Обращаясь к Май-Маевскому, Деникин проговорил:
– А вы знаете, Владимир Зенонович, как нас опередила молодежь: 26-ти лет капитан может быть генерал-майором. Май-Маевский, смеясь, ответил:
– Нет ничего удивительного, была война прапорщиков. Они вынесли на плечах всю ее тяжесть, и вполне заслуживают этого. И генералы стали делиться впечатлениями. Катер подошел к берегу. Здесь находился почетный караул, а у специально выстроенной к приезду Деникина арки из зелени собралась вся городская буржуазия, приветствуя своего освободителя. После парада и блестящего банкета, Деникин вернулся в ставку. Через некоторое время Деникин с Май-Маевским посетил Полтаву. Деникин любил посещать взятые города, «пожинать лавры», как выражался генерал Май-Маевский.
Генерал Кутепов в строю на встрече А.И. Деникина. 1919 год.
– Сегодня будет Деникин, необходимо подготовить торжественную встречу. Проезд – по Екатерининской улице, – сказал Май-Маевский губернатору Щетинину. – Ваше превосходительство, по этой улице ехать не рекомендуется. Лучше объявить, что поедете по Екатерининской, но следовать по другой. Гораздо безопаснее. Что касается встречи, то я приложу все меры, – ответил Щетинин. – После приезда и парада состоится банкет, пригласите духовенство, – добавил Май-Маевский, протягивая руку Щетинину и давая этим понять, что тот может идти.
Деникина буржуазия встретила восторженно, на Екатерининской улице ему бросали под машину цветы. У собора, из-за скопления публики, машина двигалась медленно, и вся дорога перед автомобилем буквально была усыпана цветами. Когда букеты стали попадать в автомобиль, Деникин сказал вполголоса: – Владимир Зенонович, смотрите, как бы нам вместо цветов не бросили бомбу. – Да, это можно ожидать… – согласился Май-Маевский.
Автомобиль остановился. Деникин, сопровождаемый свитой, поздоровался с войсками. Громовое «ура» войск и буржуазии слилось с перезвоном колоколов. Из собора вышло духовенство в полном торжественном облачении, во главе с епископом, который осенил Деникина крестным знамением, – так встречали раньше монархов. После долгого моления о даровании победы над красными, Деникин пропустил войска и поехал на банкет. Шампанское лилось рекой, провозглашались бесконечные тосты. Деникин беседовал с Май-Маевским: – Как ни говорите, Антон Иванович, нам приходится считаться с силой красных. Недавно я просматривал в «Осваге» картину «Выпуск красных курсантов», где Подвойский перед выпуском говорил напутственную речь. Представьте, какая образцовая дисциплина! Это не то, что было раньше: настоящие юнкера!
Откуда у Троцкого такой талант в военном деле?! Надо отдать справедливость, у него есть организаторские способности, – сказал Май-Маевский. Деникин тупо посмотрел на бутылки с шампанским, потом, слегка повернувшись и качнув головой, с озлоблением ответил: – Да, эта жидовская морда имеет большую голову! Если бы он попался в плен, я бы не иначе, как в Москве, произвел его в генералы и повесил на площади. – И, помолчав, добавил: – Два заправилы – Ленин и Троцкий. Один управляет, другой уговаривает тыл. Генералы смолкли. – Ну их ко всем чертям, давайте выпьем за скорейшее прибытие в Москву, – предложил Деникин и чокнулся с Май-Маевским.
Прощаясь, Деникин озабоченно распорядился: – Вы все-таки, Владимир Зенонович, не очень-то двигайте ваши доблестные части. Колчак подходит к Вятке, перейдет Волгу, займет Нижний-Новгород, а там и Москва. Мы можем остаться за бортом, пусть его немного осадят. А Москву мы всегда успеем взять.
Шкуро производит себя в генерал-лейтенанты
Когда генерала Покровского произвели в генерал-лейтенанты, Шкуро пришел к Май-Маевскому в кабинет и еще с порога закричал: – Отец, что это значит?! Покровский произведен, а я что, хуже его, что ли? Завтра к девяти часам произвести меня в генерал-лейтенанты! Иначе, сам знаешь, что может получиться. Потом я тебе заявляю, пусть ставка… (тут он скверно выругался); доведут они меня, что я с корпусом вместо фронта поеду в Екатеринодар и кого надо повешу. – Успокойся, успокойся! Что с тобой, Андрюша? Ты был представлен вместе с Покровским, но почему-то его произвели раньше тебя. Я сегодня буду говорить по прямому проводу о положении на фронте и, в частности, справлюсь о твоем производстве. Шкуро мрачно молчал.
Духовенство благославляет Андрея Г. Шкуро. Харьков.1919 год.
– Андрюша, я забыл сказать… слышал такую чушь про тебя, – никак не могу поверить. Говорят: ты производишь в офицеры по своему усмотрению, помимо ставки. Правда ли это? – спросил Май-Маевский. – Отец, а что если – не чушь, а действительность? Как ты на это смотришь? – засмеялся Шкуро. – Я считаю, что такое явление в армии недопустимо. Представь картину, если комкоры начнут производить самостоятельно в своих частях. Получится такая неразбериха, всякие награды и чины потеряют значение! – уже зло объяснил Май-Маевский. – Отец, какое имеет право Деникин производить? Я хуже его, что ли? Я так же могу производить, как и он. И в этом не вижу ничего плохого. Цель оправдывает средства, – сказал Шкуро.
