Она потихоньку начала гневаться и подозревать, что Туза неспроста завел их сюда. Ика уже собиралась подойти к нему и потребовать объяснений, как вдруг споткнулась и заметила еще один разлом в скале.
Ика подумала было позвать Язона и Тузу, но они ушли далеко, и ей не хотелось заставлять их идти назад понапрасну. Сначала нужно разведать, и она проскользнула внутрь и оказалась в огромной, просторной пещере. В центре находился длинный каменный стол, освещаемый светом из разлома сверху.
Она робко шагнула вперед; размеры помещения внушали благоговейный ужас. Ика ощутила покалывание по всему телу, ее охватила странная легкость, и какая-то неведомая сила заставила ее подойти к столу. Она ощутила запах восковых свечей, дым от медного светильника и густой аромат ладана. Пальцы коснулись стола, и вдруг тело ее будто взлетело, и перед ее мысленным взором возникло очередное видение.
Постепенно картина оживлялась. Ика смутно видела, как посвященные жрицы подбегают к столу и отходят от него, держа в руках сосуды с водой и чистые полотнища. Чей-то голос выкрикивает приказания.
Посмотрев на свои длинные, красивые руки и дотронувшись ими до своих губ, она поняла, что приказания отдает она. Или, скорее, та Лара, в сознание которой ей опять удалось проникнуть.
Перед ней на каменном столе лежит Пасифая, ее изящные пальцы уцепились за края каменной плиты, но суставы побелели и так напряжены, что, кажется, сейчас порвут кожу.
«Лишь бы ребенку удалось пройти», — думала Лара. Ика с ужасом заметила раздавшийся живот царицы, ее раздвинутые ноги. И не нужно было ее пронзительного крика, чтобы догадаться о предстоящих родах.
Но Лара была не просто свидетельницей сцены — она в ней участвовала. Судя по бледному лицу царицы, дело обстоит далеко не благополучно.
Жрицы вокруг них опустили глаза, будто, сдерживая страхи при себе, они предотвращают несчастье. Руки Лары заметно дрожат.
— Наора, подойди ко мне, — позвала она главную жрицу. Пасифая вскрикнула вновь, и они с Наорой обменялись тревожными взглядами.
— Ремни, — проговорила Наора, и Лара кивнула ей. Вместе они принялись развязывать священные узлы.
— Бесполезно, — с трудом прошептала царица, — никакие приспособления, никакие священнодействия не облегчат этих родов.
Рука Пасифаи дотронулась до руки Лары и сжала так, что у той потекли слезы из глаз.
— Вытяни ребенка, — потребовала царица; от напряжения ее глаза вылезали из орбит.
— Я не могу.
— Ты должна это сделать. Роды затянулись по твоей вине. Это все из-за тебя и твоего проклятия.
Ика вспомнила, как эта женщина сама требовала проклясть Миноса и его потомство.
Лара собралась с духом.
— Мы поможем ребенку родиться, — сказала она решительно. — Не бойтесь, моя госпожа, совсем скоро вы будете баюкать его в своих руках.
Сказав это, Лара подошла к ее раздвинутым ногам и погрузила руку в утробу. Напевая про себя, словно убаюкивая ребенка, она старалась придать его телу верное положение. Осознав размеры плода, Лара стала молиться. Голова его была слишком большой, чтобы пройти через узкий родовой канал.
Царица вскрикнула, и очередная схватка пододвинула ребенка ближе. Лара покрылась холодным потом: если она быстро не вытащит его, ребенок может умереть, так и не начав дышать. Она должна действовать очень решительно.
Лара потащила плод на себя, не обращая внимания на выражение ужаса на лице Наоры и на крики, разносившиеся эхом по всей пещере. Время замедлило свой ход. Она почувствовала ступни, ноги ребенка, но плечи освободить никак не удавалось.
В отчаянии Лара приказала жрицам навалиться на живот Пасифаи. Те молча выполнили приказание, и, пронзительно крикнув, Пасифая разродилась; ее сына выбросило прямо в руки Лары.
Ребенок закричал ужасным криком. Если раньше жрицы были просто бледны, то, увидев искаженное тело новорожденного, они стали белее погребальных одежд.
Ика догадалась об их мыслях: «Что скажет царь, когда увидит своего сына?»
Все на Крите знали, с каким нетерпением царь ожидает появление наследника.
Крикнув, чтобы они следили за царицей, Лара перерезала пуповину. Осматривая новорожденного, она боролась с приступами душевного смятения. Вся его левая половина была вытянута вверх, словно он все еще пытался удержаться во чреве. Связки были растянуты, некоторые кости вывихнуты, вероятно, даже сломаны.
Но она обладала искусством исцеления. Возможно, не все еще потеряно, и она спасет его. Для этого требуется время, удача и терпение.
Но Рок ей их не предоставил.
Желая взглянуть на сына, в пещеру ворвался Минос, и его рев был ужаснее всех криков царицы.
Жрицы в страхе прижались к стенам, стараясь не попасться ему на глаза, и Лара оказалась одна возле царицы.
Минос повернулся к ней, гнев его был страшен. Выхватив ребенка из ее рук, он вглядывался в сына с отвращением.
— Ты! — крикнул он, показывая ей ребенка. — Видишь, что ты наделала, вмешавшись не в свое дело? Ты предательница!
Лара вздрогнула от боли. Ика почувствовала удар, словно пощечина досталась ей. Все ее тело дрожало.
