– Да тоже норм.
Георгий потрепал сына по плечу.
Было приятно, что Алеша не стал валить на Люсю, которая, естественно, придумала весь этот проект и уговорила парня держать его втайне от отца. Вероятно, планировалось, что он испытает огромную радость и благодарность к домработнице.
Восхитится отвагой, с которой Люся бросилась под огонь нудных речей учителей и идиотских вопросов других родителей.
Осталось понять, на кой ей это надо?
Человеку выдали хорошую премию и повысили зарплату, а новых обязанностей не накидали, напротив, попросили держаться в рамках прежних. Другой бы прыгал от счастья и старался лишний раз не попадаться на глаза, а тут такая неистовая забота!
Георгий был мужчина и не вникал в детали домашнего хозяйства. В квартире порядок, на плите обед, в шкафу чистая одежда – прекрасно, спасибо, Люся.
Вероятно, если бы он увидел посреди кухни кучу мусора, а в ящике вместо носков и трусов обнаружилась бы пустота, Георгий заподозрил бы, что домработница справляется со своими обязанностями не на отлично, но не раньше.
Но как не замечал он мелких недочетов, так долго не соображал, что хозяйство в его доме ведется слишком хорошо. Почти год потребовался ему, чтобы понять, что меню стало гораздо разнообразнее и изысканнее.
При жизни жены иногда приходилось что-то делать, а теперь нет вообще никаких хлопот, то есть абсолютно. В ванной всегда есть зубная паста, мыло, кремы для бритья, туалетная бумага, только руку протяни. Открой гардероб – вещи в идеальном порядке.
Георгий попытался вспомнить, когда последний раз отпаривал брюки, и не смог.
Все в доме делается Люсиными руками, они с Алешей только моют посуду после еды, и то не всегда и только тарелки.
Зачем она так старается? Надоело работать в супермаркете и хочет перейти к ним на полную ставку? Так давно спросила бы его, реально это или нет, и успокоилась.
Или, как вариант, ребенок вырос, хочет жить самостоятельно, и Люся планирует переселиться к Пестряковым и сейчас демонстрирует, какая райская жизнь ждет отца и сына в таком случае.
Другого разумного объяснения Георгий не видел. Не сошла же она, в самом деле, с ума!
А вдруг решила, что он теперь свободный мужчина и можно завоевать его сердце по принципу: «Она его за муки полюбила, а он ее за состраданье к ним».
Ну это тоже попахивает безумием…
Как бы там ни было, самовольным визитом на родительское собрание Люся окончательно перешла черту, отделяющую услужливость от беспардонности.
Подобное поведение в принципе неприемлемо, но еще надо разбираться, какой вред она нанесла его репутации. Родители одноклассников теперь будут знать, что полковник полиции настолько богат, что держит прислугу, а на сына ему наплевать. Будем надеяться, что она сидела тихо, а если нет? О господи…
Георгий знал про себя, что он человек справедливый и, в общем, отходчивый, поэтому думал, что на следующий день найдет аргументы в пользу Люси и ее выходка покажется ему просто легкой бестактностью, на которую сердиться грех, как на все, что идет от чистого сердца.
К сожалению, этого не произошло: чем больше он хотел ее оправдать, тем больше злился.
Как только он увидел, как Люся безмятежно и с каким-то даже самодовольством шинкует овощи для борща, понял, что сдерживать свое негодование больше не может.
– И когда вы собирались мне передать информацию с родительского собрания? – спросил он как мог холодно.
– Так там ничего такого не сказали. К Алешеньке претензий нет…
– В выпускном классе, Люся, родителей приглашают в школу не для того, чтобы пожаловаться на детей, а рассказать, что нужно сделать, чтобы ребенок хорошо сдал ЕГЭ.
– А, ну так я все это записала! Вы не волнуйтесь, Георгий Владимирович, сделаем в лучшем виде! Я прослежу за Алешенькой…
– Нет! Ни в коем случае!
– Ну как же… Вы человек занятой, а я могу. Сама в прошлом году это проходила, так что опыт, слава богу, имеется.
Георгий обомлел:
– Я вас просил?
– Нет, но мне ж не трудно. Да в чем дело-то, я не понимаю. – Лицо домработницы приобрело плаксивое выражение. – Для вас же стараюсь, а вы недовольны. Я думала, вам приятно будет, что вы, усталый, пришли домой с работы, и все сделано, никуда бежать не надо. Ребенок, опять же, под контролем. Это же как вы мне премию вот дали, а я вас отблагодарила. Вы можете мне денежные подарки делать, а я только делами отдарить могу.
– Люся, вы должны были спросить!
Она прерывисто вздохнула:
– Вот как же вы добра не цените…
– Да очень ценю! – взвился Георгий. – Я же вам зарплату почти в два раза поднял, Люся!
– Нельзя это на деньги мерить!
– Можно – и даже нужно! Поймите вы наконец, что у нас с вами отношения сугубо деловые. Вы выполняете определенный объем работ, я оплачиваю ваш труд. Все! Если мне понадобятся дополнительные услуги, я об этом дополнительно попрошу и назначу дополнительную плату.
– Господи, да как же это, – захныкала Люся, – я же вас родными людьми считала, и вас, и Карину Александровну покойную, и Алешенька ваш мне как сын стал за эти годы. Я к вам всей душой прикипела, а оно вон что!
