– Спасибо, – сказал я, – как я… со стороны?
– С нашей стороны – прекрасно, лучше некуда… Но есть и другие стороны. Их тоже надо учитывать… Я, кстати, встречалась с твоей матушкой…
Жанна замолчала и внимательно на меня посмотрела. Я увидел свое отражение в тусклых выпуклых слезящихся буркалах жабы – и ничего не ответил.
– У тебя прелестная матушка, – невозмутимо продолжала Жанна, – такая молодая, красивая и очень… – жаба похлопала беззубой огромной пастью так, что стал виден ее язык и то, что он сложен, свернут, как рулон толя, – очень влиятельная.
– То есть? – переспросил я.
– То есть, если бы не ее влияние, – охотно объяснил Жанна, – вряд ли бы ты так дешево отделался за тризну по любимым девушкам…
Я прикрыл глаза, сквозь щелку полузакрытых век я видел в красноватом сумраке огромную тушу, говорившую знакомым голосом.
В дверь заглянул ящер в белом халате. Это был не Коля. Колю бы я сразу узнал.
"Лучше бы, – подумал я, – отвезли бы в санчасть Северного. Там все роднее, ближе…"
– Что, – спросила Жанна, – свидание закончено? Процедуры?
– Да, – пискнул ящер, и по его фальцету я понял, что изгаляться он будет умело, долго и с удовольствием.
…Жанна заходила еще пару раз ко мне, заскакивала, но очень скоро поняла, что мне тяжело смотреть на жабу человеческих размеров и слышать голос Жанны, и перестала заскакивать…
Скоро я поправился так, что смог гулять без посторонней помощи. Тогда-то ко мне и заглянул начальник школ.
Я сидел на кровати, листая книжку, когда он вошел, и тотчас отбросил книжку, вытянулся по стойке "смирно".
– Вольно, – сказал начальник школ и махнул стеком, – садитесь.
Я уселся на кровать, начальник школ напротив меня – на стул.
Я заметил, что он раздражен и не старается скрыть своего раздражения.
– Будь моя воля, – сказал начальник школ наконец, – я бы раскрутил ваше дело, Джек Никольс. Я бы показал вам, что такое образцово-показательные дуэли и убийства опасных для жизни рептилий.
Я промолчал, потому что не хотелось врать начальнику школ, а объяснять ему все, все, все – означало признаваться ему в преступлениях и тем делать его или соучастником, или следователем, вызнавшим важную тайну.
– Но у вас, – продолжил он, – влиятельные покровители. Вам повезло… только…
Я едва успел уклониться, стек рассек одеяло и матрац, как до того воздух.
Я перепрыгнул, перевалился через кровать, готовый бежать или драться, смотря по обстоятельствам.
– Стареете, – сказал я, надеясь обратить странный поступок начальника школ в шутку, – стареете, коллега начальник школ.
Начальник школ сидел, вжав голову в плечи, словно это его ударили и попали, а не он ударил и не попал.
– Я не старею, – начальник школ поднял голову и поглядел на меня, – я не старею… Нет… Я схожу с ума. Мне нужно наверх, на воздух, под небо… понимаете?
– Попроситесь на другую планету, – по-дурацки предложил я, – вас отпустят.
Начальник школ с трудом оторвал стек от кровати, поглядел на тонкую длинную палку с едва заметным хлыстиком на конце.
– Тоже не выход, – тихо произнес он, – боюсь там, на другой-то планете, вконец озверею… раз-драконюсь… Нет, – начальник школ перевел взгляд на меня, – нет, Джек, убийца со стажем, мне ничего не осталось, кроме как ждать… ждать… А там… или в "вонючие", или…
Я осторожно присел на край кровати, предварительно спросил:
– Драться не будете?
– Нет, – усмехнулся начальник школ, – выплеснулся. Садись. Отдыхай…
Некоторое время мы молчали. Я осматривал свою палату. Потолок ее круглился белым куполом, в центре которого плескался желтоватый, чуть выпуклый свет небольшой, но яркой лампы.
– Тебе, – с некоторым усилием проговорил начальник школ, – увольнительная. За твои подвиги тебе полагается не увольнительная, а месяцок-другой в пещерах… но… координатор так решил… Выздоровеешь – иди, гуляй…
Мне, собственно, давно об этом хотелось спросить, да все некого было… Не Жанну же спрашивать об этом?
Поэтому я спросил у начальника школ:
– С женой?
Начальник школ зажал стек между колен, с наслаждением почесал лопатку и кивнул:
– С женой и мамой. Женщины твои уже познакомились и даже подружились… над постелью, – начальник школ усмехнулся, – умирающего…
Я обиделся:
– Что же, не умирающего?
– Да как сказать, – начальник школ поиграл стеком, – конечно, хлестнуло тебя напоследок крепко, чтоб не баловал, но не до смерти… Я хочу, чтоб ты понял, отдал себе отчет: твоей вины… Впрочем, – он прервал себя, сцепил пальцы в замок и потряс сцепленными руками в воздухе (стек торчал внизу, зажатый между коленями), – у нас здесь у всех – вина с виной – такой клубочек, не пошерстишь, не переберешь… Только Джорджи вспомнишь, до чего же мудрый был мужик! Поближе к старичку всю планетную шваль загнал, чтобы грызли друг друга… Вот в чем его план.
– Вы считаете? – тихо спросил я. – Вы считаете, в этом его план? А может, он надеялся, что вся эта планетная шваль перегрызет горло старичку?
