Он звучит так уверенно, но неужели это всего лишь игра?
Улица, по которой мы едем, чуть дальше встречается с другой, более оживленной, где разносится гул голосов и суетятся пешеходы – их руки нагружены хлебом и цветами.
– Что это?
– Рынок. Жители нашего города, а также соседних, приходят сюда, покупают и продают продукты из своих садов, товары из своих кузниц и тому подобное.
Я улыбаюсь, вспоминая жаркие летние дни, когда я гуляла по переполненным узким проходам фермерского рынка у себя дома. Такое ощущение, словно прошла вечность с тех пор, как я покинула его. Я уверена, все мои растения в горшочках на подоконнике завяли от нехватки воды. Арендная плата давно просрочена. Приходил ли мой домовладелец за деньгами? Он должен был понять, что я пропала. Сообщил ли он об этом? Кому-нибудь вообще есть дело до того, что я пропала?
– У меня к тебе предложение, Ромерия, – прерывает мои мысли Зандер. – Вернее, у тебя есть выбор. В завершение этой поездки ты можешь вернуться в заточение и продолжить быть узницей Илора. Можешь, затаив дыхание, изо дня в день ждать прогулки по территории в чьем-то сопровождении, надеясь, что я не запру твои окна и не отниму у тебя возможность наблюдать с балкона за жизнью илорианского двора. Или же ты можешь помочь мне защитить Илор и по ходу обретешь хоть какое-то подобие свободы.
Заключение или свобода – что бы ни значило данное слово в этом волшебном мире. Король знает, что для меня свобода – очень заманчивая перспектива. Все это время он подкармливал меня крошечными глотками жизни вне стен моей клетки, и теперь я каждое утро хожу туда-сюда, будто хорошо обученная собака, в ожидании чего-то большего. Как долго Зандер размышлял над тем, чтобы предоставить мне этот так называемый «выбор»? Он решил так недавно, или все это было частью тщательно составленного плана с того самого момента, как он приговорил меня к заточению в этих чертовых покоях?
Я стискиваю зубы в попытке сдержать нарастающее чувство досады. Что не так с людьми, которые предлагают мне столь ограниченный выбор? Сначала Корсаков, затем Софи, а теперь и Зандер.
Однако слова Софи эхом отдаются в моей голове, как напоминание: «Тебе придется заслужить право войти туда, а это займет некоторое время». Знала ли она, в какое положение меня поставит? Она это имела в виду? Чтобы попасть в священный сад и забрать камень, мне придется завоевать короля, которого я предала самым непростительным образом?
– Тебе нужно время, чтобы подумать? – с раздражением в голосе спрашивает Зандер.
– Нет, я помогу тебе. – Опять же, я не вижу другого выхода. По крайней мере, на этот раз в том, о чем меня просят, больше чести, нежели в воровстве безделушек у богатеев. Я не чувствую преданности ни к одному из этих людей. У меня есть одна задача, и ни одного намека на подозрение. Поэтому пусть Зандер думает, будто я помогаю ему, хотя на самом деле стану помогать лишь себе. Нужно найти путь в нимфеум. – Что я должна делать?
– Для начала расслабься. Ты выглядишь так, словно предпочла бы пойти на камнем дно, вместо того чтобы ехать рядом со мной на лошади.
Я хмуро смотрю на него. Если мы притворимся, что я была всего лишь невинной жертвой в планах королевы Нейлины, то это будет означать…
Кожу покалывает.
– Ты хочешь, чтобы люди думали, будто мы еще вместе?
Словно король все еще заинтересован в принцессе Ромерии.
Я смотрю на свою руку, на золото в кольце, поблескивающее на солнце. Не просто заинтересован, а по-прежнему помолвлен с ней, то есть намерен вступить в брак.
Поэтому он так и не забрал мое кольцо?
– Думаешь, это сработает? Что люди купятся на это? – с сомнением спрашиваю я.
– Альтернатива слишком неправдоподобна.
Что он обнимает женщину, которая убила его родителей и чуть не разрушила королевство.
– Да, наверное.
– Я бы сказал, что мне будет гораздо труднее с этим справиться. Ведь для тебя я – незнакомец.
– Который хотел меня казнить.
– Разве ты можешь винить меня в этом?
Справедливо. Но смогу ли я сыграть эту роль?
– Ты змея, что пошла на многое, лишь бы завоевать мою любовь. – Зандер тихо вздыхает. – Однако, если я сосредоточусь на факте, что ты всего лишь физическая оболочка той Ромерии, тогда, возможно, и я стану видеть в тебе незнакомку. Это пойдет на пользу нам обоим.
Но для него я по-прежнему змея. Весьма немногие находят этих существ привлекательными. Меня утешает только одно: внешне Зандер совсем не отталкивающий. Было бы гораздо сложнее, если бы мне пришлось «играть в любовь» с Корсаковым или Тони. Одна мысль об этом заставляет мое тело покрыться мурашками отвращения.
