рыжей хвои и осыпавшихся шишек пробивались какие-то белые цветочки. Под обнажившимися корнями деловито журчал и пенился ручей, гнал воду в черный пруд, в котором, как в зеркале, отражались обступившие его деревья с пока еще голыми ветками и маленькие, похожие на белые блинчики облака.
«Как хорошо», – подумал Зиганшин, вдохнув пьяный весенний воздух.
Светочка набрала шишек в подол длинной куртки, и с сосредоточенным видом кидала их по одной в ручей.
Зиганшин встал рядом и смотрел, как они плывут в быстрой воде, крутясь, стукаясь о камни, прибиваясь к берегу, так что очень немногие достигали пруда.
«Прямо как люди», – усмехнулся он.
Какая-то птица деловито и напористо пела прямо над ухом, Зиганшин голодными глазами смотрел вокруг – не вылез ли где первый сморчок, тогда надо хватать корзинку и мчаться в лес, и ясно понял, что Фрида права – детям лучше здесь. Хотя бы до осени.
Мысль эта нисколько не обрадовала Зиганшина, наоборот: он знал, что будет терпеть, но и сильно тосковать по семье тоже будет. Даже странно – прожил кучу лет одиноко, бобылем, и был уверен, что только так ему и хорошо. Привычка к одиночеству и независимости казалась ему незыблемой, говоря по-научному, базисной чертой его натуры, но прошло совсем немного времени, и она исчезла без следа.
Ну и как обычно: только он перестал хотеть быть один, только прикипел к семье всем сердцем, как судьба тут же сделала изящный пируэт и оторвала его от любимых.
Зиганшин посмотрел, как Светочка бежит за новыми шишками: красная курточка, красные сапожки. Шапка с помпоном, из-под которой выбиваются и сияют в лучах солнца непослушные кудряшки…
Он помахал ей, Света засмеялась, и Зиганшин помолился, чтобы эта картинка девочки, бегущей к нему с охапкой шишек, привиделась ему в последний его час.
Он ведь долго роптал и злился на судьбу, что всегда отодвигает подальше все, к чему он потянется. Другие люди спокойно брали, а ему приходилось доставать с верхних полок, подставив табуретку…
Зиганшин усмехнулся. Да, он много бесился, но, как ни странно, смириться помог Фридин сериал. Как-то дети угомонились подозрительно быстро, и жена, вытянувшись на постели, решила посмотреть очередную серию. Естественно, через пять минут бедняжка уже крепко спала, а Зиганшин неожиданно увлекся и выключать не стал.
Там главные герои готовились к свадьбе, и все у них шло наперекосяк. Квартиру невесты залило вместе со свадебным платьем, ресторан, нанятый для церемонии, сгорел, в общем, не складывалось у ребят, и невеста разумно предположила, что, может, раз такая задница кругом, так это не судьба. А жених ответил: нет, просто у нас великая любовь, которая преодолеет все трудности.
В общем, есть судьба, и посылает ли она людям предостережения, официально не установлено, но ту серию Зиганшин посмотрел явно не зря.
Ничего страшного, потерпит он разлуку. У них с Фридой тоже великая любовь, столько уже выдержали, что эта полуразлука вообще ерунда. Без Светочки, конечно, будет очень тяжело, но он любит всех своих детей одинаково.
Зиганшин подхватил девочку на руки. Она уткнулась носом в его шею, и он почувствовал себя таким счастливым, что чуть сердце не разорвалось.
Потом вспомнил, что скоро переедет в квартиру мама с Виктором Тимофеевичем, а сегодня он заберет Найду, так что точно не будет одинок. И попустило.
В понедельник он сидел на службе разомлевший, перебирая в памяти каждый миг чудесных выходных, как вдруг позвонил Пестряков и звенящим от ярости голосом попросил о встрече.
Зиганшин предложил подъехать к Георгию Владимировичу на службу, но тот бросил, что в отпуске.
– А к себе в дом я вас больше приглашать не хочу, вы уж простите.
Зиганшин удивился, чем он так прогневал Пестрякова? Вроде бы расставались без поцелуев, но вполне мирно.
– Давайте ко мне, – предложил он, – адрес пришлю эсэмэской.
– Хорошо.
– Только у меня ремонт.
– Мне это безразлично.
Пестряков появился в девятом часу, стремительный, подтянутый и злой, одетый в прекрасный костюм из тонкой шерсти цвета маренго. Зиганшин тоже о таком мечтал, но в жизни приходится выбирать между детьми и импозантной внешностью.
– Я же предупредил, что ремонт, – сказал он с досадой, – боюсь, вы испачкаетесь.
– Не важно, я все равно дальше порога не пойду.
– Как угодно.
В заляпанных краской трениках и футболке Зиганшин чувствовал себя неуютно рядом с гостем, который действительно не собирался проходить дальше коридора.
Чтобы проявить хоть какое-то гостеприимство, он притащил из кухни табуретку, застелил ее газетами и предложил Пестрякову. Тот сел.
Зиганшин устроился напротив на второй ступеньке стремянки.
– Что случилось, Георгий Владимирович?
– Интересно… весь интернет гудит, а вы в неведении.
Сердце екнуло. Но не успел Зиганшин испугаться как следует, как Пестряков достал айпад, поелозил пальцем по экрану и протянул хозяину:
– Читайте.
