– Имя Сергей стало очень значимым, потому что отец ушел из жизни и появился сын. Это такой внутренний стимул к тому, что род продолжается. Мужик в семье – уже наследник. Я могу передать ему все: семью, бразды правления в его руки, мне есть на кого положиться. Мама была рада безумно, что я уже состоялся как папа. Потом Лизка родилась. Мне всегда было интересно, почему только двоих, а Лара всегда говорила: «Я не могла на тебя положиться, поэтому третьего ребенка я считала невозможным». В отличие от меня она отказалась от всех ролей, которые ей предлагали. Если бы кто-нибудь видел, как после поклонов она первая оказывалась дома. Даже сейчас, когда мы играем спектакль, я только еще начинаю снимать ботинки театральные, а она уже стоит одетая: «Ну ты идешь или нет?» – настолько она себя выдрессировала, как в армии, раз – и сразу домой. Но я мужчина, добытчик. Мне предлагали фильм, я ехал сниматься, оставлял семью, привозил деньги, еду, одежду, школьные принадлежности – все, что угодно, но практически выпадал из процесса воспитания. Лариса неплохая актриса. Она великолепная жена, настоящая мать, все было посвящено только детям. Вот такими должны быть женщины, чтобы вырастали приличные люди в нашей стране. Мне не стыдно ни за Серегу, ни за Лизу. Они не сделают людям плохого.
Когда произошло то ДТП, я спал в машине, а очнулся уже в реанимации. Должен признаться, что и артисты и все, кто о них рассказывает, хотят как можно более трагично показать судьбу актера – как он, бедняга, весь раненый, полз к кадру и все-таки успел сказать реплику. Глупости, все это достаточно легко. Это ореол романтики вокруг артиста, вокруг съемочной площадки. Единственный кадр, где я был болен, когда я держусь за коня и не могу ходить, у меня волочатся ноги. Мне нужно было пройти с конем, а у меня ноги не ходят, мне хотели дать инвалидность, но я отказался, гордый. Ничего страшного в кино нет, если не погиб, значит, все в порядке.
Пока Михаил трепыхал перьями на шляпе, популярность его была невероятна. Такой сейчас нет ни у кого. И он нам достался, конечно же, звездой, которая украшала и четко говорила о результате. Нужно отдать должное, Михаил, конечно же, уникальный, судьбоносный человек. Я не буду рассказывать обо всех подробностях на нашем фильме, но он рожден дважды.
Мы ждали его в Алабино на съемочной площадке с Анатолием Михайловичем, это наш кинооператор. И вдруг к нам бегут люди и кричат, что Боярского больше нет. И мы садимся в свою машину, по дороге у нас лопается колесо. То, что я увидела – после такого люди не живут. Мне рассказали, как его вытаскивали, мы приехали в больницу, несколько дней он был в реанимации, мне сказали: «Можете заказывать причиндалы, для того чтобы уйти в мир иной». Я сказала: «Нет. Он будет работать. Он сделает все, как надо и как должно». И все молились. Мы говорили: «Господи, этот человек рожден для того, чтобы приносить всем радость». И все получилось.
– Мама сидела, покачивалась и говорила: «Ну что, дорогой мой, докатился? Ну вот ты что, хочешь умереть? Значит, ты умрешь, и я умру сразу». Такие мамины слова как ножом по сердцу: «Зачем я так себя веду? Что я творю с мамой?» Она сидела в реанимации, не спала несколько ночей подряд, может, это и лучше, чем любое лекарство, но потом понимаешь, что ты из нее жилы тянул, укорачивал жизнь своим поведением, своей болезнью. Лариса приехала беременная в больницу, а я, такая скотина, лежал в больнице, мешал им жить и быть здоровыми.
Конечно, виноваты только артисты, в основном мужики. Они своих женщин доводят бог знает до чего, а потом происходят трагедии. Когда артисты пьют, дерутся, скандалят, попадают в полицию, не приходят в театр, – что только не переживают бедные женщины. Простите нас, милые дамы.