Положив ребенка на грудь своей жене, он ткнул пальцем по направлению к выходу из пещеры.
— Вон! — крикнул он. — Убирайся отсюда, пока я тебя не убил.
Шагнув назад, Лара повернулась и побежала к выходу, но вдруг кто-то крепко схватил ее.
— Дори, в чем дело?
Ика поняла, что никуда больше не бежит и что Туза держит ее. Видение исчезло.
— Здесь нельзя жить, — сказал он тихо, — это священная пещера царицы.
— Я знаю.
Взглянув на пустой стол, она не смогла удержаться и снова задрожала. Страх Лары все еще оставался в ней.
— Я видела. Рождение.
Туза проследил за ее взглядом.
— Минотавра?
Ика кивнула, смутно сознавая какую-то непоследовательность в разговоре — слишком быстро Туза догадался, о чем идет речь.
— Лара не виновата. Она хотела помочь, вылечить его.
— Я знаю, — Туза говорил шепотом, словно оказывая почтение духам прошлого. — Моя мать была с ней той ночью, она была кормилицей. Она рассказывала, что Лара потом прибежала к ней, желая помочь, но было уже поздно. Минос приказал оградить сына от посторонних. Лара не могла добраться до него.
— Что же это за человек такой, Туза, который запирает собственного ребенка? Я видела его, несчастного младенца. Он не так уж был и уродлив. Не более, чем…
Перед ней вдруг возник ее спаситель, одна сторона которого была вполне нормальной и даже красивой, а другая, левая, оставалась вытянутой вверх.
— Поосторожнее высказывайся о царе, — строго сказал Туза, прежде чем Ика успела закончить фразу.
— Но…
— Я говорю тебе, будь осторожна, — настоятельно повторил он, взяв ее под руку и ведя к выходу, — если не хочешь привлечь внимания к себе и своему греческому великану.
Подумав о том, что Минос может сделать с Язоном, Ика решила не высказывать вслух своей догадки. Если ее спаситель действительно Минотавр…
— Ну вот и твой подопечный нас ожидает, — сказал Туза, помогая ей выбраться из пещеры.
Язон, прихрамывая, подошел к ним.
— Все в порядке? — спросил он с беспокойством. — Ты такая бледная.
Ика отбросила тревоги и улыбнулась, не желая тревожить его.
— Все хорошо. Эта пещера… она такая темная… Я просто немного испугалась.
Язон вопросительно посмотрел на Тузу. Тот был мастер скрывать правду и, отпустив ее руку, указал налево.
— Я только что сказал Дори, что обнаружил прекрасную пещеру возле моря. Пойдемте, я покажу.
Туза направился в ту сторону, и Ика последовала было за ним, но Язон задержал ее и пристально посмотрел ей в лицо. Он ничего не сказал, но в его глазах она увидела подозрение.
— Вы идете? — спросил Туза, выйдя на тропинку.
Язон что-то пробормотал и отпустил ее руку.
— Потом поговорим, — сказал он, тоже выходя на тропинку.
Ика озадаченно смотрела на него, потом оглянулась на таинственную пещеру. О чем он хочет поговорить? Она не знала, как объяснить ему свои видения, ведь она и сама их почти не понимает.
Язон сидел на подстилке, ожидая, когда Дори закончит умываться; он подозревал, что она намеренно долго не возвращается. Наверняка она думает, что он уже не будет задавать вопросов: он слаб и устал после долгого пути, ковыляя за ней со своей палкой.
По-настоящему Язон устал от ожидания. Схватив палку, он напряг мускулы. Если Дори собирается уйти от него к Тузе, он узнает это.
Ика сидела на выступе возле пещеры, прислонившись к камню спиной; луна освещала ее лицо, а сама она смотрела на море. Его сердце сжалось при виде ее — такой маленькой, потерянной, одинокой. Язону захотелось обнять ее, укрыть, защитить.
— Ты любишь его? — спросил он; хриплый голос выдавал его волнение.
Ика посмотрела на него с замешательством.
— Что?
— Твоего Тузу. Я должен знать, хочешь ли ты уйти к нему.
Она посмотрела так изумленно, что он побоялся, как бы она ни рассмеялась ему в лицо.
— О, Язон, нет, этого не может быть никогда. Он мне друг, почти как брат.
— Он надеется на иное. Я видел, как он на тебя смотрел.
Она отвернулась, и Язон понял, что она знает об этом.
— Он тебя принуждал? — спросил он, подвинувшись ближе.
— Туза? Конечно, нет.
— В той пещере тебя что-то расстроило.
Она смотрела вперед, делая вид, что с интересом разглядывает море.
— Ты многого не понимаешь. И я не могу объяснить.
Он отодвинулся.
— Бедный, глупый Язон. Так вы оба говорите? Как он, бедный, поймет запутанные дворцовые интриги, когда он даже имени своего не помнит?
— Нет, вовсе не так.
Она обхватила колени руками. Язон подумал, что поступает неправильно. Мгновение назад он хотел только защищать ее, а теперь злится и жалуется на нее, как избалованный ребенок. Сжав палку, он сполз вниз и сел совсем рядом с ней.
— Извини. Но ведь нелегко смотреть на происходящее и ничего не понимать. Я чувствую себя беспомощным, и мне это не нравится. Разве ты не понимаешь? Ты — единственная моя связь с миром. Когда ты уйдешь, мне придется остаться ни с чем, и сам я буду ничем.