– С мужиком, – глухо поправила она, – у меня, кроме тебя, никого не было.
– И что мне теперь, медаль тебе за это дать? Я у тебя ни девственности, ни верности не просил, сама дала. Хочешь замуж – пожалуйста, выходи за тех, кто предлагает, а я тут при чем? Я тебе хоть раз говорил, что хочу жениться? Хоть раз обещал уйти от жены? Нет! На что ты рассчитывала? Надеюсь, ты не знала, что она погибнет?
Нина отрицательно покачала головой.
– Вот и все! – Георгий вырвал руку. – Чего ты ждала? На кой хрен тусовалась со мной, если хотела замуж?
– Я тебя любила! – выпалила Нина. – И люблю.
– В смысле? – оторопел Георгий.
Нина ничего не ответила. Последний раз всхлипнув, она вытерла глаза ладонями и молча ушла в комнату.
– Ну так это еще хуже! – крикнул Георгий и вышел из квартиры, с трудом удержавшись от искушения хлопнуть дверью.
Весь вечер Георгий злился на Нину, что испортила ему настроение, и, вместо того чтобы наслаждаться влюбленностью в Анечку, ему приходится умасливать свою совесть и уговаривать себя, что никакая он не скотина.
Он надеялся, что к утру все пройдет, и действительно, острота чувств улеглась, но заноза недовольства собой осталась, и каждую свободную минутку мысли возвращались к любовнице. Скорее всего, она соврала, что любит, просто чтобы сделать его виноватым. Зачем? Он ведь и так обещал платить ипотеку.
Он никогда не признавался ей в любви, и Нина тоже молчала о своих чувствах. Нормальные были, здоровые отношения, взаимовыгодные, чего еще?
И ведь она сразу на это пошла, и шесть лет все устраивало!
Он что предлагал, то и дал, какие претензии теперь? Зачем надо было признаваться в любви напоследок?
Значит, это не он обманывал, это она была нечестна с ним!
Да нет, не могла она его любить, потому что настоящая любовь не терпит унижения и притворства.
Это обычное плебейское неумение быть щедрым и дарить, вот и все. Надо обязательно получать выгоду от своих ничтожных чувств. Что Люся, что Нина, принцип у этих дам один – ничего не давать просто так. Они так и говорят: «вкладывать в отношения». И потом надо им отдать либо исполнением их желаний, или мучительным чувством вины.
Да ну к черту такие подкаты! Сразу надо было сказать, что влюбилась, он бы к ней пальцем не притронулся тогда…
Нет, если бы она его любила по-настоящему, то, не признавшись сразу, промолчала бы и в конце!
Георгий успокаивался, отвлекался на служебные дела, начинал думать об Ане, и тут непослушные мысли снова съезжали на неприятное.
«Нет, что она, в самом деле, – раздражался он, – думает, я теперь должен все бросить и на ней жениться? Отказаться от счастья с прекрасной женщиной, которая по-настоящему любит меня и понимает, только потому, что Нинка, видите ли, меня любит! Ну так это ее личная, вообще-то, проблема! Да, мы отлично трахались, но, простите, я за это ей хату сделал. Какие еще ко мне претензии могут быть? От матери ее отселил, и дальше пусть выстраивает свое счастье, я ж не запрещаю и никогда не запрещал. И что у нее, кроме меня, никого не было, это, скорее всего, такое же вранье, как ее великая любовь. До меня не было, а потом… Сидела она, как Сольвейг в тереме, и ждала меня, как же, сейчас! Устраивала свою жизнь, просто нормальные мужики на таких не больно-то женятся, а до придурков у нее еще планка не упала. А я нормальный мужик, и свяжу жизнь с женщиной своего круга, и никакое ложное чувство долга меня не остановит».
В таком негодовании он провел весь день, но к вечеру оно прошло, как дождь, и добрые воспоминания, словно золотой осенний закат, осветили его душу.
Он думал о Лизе, своей единственной любви. Годы смягчили горечь утраты, а пережитое счастье, напротив, стало яснее и чище.
Потом вспоминал Карину – верную подругу детства. Только с нею и можно было строить семью, когда сердце его опустело, и он не ошибся в своем выборе – у них оказался идеальный брак. Ни одного скандала за восемнадцать лет семейной жизни, это что-нибудь да значит. Георгий вдруг подумал, что жена, скорее всего, знала о Нине – точнее, о том, что у него есть любовница, – и что он тратит на нее деньги, которые иначе могли пойти в семью, наверное, тоже догадывалась.
Но ни разу не дала ему этого понять.
Георгий усмехнулся: вот интересный парадокс человеческой природы. Карина ни за что не согласились бы стать любовницей женатого человека, но на интрижку собственного мужа закрывала глаза, а Нина – наоборот. Валялась с ним в постели, а если бы он вдруг сглупил и сочетался с ней законным браком, то весь мозг бы вынесла, ревнуя, даже не дожидаясь, пока он заведет реальную любовницу.
И так во всем. Крупных взяточников яростнее всего обличают не честные люди, а мелкие взяточники. Малодушие порицают не смелые люди, а трусы.
А сам он? Тоже обеими руками за честность в отношениях, а врал жене. Ну как врал… Просто не рассказывал, что бегает потрахаться. Карина ему тоже не докладывала, что ходит к маникюрше, а это, по сути, одно и то же было.