– Нет, – покачал головой начальник школ. – Он идеалистом не был. Смел он был необычайно. Умен изумительно, при всей своей невзрачной внешности, но идеалистом – не был… Не было этого у него славного качества.
Некоторое время мы молчали, а потом начальник школ подмигнул мне:
– Ну, хорошо, сбудется такая фантастика – перегрызет кто-то горло дракону, хотя это невозможно… Невозможно – намека даже на это не было. Ну, перегрызет – что дальше? Ты представляешь, какая скука наступит?
– Для меня не наступит, – быстро ответил я, – я найду, чем заняться.
– Ты-то да, – кивнул начальник школ, – хотя теперь вряд ли. Теперь ты сам себя не знаешь, ну, допустим, тебе найдется дело, а всей этой гопе? Всем подземным бандитам, умеющим только одно – убивать? Им чем заняться? Ты представляешь: вся эта банда выхлестнет наружу. Кто с ней справится? Только на другие планеты рассылать. Только… Да, впрочем, это все фантазии. Никогда дракоше горло не перервут. Не было такого… прецедента.
– Отчего же не было, – возразил я, – еще как было… на других планетах…
– На других планетах – да, а на этой?
– А на этой, – я высказал свою давнюю затаенную мысль, – кто-то же ведь загнал его вглубь, в подземелье, кто-то ведь, вооруженный так, как мы, заставил его подчиниться? Значит?
– Ничего не значит. – вздохнул начальник школ, – ровно ничего это не значит. А вот что я вам совершенно серьезно говорю, что, действительно, значит… отрываться вам надо, Джек… Отрываться.
– Куда? – не понял я.
– Куда угодно, – объяснил мне начальник школ, – в карантин – сержантом, в начальники школ, в лабораторию – кем угодно и как угодно, но… отрываться… Плохо для вас дело окончится, ох, плохо… с такими мыслями хоть в "псы"… честное слово.
…Через два дня после этого я встретился с мамой.
Свиданьице с начальником школ, свист стека, рассекающего постельное белье, удачный прыжок через кровать, славная напряженая беседа как-то оздоровили, подтянули меня…
Да и мама была все такой же молодой, красивой, умной.
Увидев ее, я снова захотел туда, вверх, в нашу комнату, откуда выволокли три года тому назад, но снова вспомнились плоские экраны, тускло мерцающие по углам комнаты… нет… нет, нет. Мэлори… Мэлори… Мэло…
Мама обняла меня. Я расспросил ее про отца. Мы шли по тоннелю к эскалатору. В кармане гимнастерки у меня покоилась увольнительная.
– Джек, – сказала мама, – я встретилась с твоей женой. Ты – молодец. Ты выбрал себе хорошую женщину.
Я поморщился, повертел пальцами в воздухе, будто ощупывал невидимый круглый предмет, потом сказал:
– Да… ничего… у нас с ней были некоторые сложности… Кстати, вы с ней нормально общались? Говорит она неплохо?
– О, – мама всплеснула руками, – что ты… Я не понимаю, какие сложности… Выговор почти чистый. А словарный запас!
– Я не о языковых сложностях говорю, – криво усмехнулся я, – языковые сложности побоку… У нас были другие… неурядицы… И если бы она была с нашей планеты, я бы давно ее…
– Так ведь, – мама взяла меня за руку, – и сложностей этих, языковых и не-языковых, не было бы, если бы она была не с другой планеты.
Я остановился:
– Откуда ты знаешь? – идиотски спросил я.
– Мне рассказала твоя жена, – объяснила мама, – все рассказала. И я прекрасно поняла и ее, и тебя.
Я мотнул головой, осторожно высвободил свои пальцы из маминой ладони.
– Не знаю, – сказал я, – как это можно понять и ее, и меня. Она хоть бы раз пришла навестить, – я хмыкнул, – умирающего мужа.
Мама потянула меня за собой:
– Пойдем. Или ты не хочешь наверх? Время-то идет!
Мы пошли, и мама постаралась растолковать мне:
– После всего, что случилось, она боялась тебя. Боялась, что ты ее прогонишь…
– Ну, сейчас, – я пожал плечами, – куда ее гнать? В ракету и к папе-ренивцу? Она тебе рассказывала о том, какой прием нам устроил ее папа после моих подвигов?
– Я же тебе говорю, – улыбнулась мама, – она мне все рассказывала…
А наверху мне не понравилось. Если бы я сидел только в подземелье, я бы, наверное, хряснулся в обморок. Но меня было уже не удивить открытым чистым небом и спокойно веющим ветерком, ожившим, зашевелившимся воздухом.
В конце концов, все это я видел и на других планетах, но вот глаза, глаза дракона, тусклые, плоские, понапиханные где только можно… Кажется, их стало больше.
Мы сидели с мамой в кафе, и я обратил ее внимание на это.
– Нет, – засмеялась мама, – тебе кажется. Мне ли этого не знать. Просто отвык…
Я показал пальцем в направлении одного экрана:
– Смотри – прежде эта штука висела только в одном углу, а теперь, – я ткнул рукой себе за спину, – их развесили по всем четырем…
Экраны слабо, слабо замерцали.
В кафе никто не обратил на это внимания, но мама все же попросила:
– Джек, ты бы показал увольнительную. И знаешь, не демонстративно, мол, жри, гадина, а интеллигентно, ненавязчиво, чтобы никто, кроме него, не обратил внимания…