокроусов знал боеспособность партизан, от благополучного же исхода операции зависела дезорганизация севастопольского района тыла Врангеля. Не колеблясь, командующий чиркнул на моем докладе: «С планом согласен. Для гибкости выполнения оперативных действий предлагаю полк разделить на две группы, в зависимости от обстановки. Командарм Мокроусов». Партизаны ожили: пришивали пуговицы, погоны, поправляли мундиры. «Производство в офицеры» совершалось быстро: из рядового превращались в полковника, на грудь навешивали георгиевские кресты, святые Анны, Владимиры. Такое переодевание заставляло партизан теряться в догадках. Приставали ко мне:
– Большой поход? Я отделывался шуткой: – Едешь на день, а еды бери на неделю. Даже Марии, несмотря на ее усиленные просьбы, не сказал, куда идем и что будем делать. Операция требовала совершенной секретности.
Мы выступили в боевом порядке. У деревни Коуши мы спустились к строящейся железной дороге. Здесь проводили к шахтам Бешуйскую ветку. На митинге выступили с краткими речами Африканец, Кулиш и я. Объяснили рабочим и инженерам: – Мы могли бы приостановить работу под угрозой смерти… Но постройка закончится через два месяца, как раз к приходу Красной армии в Крым. Поэтому продолжайте строить! Дружное «ура» было нам ответом. В деревне Лаки полк захватил двух стражников, в Керменчике – четырех стражников и помощника пристава. Мы просили татар дать нам подводы, по-южному – «дилижансы», для поездки в деревню Кокозы. Татары отговаривались, что лошади разбрелись по чаирам на пастбище. Староста объяснил под шумок, что крестьяне добровольно лошадей не отпустят, боясь доноса и репрессий врангелевцев. Надо нажать. Я поблагодарил за указание и решил имитировать насилие. – Где тут у вас староста? – строго спросил я. Староста подбежал ко мне, будто мы с ним и не сговаривались. – Через пятнадцать минут должны быть дилижансы! Всего четырнадцать! Староста прекрасно играл роль. Он клялся и отказывался. – Если не будет дилижансов, я поступлю с вами, как с врагами советской власти, – и, обращаясь к разведке: – взять старосту! – Не расстреливайте, – закричали татары: – лошадей дадим! Мы с Кулишем еле сдерживали смех. Через несколько минут дилижансы с партизанами затарахтели по дороге.
Татарская деревня в Крыму.
В Кокозах в ту же ночь мы разоружили пятнадцать стражников, захватили двух офицеров, много патронов, оружия и обмундирования. Затем я постучался в уединенный домик пристава: – Откройте! Я начальник карательного отряда по борьбе с краснозелеными, капитан Прилуцкпй! – Почему я не получил телеграфного распоряжения о вашем прибытии? – спросил через дверь пристав. – Я оперировал с отрядом не в вашем районе, и наступившая ночь заставила меня спуститься в деревню Кокозы на ночлег. Если вы не верите, то можете спросить у своих помощников. Они вам скажут.
Под тяжелым блеском револьверного дула пленные подтвердили мои слова. – Хорошо, – сказал пристав, – сейчас принесу лампу. Через несколько минут скрипнул внутренний замок, и в полуоткрытую дверь мы увидели пристава. Он светил лампой, а в другой руке сжимал наган. Один из моих партизан, погорячившись, крикнул: – Руки вверх!
Пристав поднял револьвер, но от волнения не мог попасть в скобу к курку. Он бросил лампу, карабин партизана дал осечку. Пристав хлопнул дверью. Мы с Кулишем дали ряд выстрелов через дверь, послышался крик и падение тела. Пристав было тяжело ранен. В деревне Албат мы разоружили шесть стражников. Одного из них, удравшего ранее от нас, Куценко, для примера расстреляли. В Каралезе разоружили 11 казаков и 2 стражников. В деревне Ай-Тодор я распустил рабочих и контору по заготовкам шпал для стратегической линии «Джанкой – Перекоп». Отдохнув вблизи казармы Евграфа, мы зашли на кордон Херсонесского монастыря, где сняли одиннадцать человек белых, изъявивших согласие служить в рядах повстанческой армии. В Алсу мы вступили в боевом порядке с песнями. Находившаяся здесь инженерная рота обрадовалась нам, думая, что мы пришли на смену. Каково же было их разочарование, когда мы окружили и разоружили солдат. На наше предложение: «кто желает служить в повстанческой армии – отделись влево!» – половина отделилась влево. Но лица были угрюмы и боязливы. Мы растолковали, что в ряды краснозеленых переходят по доброй воле, а не страха ради, что такие вояки, как они, нам не подходят. Мы сняли с солдат английское обмундирование и собрали их в одном нижнем белье. Врангелю же послали донесение о случившемся, с иронической просьбой поскорее одеть своих «храбрых» солдат. На деревне мне сообщили, что объездчик Красин притесняет крестьян и доносит на всех, помогающих повстанцам. Чтобы проверить это сообщение, я сам поехал в избу Красина. Объездчик, мужик среднего роста, рыжебородый, вытянулся перед моими капитанскими погонами. – Что прикажете, ваше высокоблагородие? – Вот что, голубчик, – ласково заговорил я, – скажи, здесь есть какие нибудь бандиты и как относится к ним население? Красин с удовольствием объяснил, что красных бандитов нет. А обо всех симпатизирующих бандитам он заблаговременно сообщает в