На роль студентки Лиды из фильма «Операция «Ы» и другие приключения Шурика» пробовались все девушки-студентки всех городов Советского Союза, где были театральные училища. Было нанято 20 или 30 помощников, которые бегали по улице, искали эту Лидочку и привозили ее на «Мосфильм», а со мной получилось совсем по-другому. И тоже, наверное, судьба. Весна, у нас был какой-то очень легкий экзамен. После него мы договорились поехать в Серебряный Бор, поэтому на мне был ситцевый купальник за рубль двадцать. И я сказала девочкам: «Я сейчас поеду на «Мосфильм», там летом можно будет подрабатывать». Приехала, меня проводили к Гайдаю, он начал задавать мне какие-то вопросы, а я стала отвечать словами, которые написаны в сценарии. «Вот вы знаете, все мне нравится, кроме одного. Фигура у вас плохая», – сказал Леонид Иович. Меня это так обидело, я ответила: «Единственное, что есть в моей жизни – это моя фигура», – подняла сарафан и прямо перед режиссером осталась в ситцевом купальнике. Затем оделась, сказала: «Всего доброго», – и вышла. За мной со всех ног летела тетка: «Иди-иди-иди к Леониду Иовичу в комнату, к самому Леониду Иовичу». – «Я же только что там была». – «Еще раз иди. Это шанс». Он спокойно посмотрел на меня и сказал: «Вы утверждены». Потом я спрашивала у него, зачем он так сказал 18-летней девочке, а он ответил: «Мне надо было проверить тебя, потому что мне нужна была самая непосредственная девушка Советского Союза, и я ее нашел». Кто-то сказал очень правильно, что у каждой актрисы и каждого актера в жизни должен быть свой Гайдай – режиссер, который любит, верит и снимает свою команду из картины в картину, и мне в данном случае повезло.
С Александром Демьяненко у нас сначала отношения были никакие. И к фильму «Иван Васильевич меняет профессию» они лучше не стали. Он замкнутый, закрытый человек. Потом у него начались проблемы с глазами и сердцем, а денег у него не было совсем, это были 1990-е годы, когда работу невозможно было найти, особенно артистам кино. Тогда он впервые пожаловался мне на свою жизнь, я невероятно удивилась такому исповедальному откровению человека, от которого я не слышала за весь период съемок и десяти фраз. А для меня любить и помогать – это два самых главных чувства в жизни, поэтому со свойственным мне характером я кинулась ему на помощь. У меня были родные в институте, где занимаются глазами, ему сделали бесплатно несколько операций, выправили сетчатку, и я стала заниматься его сердцем. Мы подружились, и как-то я предложила: «Сашка, а ты хочешь ездить со мной на концерты, зарабатывать деньги?» – «Хочу, конечно, что ты спрашиваешь?» – «Но платить будут мало, поедешь за сто долларов?». Он сказал, что поедет. «Ну тогда приезжай в Москву, тебе оплатят билет сразу, и мы с тобой поедем путешествовать», – сказала я, но обманула его, потому что договорилась не по сто долларов за концерт, а на значительно большие деньги. И когда Сашка вошел ко мне в комнату, я на диване разложила три тысячи долларов и сказала: «Это все твое, ты их заработал». Я в первый раз увидела Сашу – сдержанного, замкнутого, необщительного – плачущим. Он плакал не потому, что лежали эти деньги, которые ему были очень нужны на жизнь, а потому, что понял, как он мне потом сказал, что он дурак, и никогда не думал, что столько со мной можно было дружить и общаться. И с тех пор у нас были теплые отношения, я ему помогала как могла. Но его очень быстро не стало – больное сердце устало и перестало биться, потому что жизнь у него была очень тяжелая. Он часто жаловался, что Шурик убил в нем артиста, а это невыносимо и мучительно.
Она не может общаться нейтрально, то есть серого цвета нет – или с человеком не общается, или проникает в его ежедневие, становится его частью. Даже когда у нас были какие-то противоречия по тому или иному вопросу, она звонила мне несколько раз в день, вплоть до десятка или двух десятков звонков. Но если я говорил: «Пожалуйста, не надо меня так часто беспокоить, у меня работа, семья, дорога, командировки», – она могла не звонить вообще.
– Моя жизнь тоже изменилась после роли в фильме «Операция «Ы» и другие приключения Шурика», но мне опять посчастливилось. Я пришла в театр, и в первый же день ко мне подошел завтруппой, который принимал меня в театр, дал лист бумаги и сказал: «Вот тебе текст, учи, будешь участвовать в передаче с нами». Это был «Кабачок «13 стульев», в котором я проработала 15 лет. Работа была тяжелая: снимали ночами, днем репетиции в театре, вечером спектакли, ночью съемки, утром опять репетиции. Но мы полюбили эту передачу, нам было очень хорошо вместе.
В общей костюмерной стоит длинная какая-то девица, я не обратил никакого внимания. Когда мы стали с ней работать, мне показалось интересно в ней не личико, которое, скажем прямо, было неплохим, а какая-то такая человеческая пытливость и интерес. Когда я уже с Селезневой стал и дружить, и встречаться, то понял, что это я потерять не могу и не должен.
