Челиос смотрел перед собой холодным, оценивающим взором. Глава прыгунов никогда не обвинял никого без причин, но сейчас был очень важный момент — священная охота, и веселое настроение он мог счесть святотатством. Он может сурово наказать Тузу.
— Осторожней, — сказал Туза, — если будешь долго смотреть на него, станешь такой же кислой, как наш хозяин.
— Меня беспокоит не Пересуба. Почему ты сердишь Челиоса?
— Ну, это своего рода трудная и почетная задача. Пойми, можно многое отдать в жизни, чтобы рассмешить этого человека.
— Он как-то не по-доброму смотрит на меня. Вот узнает, что я гречанка, и не пустит меня на арену.
— О горе, горе!
— Хоть раз в жизни побудь серьезным. Ты прекрасно знаешь, что я должна стать прыгуньей. Это моя единственная надежда попасть во дворец.
Он нахмурился.
— Глупая девчонка. Не нужно рисковать ради какой-то неблагодарной царевны. Я же сказал, что она живет в роскоши и исполняет роль Прорицательницы.
Это было ее больное место. Оба они знали, что по праву Прорицательницей должна была стать Ика. И тогда бы уж она попыталась вызволить Дафну из ям.
Но к чему попусту раздумывать о несбывшемся? Ика сделала все, что могла, чтобы сдержать клятву, ведь этим она доказывала себе, что Язон жив. Хотя бы в ее сердце.
— Я дала обещание, — повторила она упрямо вот уже в который раз. — Я должна найти Дафну. Это мой долг, Туза. Сколько раз тебе повторять?
— Да ну тебя! Давай поговорим о том, что твоему телу есть более достойное применение, — нашептывал он ей на ухо, — занятие более приятное, чем прыгать через дурацкого быка.
— Как ты можешь говорить такое! Неужели у тебя нет ума или сердца?
— Только греки могут так возражать, — он недвусмысленно подвигал бедрами и ухмыльнулся. — Мы, критяне, знаем истинную силу наших чресл.
Туза оценивающе посмотрел на ее груди. Ика покраснела и пожалела, что на ней только короткая юбочка танцовщицы, колеблемая ветром во всех направлениях.
— Ты понапрасну тратишь время, — продолжал он, подвигаясь ближе. — Разве тебе не пора подарить любовь кому-нибудь из мужчин?
В волнении она отступила.
— Не смейся надо мной. Ты же знаешь, я слишком худа и не представляю интереса для мужчин.
— Так было, когда я увидел тебя в первый раз, но сейчас… — он опять ухмыльнулся и подошел еще ближе. — Скажи только слово, и я с радостью докажу, насколько ты желанна.
Она вытянула руку, чтобы остановить его.
— Я знаю, ваши люди считают любовь такой же потребностью тела, как еда или сон, но я не могу отдаться первому встречному. Я хочу сохранить себя в чистоте для любимого человека.
— Ты думаешь, твоя девственность такой уж бесценный дар? — Он схватил ее за руку. — Это бесполезная трата… нет, это преступление. Преступление против природы. Мы должны воспроизводить себе подобных, вот почему Мать Земля сделала это занятие таким приятным.
— У нас разные взгляды. Давай не будем больше затрагивать этот вопрос. Я люблю тебя как брата, Туза. Не порть наших отношений.
Он крепче сжал ее руку.
— Разве я что-то порчу? Внутри тебя я вижу дикое, чувственное существо и могу расшевелить тебя. Позволь мне сделать это, — прошептал он, и его дыхание коснулось шеи девушки. — Разреши мне сделать из тебя женщину, как того хочет Мать Земля.
Ика мысленно перенеслась в ту ночь, когда была свидетельницей тайного ритуала. Жрицы извивались всем телом, кричали от наслаждения и таинственного желания, сущность которого она не могла понять.
Испуганная девушка отдернула руку.
— Туза, остановись. Прошу тебя.
Он посмотрел на нее с гневом.
— Это все из-за того героя, грека. Я презираю его за то, что он требует от тебя подчинения и такой верности.
Она покачала головой, удивляясь его горячности.
— Не ругай Язона. Виновата только я.
— Он заставил тебя дать неисполнимое обещание и связал тебе руки. О богиня, если бы он не был уже мертв, я бы сам убил его.
Она хотела возразить, что Язон жив, но гнев Тузы был угрожающим и даже зловещим.
— Я должен идти, — вдруг сказал он, отвернулся и направился к оливковой роще.
Говорили, что Туза часто ходит возносить молитвы змеям, обитающим в этой рощице. Это было небезопасно — царь запрещал подобные ритуалы, и на Тузу могли донести. Но он все-таки ходил в рощицу, обычно рано утром или поздно вечером, когда Мать Земля охотнее всего внимает молитвам.
Ика окликнула его.
— Ты не собираешься сбежать сейчас? Пересуба закует тебя в оковы, если ты пропустишь священную охоту.
Он оглянулся.
— Я вернусь вовремя. Ведь тебе снилось, насколько я помню, что белый бык появится после полудня.
— Не ходи туда молиться. Тебе может угрожать опасность.
— Твой страх такой очаровательный. Но успокойся, пожалуйста. Я иду в деревню. Там у меня семья и друзья, которых я уже давно не видел. Разве на моем месте ты бы не побежала домой? Разве не захотела бы увидеть улыбку матери?
