— Эмбра, — тихо сказала она, положив ей руку на плечо.
Леди Серебряное Древо проследила за взглядом подруги и увидела, как ее отец медленно выпрямляется, а затем в каком-то удивлении смотрит на Камень в своей руке. Она обменялась взглядами с Тшамаррой, затем пошла к отцу. Леди Талазорн последовала за ней.
— Отец, — твердо спросила Эмбра, беря Эзендора за подбородок и глядя ему прямо в глаза, — как ты себя чувствуешь?
Он криво усмехнулся в ответ — как обычно в последние дни.
— После поражения, стоившего мне армии, друзей, богатства и баронства, оставившего мне взамен ненависть тысяч, судьбу изгоя, старость — женщины уже не соревнуются друг с другом за право побывать в моей постели, — тяготы регентства, личные стычки пару раз с Великой Змеей и разрушение разума после всего этого, я думаю, остальное переживу.
Эмбра хмуро посмотрела на него.
— Я не все знала — насчет разрушения разума ты должен мне рассказать побольше.
Черные Земли посмотрел на нее, на Тшамарру, и на мгновение его глаза словно бы вспыхнули зеленым.
— Однажды в сражении я использовал Дваер, чтобы спастись от взрыва, убившего Джаварра Радужного Дракона. Я призвал Камень, чтобы тот унес меня оттуда как можно скорее. И тут я попал в ловушку связи с ним, когда надо мной прошел магический взрыв и, как бы это сказать, покалечил. Иногда я могу вспомнить, кем я был, — но сейчас это как в тумане. Моя память, даже мои мысли — то приходят, то уходят, несмотря на исцеление Дваером.
Он посмотрел на Эмбру, пронзив ее холодным взглядом, словно мечом, затем снова опустил глаза.
— Что было, то было, — спокойно добавил он. — Я уже не тот, что прежде. Я… я износился. Я чувствую себя старым и впервые вижу свою слабость, неудачливость и забывчивость.
Он поднял руку, посмотрел на нее, затем взял в нее укрощенный Дваер.
— Все больше и больше, — сказал он, держа в ладони Камень, — он начинает мне казаться игрушкой для молодых, а сон все больше и больше манит меня. — Он вздохнул, отвел взгляд, потом снова посмотрел на Эмбру с Тшамаррой. — Но я знаю свой долг, — сказал он чародейкам. — Король не должен оставаться без охраны.
В глазах Эмбры возникло какое-то непривычно ласковое выражение. Она подняла руку и нежно коснулась щеки отца.
— Спасибо, — прошептала она. — У меня есть настоящий отец, самый лучший в Аглирте.
Она обняла Эзендора и поцеловала его. Тот в свою очередь так бережно обнял дочь, словно она была хрустальной, и они постояли, обнявшись и чуть покачиваясь. Тшамарра услышала тихий, прерывистый звук, неслышно скользнула поближе — и замерла.
Эзендор Черные Земли плакал. Когда он снова смог заговорить, он прошептал:
— Драгоценное мое дитя, живи и сделай Аглирту счастливой. — Он покрепче обнял дочь и тихо добавил, уже тверже: — Девочка, как же я горжусь тобой!
Эмбра расплакалась. Тшамарра Талазорн несколько мгновений смотрела на них, затем, сверкнув глазами, улыбнулась и тихо вышла, затворив за собой дверь.
Клетка из сверкающих линий силы медленно вращалась в пещере перед ними, как фигура с мечом для рыцарских копейных упражнений вращается на шесте. Магический свет мерцал и искрился, и Ингрил Амбелтер улыбнулся.
— Смотри, — воскликнул он, — это Меч Заклятий!
— На сей раз он наконец закончен? — спросил стоявший у него за спиной человек, прижимая к закованной в железо груди пылающий Дваер.
Чародей обернулся к барону.
— Он закончен, — ровно ответил он, — раз я сказал, что он закончен. Но сейчас я проверил его на одном знакомом мне человеке и задул его разум. Как свечу. Вот потому я точно знаю, что он действует.
Амбелтер беспокойно зашагал по пещере, обходя неподвижных Тающих, и снова повернулся к Фелиндару.
— Теперь, — злорадно сказал он, — мы можем начать. Постепенно и незаметно я подчиню Золотого Грифона своей воле.
— Нашей, — холодно поправил его барон Фелиндар. — Или ты уже забыл обо мне, друг мой Амбелтер?
Гнев на мгновение промелькнул на лице архимага, хотя барону и этого было достаточно, поскольку он ожидал такой реакции, но маг все же справился с собой и ответил ровно и спокойно:
— Конечно нет, Фелиндар. Я просто хотел сказать, что из нас двоих я лучше его знаю и искуснее в магии, так что мне легче подчинить его, чем тебе, и потому именно я буду им управлять.
Меч Заклятий чуть приблизился, и Амбелтер предупредил:
— Если Черные Земли узнает о том, что мы делаем, мы окажемся куда в большей опасности, чем если просто утратим контроль над главным человеком в Аглирте.
— Конечно, — спокойно ответил барон, вежливо наклоняя голову и при этом осторожно поднимая Дваер.
«Придется уничтожить Амбелтера даже раньше, чем я собирался, — молча сказал он себе, отвернувшись. — Иначе я погибну от его руки, а следующей его жертвой станет Аглирта».
Маерла Радужный Дракон закричала, но никто не слышал ее.