– Его потряс мой интеллект, и он решил со мной дружить. А я влюбилась в него сразу, верю в это чувство. Оно появляется как шаровая молния, окутывает тебя и на 50 лет без разочарований задела на всю жизнь. У него была жена, Наташа Архангельская, актриса театра Ермоловой. У меня до него тоже были романы. Но эта молния была настолько неодолимой силы, и даже то, что у него была семья, нас не остановило. Потом у меня начался период угрызений совести, потому что увести мужчину из семьи – грех, коварство, эгоизм. И меня очень долго это мучило, думаю, те тяжелые моменты, которые мне пришлось пережить в жизни – это расплата. Я не знаю, можно ли называть этот поступок дурным, или это действительно два человека, как две половинки одного яблока.
Моя мама пришла в дом к маме Наташи Архангельской, увидела фотографию Андреева и сказала: «Ой, а я знаю этого артиста». И мама Наташи Архангельской с гордостью ответила: «А это мой зять». Через месяц мы пошли в Дом актера на концерт «Кабачка “13 стульев”», чтобы он был не только на экране, но и мы могли живьем поработать. И я сказала: «Мама, познакомься, пожалуйста, это Володя, мой будущий муж. Я выхожу за него замуж». Маму зашатало, папа и Володя ее подхватили. Что было дома – это кошмар, но мама очень полюбила Володю, они нашли общий язык, подружились, и Володя называл ее мамой.
Она бы все равно меня увела, но я и сам хотел уйти. Наташа боролась за счастье средствами, которые ей были несимпатичны, хотя у нее есть совесть.
– Их было четыре друга: Владимир Храмов, Володя Андреев, Жора Гаранян и Валя Гафт. И вот вся эта компания отговаривала Андреева со страшной силой даже не пытаться подойти ко мне близко. Валентин Гафт говорил ему: «Она с приветом и вообще тебе не нужна».
Он выбирал и выбрал ее. Когда он меня спросил, я сказал: «Володя, ни в коем случае». Она молодая, длиннющая, Мартинсон тоже ухаживал за ней, пытался и, по-моему, даже делал предложение. Но Володька влюбился в нее, и я понял, что он влип, потому что нельзя было от этого отказаться.
– Раньше Гафт не видел во мне человека, а потом писал мне прекрасные стихи:
Мне Наташка Селезнева, длинноногая Наташка, Чтобы стал я парнем клевым, подарила три рубашки. Две рубашки в клеточку, а одну – в полоску. Хороши висячие, еще лучше – в носке.
Это реальная история, мы все вместе отправились отдыхать, и Валентин приехал в майке, без всего. Каждый день Валя говорил: «Холодно, надо купить какую-нибудь рубашку». На 21-й день я уже не выдержала и купила ему три прекрасные рубашки.
Мама и Володя потом нашли общий язык и поняли друг друга, почувствовали, что мы семья, когда у нас родился малыш, которого нам воспитывала мама. Она себя посвятила нашему сыну, который окончил институт с красным дипломом, блестяще защитил диссертацию. Мы так обязаны моей маме.
Володя звал свекровь мамой. Ему всегда дарили цветы, он обязательно приносил букет, ставил Елене Семеновне. И пьесы всегда ей первой давал читать. Андреев – вегетарианец еще вдобавок, ему готовилось всегда что-то отдельно. Елена Семеновна всегда командовала. Даже когда она стала плохо ходить, всегда раздавался властный тон: «Вы не забудьте горошек положить Владимиру Алексеевичу».
– Однажды на мой спектакль пришел человек, который отвечал за телефонную связь. Мне об этом сказали, и я кинулась к нему в ноги: «В ваших руках моя жизнь, потому что Андрееву звонят по работе, а я разговариваю с подругами. Умоляю вас, разрешите, мы два народных артиста, чтобы у нас было два телефона». И он пошел на это.
Сейчас Наташа скажет «нет-нет», если ее спросить, но она была ревнива, иногда очень. Можно было идти по улице, рядом шла какая-то ее верная подруга или студенты, а в это время Наталья звонко, патетически могла сказать: «Развод!» Как сейчас помню, мы шли из ГИТИСа мимо театра Маяковского. И вдруг Наталья сказала: «Развод!»
– Мне было 22 года, я не хотела брать голову в руки, не хотела размышлять и о чем-то думать, кроме своего счастья.
Но расплата была жестокой, я болела долго и сильно, у меня была тяжелая операция на щитовидной железе. И я уверена абсолютно, это плата за грехи. Хотя если бы мы разошлись плохо, некрасиво, с какими-то выяснениями отношений, отниманием денег с нашими предыдущими партнерами – за это стоило бы ждать наказаний.
Но я знаю, что мы нашли друг друга, когда вспоминаю, сколько одновременно сделали в жизни людям добра, не советуясь между собой, просто зная, что поступим именно так.