Лариса довольно рациональный человек, у нас с ней всегда были неровные отношения. Лед и пламень – это сложно. Она очень непокорная, своенравная. Я с неприятным характером, взрывной. И мы всю жизнь с ней провели в умеренных склоках. Барометр наших отношений качался в разные стороны, и только сейчас Лариса говорит: «Я начинаю думать, что у нас началась более-менее приличная человеческая жизнь». Я думаю, что это плохо, потому что лучше «влюбленные бранятся – только тешатся». Лично мне этот дачный покой, когда мы вдвоем, не нравится. Дело в том, что это репетиция покоя, это мне не по душе. Я «мятежный и прошу бури», и ей будет неинтересно, если муж сядет с пледом и книжкой и бросит пить и курить. Что она делать-то со мной будет? Нужно до конца испытывать чувства. Покой – это вещь очень неоднозначная. Если ветер не будет дуть – наш парусник зачахнет.
Это было порой очень слышно, заметно. Конечно, мы переживали по этому поводу, и Лиза, и я, наверное. Неприятно находиться в обстановке, когда родители ругаются, причем сильно, а учитывая, что ты любишь одного и второго одинаково, хочется как-то все время встать на их защиту по очереди. Очень хорошо, что это закончилось в какой-то момент. Уж не знаю, какими силами они перестали предъявлять друг другу претензии и стали такой очень доброй, заботящейся парой.
– Конечно, я виноват перед детьми, потому что не соответствовал тем идеалам, которыми должны быть папа и мама, и, наверное, они видели во мне другого человека. Но у меня такая профессия, я играю людей, которые все время бьют друг другу морды, душат. Что бы я ни играл, бесконфликтность – не драматургия. Это переносится отчасти на жизнь, начинает казаться, что конфликт должен быть и в семье. Но этот конфликт направлен на созидание, черт возьми!
Нам никогда не приходилось ни о чем договариваться. Лариса очень неглупая женщина, прекрасно понимает все аспекты работы актера, и я тоже. Она целовалась на телевидении с героем, который играл в пьесе Тургенева. Морду ей бить, что ли, после этого – и бросай профессию? Нет, несерьезно. Приходится влюбляться для того, чтобы убедить зрителей. Лара все понимает, я неплохой артист в этом плане. Она понимает, что есть слово «доверие», есть голова на плечах у мужа, который не позволит после себе сделать так, чтобы они остались ни с чем. Это внутреннее дело каждой семьи, необязательно актерской.
Дочке я очень по-мужски сказал: «Все мужики – козлы, будь осторожна!» Больше мне нечего было ей сказать. Молодые должны любить друг друга. Лиза довольно сообразительный человек, и у нее такая прекрасная компания в театре, поэтому, когда она встретила Макса, я был в растерянности. Он пришел, как приличный, интеллигентный русский человек, просить руки дочери, со всеми вытекающими последствиями: «Здравствуйте, Михаил Сергеевич, я прошу руки вашей дочери». Конечно, было приятно, что все-таки он попросил руки. А я сидел в халате, в тапочках домашних. Думаю, что-то неудобно, может предложить выпить? Потом передумал, вдруг скажет: «Папа алкаш у нее». За иконой сходить? Скажет: «Совсем с приветом, что ли?» Я растерялся, пожал ему руку, сказал, что рад знакомству. А дальше все сами сделали, я неопытный. Они сделали одолжение, что меня посвятили в это, могли бы и не говорить, ничего бы не случилось страшного в этом. Свадьба была скромной, не на всю страну, а очень по-человечески, как я люблю. Не нравится мне прекрасные, интимные стороны жизни выставлять на обсуждение всех. Это неприлично.