Речь шла не о нем, а о Георгии Владимировиче. Какой-то анонимный автор, скрывший лицо за кошачьей мордочкой, а имя за трудночитаемым ником из согласных букв, в страстной и не очень грамотной манере изобличал Пестрякова, как многократного женоубийцу. Текст был озаглавлен «Синяя Борода не по уставу» и начинался с филиппики на тему «кто будет сторожить сторожей». То есть автор был где-то в чем-то начитан и не окончательно дремуч.
Довольно быстро, пока пустословие не успело надоесть, автор перешел к конкретике и заявил, что некто Пестряков, которому родина доверила блюсти чистоту охранников правопорядка, сам грязен, как черт. Может, он и не берет взятки, но, имея доступ к оперативной информации, убивает своих женщин, обставляясь под маньяка. В частности, в девяносто восьмом году убил невесту, симулировав метод действовавшего тогда серийника Тарасевича, а не далее как год назад прикончил собственную жену. Властям и руководству прекрасно известно, что представляет собой Пестряков и что он безжалостный убийца, но им удобно держать начальника ОРЧ собственной безопасности, на которого есть целая тонна компромата. Вот полицейские и замяли убийство Пестряковой, приписав его безответному дурачку, а взамен женоубийца закрывает глаза на их бесчинства. Заключительные абзацы про произвол, выдержанные совсем в кликушеском тоне, Зиганшин просмотрел по диагонали.
– Отвратительный пасквиль, – сказал он, возвращая планшет, – но серьезно его воспринимать нельзя.
– Это вы написали?
– Я?
– А кто еще? – Пестряков усмехнулся. – Сначала приходите ко мне домой, несете какую-то ересь про то, что Климчук якобы не виноват, а через пару недель появляется в Сети это словоблудие. И расходится как вирус.
Зиганшин пожал плечами:
– Зачем мне это? Ну да, я пожалел дурачка…
– Вам жаль этого идиота?
– Честно говоря, да. Меня бы клещ укусил, так я бы бегал о теток терся… Простите, Георгий Владимирович! В общем, чистая лотерея. Как не пожалеть?
Пестряков поморщился:
– Ладно, не об этом. Просто, кроме вас, никому не нужно было вытаскивать смерть моей жены на всеобщее обозрение и мазать меня грязью.
– Так и мне не нужно, – спокойно проговорил Зиганшиин.
Пестряков остро посмотрел на него:
– Да?
Зиганшин кивнул. Он знал, что в подобных ситуациях, когда не можешь доказать, то чем больше оправдываешься, тем меньше тебе верят.
– А что я с вами так высокомерно обошелся при назначении?
– Ну так не завернули же! Да и, по сути… Скажем, нимб вокруг моей головы никому глаза не слепил. Слушайте, а чего гадать-то? Айпи-адрес пробить или симку, да и всё. Проблема решена.
Пестряков тяжело вздохнул:
– Пробили, и всё без толку. Отправили из компьютерного класса медицинского училища, там у них в связи с тугим финансированием программное обеспечение сто лет не обновлялось, все просто – подсаживайся к машине да выходи куда хочешь.
– Ну все равно зацепка.
– Пустить в Сеть чернуху на мента – не такое преступление, чтобы все бросать и искать виновника.
Зиганшин кивнул. Действительно, вычислить злодея в толпе студентов, преподавателей, их друзей и черт знает еще кого – все равно что искать иголку в стоге сена. Но даже если полицейские ради спасения чести мундира очень сильно напрягутся и изобличат виновника, то доказать не смогут и предъявить, по сути, тоже окажется нечего. Клеветнические измышления? Ну хорошо, а вы сначала докажите, что полковник Пестряков не убийца и мне об этом было точно известно, тогда и поговорим за клевету. А пока только тревожный сигнал от неравнодушного гражданина, что такие упыри рулят охраной правопорядка.
– Руководство покамест отправило меня в очередной отпуск, – сказал Георгий Владимирович, – к счастью, я почти три месяца не догулял. А потом, наверное, уволят.
– За что? Если вы виновны, то вас сажать надо, а если нет, то и увольнять не за что.
– Формальный повод всегда находится, чтобы слить человека, нехорошо прогремевшего в информационном поле.
– Да через два дня об этом дурацком посте все забудут, и вы спокойно вернетесь на работу.
– Что-то не похоже. Во всех соцсетях перепост пошел, самые популярные блогогеры тоже отметились и развили тему ментовского беспредела в моем лице. Если так и дальше пойдет, то скоро выйдет фильм. Скажите, Мстислав Юрьевич, это точно не вы?
– Нет, не я. Во-первых, я отношусь к вам с уважением, а во-вторых, уже лет двадцать как не вхож в медицинские училища, – сказал Зиганшин.
Так сказал, что Пестряков поверил.
– Тогда простите.
– Ничего, – махнул рукой Зиганшин. – Может, чаю?
– А давайте. – Пестряков тоже сделал движение рукой.
– Осторожно только идите. Не прислоняйтесь… Так, аккуратненько…
– По законам жанра в этом месте мне ведро с краской должно вылиться на голову, – усмехнулся Пестряков.
– Извините, чего нет, того нет.
Зиганшин перенес табуретку гостя в кухню, поставил ее у подоконника. На который тут же постелил свежую газету.