– Мы вас тоже очень ценим, – пробормотал Георгий, – тоже привязались к вам. Но вы, при всем уважении, не член семьи.
– Сколько я для вас делала! – всхлипнула она и отбросила нож. Тот с тонким звоном упал на пол.
– Спасибо. – Георгий наклонился за ножом.
– Я старалась, вам помогала, Алешеньке пыталась хоть как-то материнскую ласку дать, но кто это заметил? Бабушка придет раз в неделю с внуком посидеть – все, она святая, а что Люся ребенка на себе вытаскивает – это не считается. Она же половая тряпка, никто!
Георгий только руками развел.
Люся резким движением сняла фартук, скомкала и швырнула на кухонный стол.
– Как будто так и надо! Сами талдычите, что надо быть благодарными, а я что, не доросла до вашей благодарности? Рылом не вышла?
Георгий почувствовал, как почва уходит из-под ног. Обвинения Люси казались ему настолько абсурдными, что нечего было даже возразить.
– Я ценю ваш труд, – повторил он, и только подлил масла в огонь.
– Давайте Алешеньку спросим, – вдруг заявила Люся и хотела выйти из кухни, но Георгий встал в проеме, – нет, давайте узнаем, кем он меня считает, ничтожной прислугой или все-таки близким человеком! Хоть у кого-то в этом доме совесть сохранилась?
– Точно не у вас! – схамил Георгий. – Не понимаю, какая муха вас укусила, но сына моего прошу не вовлекать в ваши психопатические проекты. Вы работаете, я плачу. Все!
Люся картинно воздела руки к потолку и закатила глаза:
– Очень хорошо! Просто замечательно! Да вы хоть знаете, сколько я для вас сделала, за что вы не платили?
– Зачем?
– Потому что не могла иначе! Ваша мама лишний раз не переломится!
– Слушайте, Люся, все! Я не могу держать в своем окружении человека, представляющего опасность для моей семьи.
– Да это вы сами для себя опасные! Если бы я не помогала, ребенок бы у вас вообще с ума сошел или с собой покончил! Вы в его сторону не смотрите, бабушка тоже… Придет, уроки проверит, и до свидания. Учись, внучок, не раскисай! Подумаешь, мама умерла, жизнь-то продолжается.
– Вы уволены, – сказал Георгий.
Домработница сразу будто съежилась и все так же нарочито приложила руку к сердцу. Жест этот показался Георгию таким фальшивым, что он поморщился и отвернулся.
– Георгий Владимирович, миленький, ну что вы, в самом деле? Давайте без резких движений! Я погорячилась, вы тоже не сдержались, ну так свои же люди…
– Простите, но нет, – жестко произнес Георгий. – Вы разбаловали мне ребенка, привили ему дурную привычку пить чай со сладостями между едой, приучаете его обманывать… Что дальше? У меня нет желания это выяснять.
Произошла тяжелая сцена. Люся плакала, просилась обратно, но Георгий не уступал. Снова и снова анализируя свое поведение, он не находил в нем ничего такого, что позволило бы Люсе думать, что она дорога ему как-то иначе, чем как квалифицированная домработница.
Алешка только если к ней привязался… Тем более на фиг такую привязанность, когда родные люди учат держать удар, а домработница исподволь подсовывает чаек с булочками. На, дорогой, раскисай на здоровье! Папа с бабушкой злые, а я добрая, люблю тебя и научу, что сидеть в теплой, уютной норе гораздо приятнее, чем бороться.
Придется серьезно поговорить с сыном, объяснить ему все как есть.
Совесть немного пощипывала Георгия, но он не сдавался. Возможно, он действительно холодный эгоист и не ценит доброго отношения, конченый человек, так она бросит все силы на Алешку и станет им манипулировать с утроенной силой, а много ли ребенку надо?
Нет, к черту! Завтра же надо позвонить маме, пусть через своих подружек найдет Люсе хорошее место, и пора заканчивать этот праздник всеобщей любви.
Георгий вздохнул. Если быть совсем честным перед собой, то немножко он погорячился. Увольнение все же слишком круто, даже с выплатой выходного пособия и отличными рекомендациями, которые он Люсе обещал. Домработница дура, это ясно, но он тоже мог четче обозначить границы и раньше заметить ее поползновения. Нет, дождался, пока она столько, как говорят психологически подкованные люди, «вложила в эти отношения», что стала требовать дивиденды.
Впрочем, не так уж важно, кто виноват, главное, что ситуация необратима. Люся не вернется к роли домработницы, а ему не нужен еще один близкий человек, который станет воспитывать его сына по собственному разумению.
Осталось деликатно объяснить Люсино увольнение Алешке, как-то сделать, чтобы он и благодарен был за утешения, и понимал, что нельзя лезть в чужую семью даже с добром. Эта грань ведь очень тонкая, ее чувствуют далеко не все взрослые люди, а объяснить ее и вовсе почти невозможно.
Как хорошо, что у него есть тонкая и умная Анечка, которая отлично понимает подобные вещи и поможет сыну, если он запутается. И можно гарантировать, что, став его женой, она не допустит подобных двусмысленных ситуаций с прислугой.