Но кроме этого, он был хорошим мужем и хотел бы надеяться, что Карина была счастлива с ним.
Георгий немного удивился, почему нахлынули воспоминания о прошлых женщинах, когда у него только начался роман с Аней, а потом понял: надо сейчас отдумать, отгоревать, чтобы можно было начать с чистого листа.
Прошла неделя. Зима выпустила город из своих холодных рук, кое-где стали пробиваться первые травинки, и Георгий с удовольствием думал, что скоро все зазеленеет. Он любил это чудесное преображение, когда голые ветви с клейкими почками вдруг оказываются покрыты свежей листвой, и кажется, что, если приглядеться внимательнее, можно видеть, как растет трава.
Если бы Карина не погибла, эту весну они встретили бы уже в загородном доме.
Уже была собрана необходимая сумма, но Карина захотела дом побольше и предложила подождать еще год, подкопить и взять нормальный новый дом, а не кирпичное недоразумение из девяностых, когда люди разорялись, не успев достроить крышу.
Вот и подождали… Карина до исполнения своей мечты не дожила, а после ее смерти Георгию стало не до этого.
Интересно, где они с Аней будут жить, когда поженятся? Купят дом, наверное, потому что денег, отложенных на него, Георгий не трогал. А может, она сугубо городской житель и захочет достойную квартиру? А что на это скажет Алешка?
Много предстоит хлопот, но они приятные.
Георгий так наслаждался предвкушением счастливого будущего, что мечтал, чтобы Аня поскорее забеременела. Хотя нет… Понятно, что они взрослые люди, но приличия надо соблюдать. Это Нинки с Люсями могут выходить замуж на последних сроках беременности, а в приличном обществе все-таки лучше, чтобы между свадьбой и рождением первенца прошло девять месяцев.
Домработница звонила несколько раз, но Георгий не брал трубку. Бытовые проблемы решились очень просто – мама договорилась со своей помощницей по хозяйству, что та будет приходить к Георгию три раза в неделю за достойную плату.
Алеша отнесся к Люсиному увольнению спокойно. Сказал, что домработница его напрягала своими изъявлениями любви и заботы, но он понимал, что от чистого сердца, поэтому терпел. А быть сироткой и бедным мальчишечкой и есть печенье, когда не хочется, ему совершенно не нравилось.
Георгий боялся, что Нина выкинет что-нибудь неприятное, явится к нему домой или на службу и устроит сцену, но пока все было тихо.
В положенный срок он перевел ей на карточку деньги на очередной ипотечный взнос, но не прошло и часа, как они вернулись обратно без всяких объяснений.
Георгий разозлился и позвонил, выкрикнул, что если она думает, что он будет ползать на коленках, чтобы она взяла деньги, то очень ошибается. Нет и не надо.
Нина молча разъединилась, и Георгий весь вечер не мог думать ни о чем другом.
Любит она его!
Да полно, существует ли она вообще, любовь эта?
Только в ранней молодости можно испытать это восхитительное переживание, когда умирающая детская вера в чудеса соединяется с первым сексуальным влечением.
Просто Лиза ответила ему взаимностью – и оказалось, что они близки по духу, вот и родилась великая любовь.
У них так сложилось, все совпало, кроме одного: судьба не уготовила Лизе долгой и счастливой жизни.
Досадная все же штука эта человеческая природа – понимаешь, где добро, где зло, знаешь, что должен делать и что чувствовать, и хочешь сохранять спокойствие, а исподволь грызет червячок совсем не благородных чувств, подкусывает, подзуживает, толкает под руку… Маленький, вредный, дурной, но так трудно ему сопротивляться!
Зиганшин все-таки съездил на выходные домой. Машина Руслана оказалась легкой, послушной в управлении и ела много меньше бензина, чем его бывший джип. С деньгами по-прежнему был швах: получка у него действительно выросла, но и семья немаленькая, кроме того, Зиганшин занял сотню у Макса, чтобы закрыть сделку, и теперь хотел отдать – он органически не мог быть кому-то должен. Фрида утешала, мол, ничего страшного, как-то жили прежние хозяева в разрухе, и мы проживем, тем более ты новые обои поклеил, так что вообще Эрмитаж. С маленькими детьми и собаками вообще ремонт нет никакого смысла делать – все будет изрисовано и изгрызено. Главное, что чисто, и потолок на голову не падает, а остальное – мелочи жизни.
Было последнее средство выйти из положения – сдать квартиру сестры, принадлежащую теперь Свете и Юре. Только Зиганшин считал, что это нехорошо, и лишние тридцать тысяч в месяц не компенсируют утраты детских воспоминаний. Пусть Света и Юра вырастут, а там сами решают, что делать – отселяться туда, или сдавать, или еще что.
Надо потерпеть и поджаться.
Суббота выдалась погожим днем. Солнечные лучи ласкали лицо теплом, почти как летом, и из-под мертвой, прошлогодней травы кое-где уже начинала пробиваться новая, робкая и клейкая. Дорога просохла, но в низинке, как обычно, лежала черная грязь с глубокими отпечатками шин и сапог. За ней начинался глухой лес, старые ели, стряхнувшие снег с тяжелых изумрудных лап, стояли угрожающе плотно, но если пройти чуть дальше, то открывалась маленькая полянка, где среди старой