– Но позволь! Почему же ты настаиваешь на своем производстве через ставку? Ты мог бы надеть погоны, какие тебе нравятся, и все дело. – Нет, отец, ты меня не понимаешь. Мы в трех соснах заблудились. Старшинство необходимо. Я же не произвожу в генералы, – это дело ставки. Но произвести в хорунжие и есаулы – это другое дело. Тут уже ничего не поделаешь: нужно, и делу конец, – твердо сказал Шкуро. – Нет, нет! Я с тобой не согласен. Ты меня прости, это – произвол. Зачем нужны формальности твоего производства? – раздражался все больше Май-Маевский. – Ха-ха-ха, я не хочу разговорчиков: «Шкуро произвел себя в генералы». Когда по моему положению мне нужно было быть полковником и генералом, я, будучи на Кубани, сказал раде: произвести меня! И моментально был генерал-майором. Хотя и артачились немного, но это не важно.
Никто не может сказать, что я сам себя произвел. Меня произвела рада.
– Другими словами, ты, пользуясь давлением на раду, сам себя произвел, – засмеялся Май-Маевский, Шкуро встал с кресла, самодовольно улыбаясь:
– Оставим эти ненужные разговорчики. Повторяю: цель оправдывает средства. Лучше скажи, где думаешь провести сегодня время? Не поедешь ли ты к добрым армянам? (крупные богачи в Ростове), – сказал Шкуро. – А тебя, что, приглашали? – иронически спросил Май-Маевский. – На что! – смеясь, ответил Шкуро. – Чудишь ты, отец. Те времена прошли. А на что у меня Федька? Встал я сегодня утром и думаю, где бы хорошо время провести? Крикнул: «Федька, бери машину, поезжай к армянам и скажи, что генерал Шкуро в три часа приедет в гости». Вот и дело. А ты думаешь, отец, не приготовят ликерчики? О, все на ять будет: музыка, девочки. Что то особенное! – С удовольствием бы, Андрюша, поехал, но у меня много оперативных дел. Шкуро перебил: – Брось, отец! У тебя вечно операция и операция. Не торопись: в Москву всегда сумеем попасть. Ты знаешь, отец, если хочешь, я сразу буду в Москве. Твой Мамонтов против меня ничего не стоит. – Что ты, Андрюша, шутки, что ли, шутишь?! Ну, прорвешь фронт, я в этом не сомневаюсь, пойдешь вперед, даже славируешь, так что попадешь в Москву, ну а потом? – А потом три дня попьянствую, повешу кого надо, и пулю в лоб. – Но ведь это безумие! Сам погибнешь и корпус погубишь.
– А для чего мы живем?! За такие минуты удовольствия я всегда готов жизнь отдать. Но мы с тобой заговорились долго. Если хочешь, то я Федьку пришлю. Он тебя отвезет на вечер. – Нет уж, Андрюша, поезжай ты. А я, сказал тебе, очень занят. В следующий раз с удовольствием. Выйдя из кабинета, Шкуро крикнул: – Федька, машина готова? – Есть!
Я посмотрел в окно. Кубанцы подняли шашки на подвес. Шкуро садился в автомобиль и наказывал своему адъютанту: – Федька, ты такой же караул ставь всегда и везде, где я остановлюсь. Машина тронулась. Шкуро полулежал на мягких подушках авто, шинель распахнулась, бандит выставлял напоказ красную подкладку. После ухода Шкуро, Май-Маевский впал в раздумье, выкуривая папиросу за папиросой. Встав, прошелся по комнате, обернулся ко мне: – Скажите машину подать и позовите ко мне Прокопова. Мы сейчас поедем в штаб. В штабе Май-Маевский подошел к прямому проводу. Здравия желаю, ваше превосходительство. Я только что говорил со Шкуро: его необходимо по телеграфу произвести в генерал лейтенанты. Я ему сказал, что он с Покровским представлен одновременно. Я думаю, Антон Иванович, производство роли не играет. Вы поймете меня. Дела на киевском направлении очень успешны. Падение Киева – вопрос ближайших дней, необходимо поторопиться с обмундированием. По взятии Киева, я выеду туда. – Владимир Зенонович, вам направляется обмундирование. Я твердо уверен: с падением Киева последует падение и ряда других городов. Относительно Шкуро, я сейчас же отдам распоряжение произвести его в генерал-лейтенанты. Велю передать это распоряжение по телеграфу. Желаю вам полнейшего успеха. Спустя несколько часов штаб армии получил телеграмму Деникина о производстве генерала Шкуро в генерал-лейтенанты.
Пир во время чумы. Банкет в гостинице «Метрополь». 1919 год.
Эта телеграмма была немедленно передана Шкуро. Самовластный бандит надел приготовленные заранее погоны с тремя звездочками и отдал распоряжение своему корпусу праздновать три дня. Алъютант Федька объехал кое-кого из генералов, приглашая на «торжество по случаю назначения». В гостинице «Метрополь» собрались все артистические знаменитости, и с приездом генерала Май-Маевского открылся банкет. Раскаты нескольких оркестров духовой музыки сливались с пьяными выкриками, шумом моторов и резкими рожками автомобильных сирен в фантастический концерт, от которого уставали барабанные перепонки. Шкуро сидел на большом диване. На его коленях уютно устроились две молодые женщины с бокалами в руках. Шею бандита обвили руки известной певицы Плевицкой. Шкуро, полупьяный, сказал: Надюша, легче! Задушишь… Плевицкая, смеясь, отвечала: – Я тебя люблю больше всех! И осыпала Шкуро горячими поцелуями.