Она снова закричала, бросаясь в ярости на стенки своей тюрьмы — своего собственного черепа. Гадастер злобно усмехался, демонстрируя, что слышит ее, и вновь заставлял ее тело убивать собственную родню.
Огонь метнулся назад от опаленных медных знамен, висевших под потолком, когда вселившийся в ее тело и с ледяной жесткостью контролирующий ее Гадастер Мулкин магически окутал ее тело подобием ее любимого черного облегающего платья и перенес юную чародейку в середину плетения заклинаний ее дяди Долмура, в подземную камеру в Арлонде, где она прежде была только один раз.
Ее взгляд застилал туман. Радужные Драконы едва успели ее узнать и начать улыбаться, когда холодная, безжалостная тварь, некогда бывшая Повелителем Заклинаний барона Серебряное Древо, перехватила магию Радужных Драконов несколькими умелыми жестами, которых Маерла даже отследить не смогла, не то что понять их смысл.
Она изо всех сил пыталась предупредить их, дать понять сородичам, чтобы те бежали или защищались, но Гадастер беззвучно засмеялся, и она вынуждена была с улыбкой развести руками, приветствуя и благодаря всех. Затем она всей силой, взятой из заклятия Долмура, обрушила магию на своих близких.
Ревущий ураган магии превратил младших в кучки костей прямо в креслах, по очереди взорвал их прекрасные жезлы, сотрясая комнату и высвобождая еще больше силы.
Гадастер взревел и молча торжествующе расхохотался, глядя, как Мултас Радужный Дракон пытается подняться на ноги, с искаженным яростью и непониманием лицом. Лохмотья его одежды тлели, и все его магические щиты пали, не в силах прикрыть его.
Их глаза встретились, в его взгляде загорелась ненависть, хотя она пыталась молить о прощении, пыталась заплакать, пыталась сказать ему все своим взглядом, дать понять, что это не она… не она…
Гадастер заставил ее губы и руки сделать определенные движения, и ее старший кузен сгорел на месте. Дядя Мултас в ужасе ошеломленно смотрел на его смерть, затем обернулся к ней и метнул в нее ответное заклинание, которое убило бы ее на месте, разорвав в клочья.
Вот, значит, в чем была жестокая шутка Гадастера! Он хотел, чтобы она убила родню и при этом сама погибла от рук родичей! Маерла пыталась глазами показать Мултасу, что она не виновата, пыталась закричать — но сумела выдавить только какой-то дрожащий стон, когда он простер руки, чтобы поразить ее заклятием.
Что-то вспыхнуло с другой стороны, и Гадастер заставил ее повернуть голову туда, чтобы увидеть, что там творится. Зеленые искры мерцали там, где только что были ее отец и дядя Долмур. Дядя как-то сумел унести их отсюда!
Она радостно закричала при виде единственной своей удачи среди всей этой бойни, и смертоносное заклинание Мултаса прямо перед ее глазами было отражено, а Гадастер заставил ее послать ответный смертельный удар, от которого расплавляется плоть.
Дядя Мултас в ужасе взирал на голые, блестящие кости пальцев своей руки, на то, как они один за другим начали отваливаться, а смертоносная магия поползла вверх по его руке…
Мултас в ужасе смотрел на Маерлу, пытаясь молить о пощаде, и тут увидел такое же молящее выражение в ее глазах. Магия пожирала его с ужасающей скоростью. Он умер в отчаянии, так и не узнав ничего. Над его рассыпающимся телом взрывались один за другим магические предметы Радужных Драконов, выпуская всплески магии, подпитывающие ненасытный, разрастающийся магический вихрь заклятий Гадастера.
Маерла висела в его пламенной сердцевине, пытаясь заплакать и закрыть глаза, чтобы не видеть, как Гадастер уничтожает ее любимых и их силу, — но повелительное присутствие его в ее голове не позволяло ей упустить ни единой детали.
Последнее, что увидела Маерла, прежде чем утонуть в его хохоте и позволить охватить себя ледяной тьме, были тоненькие завитки дыма, поднимавшиеся из инкрустированных драгоценными камнями глаз каменных ликов в полу, — Гадастер высосал последние заклинания ее предков.
И тут милосердная тьма объяла ее.
— Моя Маерла, — шептал Итим Радужный Дракон, незрячими глазами глядя во тьму.
— Это была Маерла, — мрачно согласился Долмур, — и не Маерла. Лучше считать, брат, что мы последние из живых Радужных Драконов и что она для нас потеряна.
— Я… убей меня, брат мой, если в тебе еще осталась хоть капля любви ко мне! — опустошенно проговорил Итим. — Мне незачем больше жить. Вся наша семья уничтожена. Все погибло, все во тьме…
— Нет, Итим, — холодно ответил старший Радужный Дракон. — Нам много еще надо сделать. Мы должны восстановить семью и отомстить за всех наших погибших и утраченных. И самым главным мстителем предстоит стать тебе.
— Мне?
— Поклянись, — приказал Долмур Радужный Дракон, когда они оба вплыли в темное убежище, куда он их магически перенес. — Поклянись: мы не позволим себе уйти из жизни или предаться отдыху, пока не выследим и не уничтожим того, кто завладел телом Маерлы и заставил ее напасть на нас.
— Я чувствовал врага, — подал голос Итим. — Жестокий, злорадный, более сильный маг, чем даже ты! Конечно, моя Маерла не могла за столь короткое время так продвинуться в магии. — Он понизил голос до заговорщицкого шепота. — Такая сила… Долмур, что же мы можем сделать?