«Мать», — сказал ее внутренний голос. Ика представила себе все то, чего у нее никогда не было — семью, очаг, материнскую любовь.
— Туза, возьми меня с собой, — нежно попросила она, охваченная неожиданной тоской.
Он с удивлением посмотрел на нее, а затем покачал головой.
— Ох, Дори, если бы это было возможно.
— Почему нет?
— И мне-то нелегко сбежать. Да так и безопаснее. — Он поспешил к рощице, давая понять, что хочет побыстрее избавиться от нее.
Ее друг Туза бросил ее? Не желает ей ничего объяснять? Ее как будто ударили, когда он так резко повернулся и ушел. Неподалеку стоял Челиос и холодно смотрел на нее.
«Безопаснее», — сказал Туза. Но для кого безопаснее?
Туза думал о своей греческой подруге, надеясь, что за время его отсутствия она не совершит какой-нибудь необдуманный поступок. Бедная, ничего не подозревающая Дори. Во многих отношениях она напоминала ему местных жителей — они слишком наивны и доверчивы. Как и критяне, она верила, что все люди руководствуются только чистыми побуждениями. Девчонка не подозревает, что есть хитрые и злобные люди, коварно пользующиеся чужой доверчивостью.
«А кто ты, чтобы возмущаться? — говорила ему его совесть. — Разве ты сам не скрываешь от нее свои замыслы?»
Туза убеждал себя, что поступает так из лучших побуждений. До сих пор перед ним стояли огромные черные глаза девушки, умоляющие его взять ее с собой.
Как слепо она ему доверяла, не понимая, что он защищает свою недостойную шкуру. Никто, а тем более Дори, не должен знать о его донесениях, посылаемых во дворец.
«Я делаю доброе дело, — продолжал он себя тешить. — Дори когда-нибудь оценит это». Он был уверен в этом, ведь он был свидетелем ее появления в ямах. Как священный голубь, девочка упала ему в руки, освещенная лунным светом — дар небес. И он вправе распоряжаться этим даром.
— Туза! — На тропинке появился его старший брат; он обхватил его, как медведь, своими огромными узловатыми руками. — Вот так встреча! Откуда ты узнал, что ты нам очень нужен, малыш?
Туза высвободился из его объятий, стараясь не морщиться при упоминании его детского прозвища. Как самый младший и самый слабый из десяти здоровых и крепких братьев, он привык прятать свои чувства под насмешливой улыбкой.
— У меня к тебе просьба, Янос. Мне нужно отправить во дворец послание.
Брат нахмурился.
— Мы и так слишком заняты. Ты не можешь сам пойти во дворец?
— Если бы мог, разве пришел бы сюда? Мне нужно вернуться в лагерь до начала священной охоты.
— У нас своя охота. — Лицо брата приобрело суровое выражение. — Каждую ночь с гор к нам спускается великан. Уже то плохо, что Он забирается в наши сараи, пугает женщин и детей, но он добрался теперь и до погребальных пещер. Ты же понимаешь, мы должны охранять могилу матери.
Туза обиделся. Почему братья часто упрекают его в том, что он не присутствовал на погребении матери? Она бы поняла: ведь именно она ему посоветовала пойти в помощники к его нынешнему покровителю в Кноссе.
Но гнев быстро, прошел. Братья были люди простые, довольные своей крестьянской жизнью; они не могли понять, что ничего в жизни не бывает только черным или белым. Они живут в полях, а не во дворце, и не знают, какие подводные течения подстерегают человека при дворе.
Братья, к счастью, не понимают важности его посланий. Как он сказал Дори, так лучше. Безопасней.
— Я пойду с вами, — сказал он Яносу. — Передай мое сообщение, а я подойду вечером. Нам пригодятся веревки и сети, которые останутся после священной охоты.
— Но будет уже слишком темно.
— Ведь ты сам говоришь, что великан делает набеги по ночам? Лучше ловить его, когда он выберется из своей берлоги, Янос.
Брат расплылся в широкой улыбке.
— Да ты у нас сообразительный, малыш. Хорошо, рассказывай мне свое послание, я передам.
— Скажи только, что у «нее» было еще одно видение. На этот раз про быка. Боюсь, что это дурной знак.
Ика сидела на оливковом дереве, наслаждаясь прохладой в тени его ветвей, но не ослабляла внимания. Можно было уступить полуденному жару и растянуться на траве возле их лагеря, но она должна ждать появления быка.
Прислонившись спиной к стволу, она все-таки задремала. Так хорошо было здесь, в рощице, так спокойно. Временами ей казалось, что богиня Тузы на самом деле живет здесь. Ика закрыла глаза и как бы в шутку призвала Мать Землю дать о себе знать. В шорохе листьев ей послышался шепот. Тихое успокоение окутало ее тело, и вот она уже улыбается. Как хорошо иметь такого доступного бога! И как приятно называть божество Матерью.
Что-то коснулось ее ноги, и Ика увидела серебристую змею. Та спустилась на землю и скрылась в густой траве. О чем же Ика думает, позволяя полуденной дреме очаровывать ее женскими мечтами? Она — дитя Посейдона, и у нее есть важное задание. Никакая связанная с землей богиня, какой бы нежной и любящей она ни была, не отвлечет ее от стремления стать героем.