Сорок лет вместе – это немало. Но я так неподробно жил, что мне и вспомнить то нечего. Мы столько лет вместе прожили, а я до сих пор не наелся своей супругой. Я еще хочу с ней общаться, гулять, переживать, спрашивать ее мнение, смотреть спектакли, уезжать в какие-нибудь другие города. Мне мало. Мне хочется еще и еще, и еще. Еще сорок я не смогу, а эти сорок пролетели мгновенно.
Себе юному, может быть, я бы посоветовал не становиться актером: «Не дури, парень, пойди, найди мужскую профессию, будь либо врачом, либо военным, тогда вырастишь нормальных детей, тогда будет здоровая семья. А в артисты умный человек не пойдет». Думаю, я правильно понял бы все. Если человек эмоциональный, с каким-то потрясающим воображением человек, любвеобильный, с хорошей памятью – можно идти в артисты. А если ты умный человек – умный в артисты не пойдет. Я так бы себе сказал.
Наталья СелезневаСамая непосредственная девушка СССР
Актриса Наталья Селезнева. Хорошая девушка Лида из «Операции Ы», жена Шурика Зина из фильма «Иван Васильевич меняет профессию», Танюша из комедии «Не может быть». Благодаря фильмам Леонида Гайдая о ней узнала вся страна, а еще раньше ее прославил самый длинный в СССР телесериал «Кабачок «13 стульев», где она сыграла законодательницу мод и похитительницу мужских сердец, пани Катарину. Она и в реальной жизни похитила мужское сердце, сердце известного актера и режиссера Владимира Андреева. Селезнева увела его от жены, с которой он пробыл в официальном браке лишь один месяц. Но по собственному признанию, она тогда была жестокой хищницей и ни на секунду не задумывалась о его жене. За это она заплатила дорогую цену. Многие двери, в которые был вхож Андреев, закрылись перед ее носом. Она пережила тяжелую болезнь, в результате которой чуть было не лишилась голоса, и ей самой пришлось сомневаться в верности мужа. Но несмотря ни на что, вот уже почти полвека он остается главным человеком в ее судьбе, в судьбе человека, в судьбе Натальи Селезневой.
– Как и все актеры, я суеверный человек и считаю, что в жизни очень много зависит от судьбы, от случайной встречи. Ты идешь по улице, повернул голову налево, но с таким же успехом мог повернуть ее направо, и жизнь изменилась бы. Мы жили на улице Москвина, там, где был филиал МХАТа, вся жизнь моего поколения и всего двора проходила на ступеньках это здания. Мне было шесть лет, мы играли с подругами на улице в классики, из театра вышли двое мужчин, разговаривая между собой, остановились и внимательно посмотрели на нас. Один из них сказал, обращаясь ко мне: «Девочка, ты где живешь?» – «Вот в этом доме», – ответила я. – «А мама твоя дома? Можешь меня к ней проводить?» А мама моя была художница и в основном работала дома. Я ответила: «Дома», – и привела этого человека к нам домой. У мамы вылезли глаза на лоб от необыкновенной красоты мужчины с синими глазами, как два озера. Это был Михаил Михайлович Майоров – известный тогда народный артист. И он сказал моей маме: «Вы не хотите, чтобы ваша дочка играла в театре?» Она ответила: «Хочу». Михаил Михайлович куда-то позвонил, договорился, и на следующий день мы поехали в театр Советской Армии. Мне устроили кастинг и взяли в театр на главную роль в спектакль Говарда Фаста, американского драматурга, в пьесу «Тридцать сребреников». Этот спектакль увидела по телевизору Агния Львовна Барто. На тот момент она уже запустила в производство на киностудии «Ленфильм» свою картину «Алеша Птицын вырабатывает характер» и сказала: «Вот эта девочка будет в моем фильме играть главную роль». Режиссеры орали, что это невозможно, снято уже треть картины, сшиты костюмы, потрачена пленка, но спорить с Агнией Львовной было невозможно. Она сказала: «Эта девочка, Наташенька, будет играть в моем фильме», – так и случилось.