Но придется ли мне целовать короля?
У меня еще сотня вопросов, например, как мы, будучи вместе, поможем укрепить Илор или что именно повлечет за собой скармливание народу этой байки про мою «невиновность», – но мы уже почти вышли на рыночную площадь. Делая глубокий вдох, я позволяю своему телу расслабиться, пока не чувствую твердую грудную клетку Зандера своей спиной.
– Возьми поводья, – мягко командует он.
Я делаю, как велено, хватая руками толстый кожаный шнур. Это позволяет Зандеру просунуть свои руки под мои, и, когда он снова берет контроль над лошадью, его предплечья оказываются в более расслабленной, даже интимной позе.
Я улавливаю его глубокий, ровный выдох – он скользит по моей коже, вызывая легкую дрожь.
– Видишь? Не так уж невыносимо, – ворчит он.
– Нет. Думаю, нет.
– Я говорил сам с собой.
Спереди доносится звук горна, и, когда наша процессия поворачивает направо, толпа расходится. На улицах сотни людей, они что-то выкрикивают. На некоторых тусклая одежда и характерные металлические ушные клипсы, указывающие на то, что они – человеческие рабы. Другие же носят более тонкую кожу и ножны на бедрах.
Я замечаю потрясение на лицах многих из них, а также недоумение и недовольство, когда они смотрят в нашу сторону.
Столько глаз направлено на меня.
Погибель Короны.
Моя грудь сжимается. Даже в окружении всадников на лошадях с обеих сторон я ощущаю себя незащищенной.
– Эти люди думают, будто я виновата в том, что произошло.
– Но ты и в самом деле виновата в том, что произошло. – Голос Зандера теперь звучит намного ближе, и в нем чувствуется нотка горького веселья.
– Тебя совсем не беспокоит, что они могут сделать? То есть безопасна ли такая большая толпа?
– Даже если они захотят причинить тебе вред, никто не посмеет нацелиться на меня.
– Я рада, что ты в этом так уверен.
Надеюсь, не по глупости. Но теперь понятно, почему Зандер настоял, чтобы я поехала с ним. Одна на лошади я стала бы легкой мишенью.
Он обвивает рукой мою талию и притягивает ближе, пока наши тела не соприкасаются и я не чувствую тепло его бедер даже сквозь слои шифона.
Я заставляю себя расслабиться рядом с ним.
– Многие в Илоре хотят союза между нами. Когда они увидят тебя со мной, наше единение, это быстро посеет сомнения в их умах, и вскоре они станут думать так, как мы этого хотим. Кроме того, даже если кто-то из них нападет на тебя, отчего тебя это беспокоит? Разве ты просто не воскреснешь из мертвых?
Я фыркаю над его неудачной попыткой пошутить.
– Я бы предпочла не проверять эту теорию.
Потому что – если уж честно – я не уверена, что теория правдива. Софи была абсолютно непреклонна, когда сказала, что если илорианцы узнают, кто я на самом деле, то сразу же убьют меня. Так что, вероятно, моя смерть все-таки возможна.
Лошадь галопом несется вперед, и при каждом толчке я ощущаю тело Зандера рядом с собой, но изо всех сил стараюсь сосредоточиться на том, что происходит впереди. Мы уверенным темпом сокращаем прямой путь по улице, люди расступаются перед лошадьми.
Меня переполняют чувства, когда я слышу эти крики и хлопки, улавливаю смесь ароматов свежеиспеченного хлеба, рыбы, кожи и немытых тел. Я непреднамеренно прижимаюсь к Зандеру, чтобы ощутить себя в безопасности. Люди машут шляпками, взывая к своему королю со всех сторон, и время от времени я различаю мое имя, к которому иногда прибавляют слово «королева». Я вспоминаю, как Элисэф рассказывал о принцессе, которая постоянно улыбалась рядом с Зандером, и растягиваю губы в жалком подобии улыбки, кажущейся ненастоящей.
По мере приближения к воде пейзаж и настроение жителей меняется. Те здания, что ближе к рыночной площади, были двух- и трехэтажными, украшенными ставнями и причудливыми решетками на окнах, а здесь дома совсем другие: они выстроились слева, у воды, – простые, обшарпанные одноэтажные лачуги, не выделяющиеся ничем, кроме хорошего вида на океан.
Справа – высокая каменная стена, разделяющая две стороны одного города. Люди здесь гораздо более старшего возраста, их одежда потрепана, обветренные лица и жилистые тела говорят о признаках лишений. В воздухе пахнет гнилью, сыростью, сточными водами и грязью.
Мне не требуется вспоминать свой немалый опыт, чтобы понять – это бедный район Цирилеи.
– Здесь. – Зандер тянется вниз, зарываясь под слоями моих юбок и доставая бархатную сумку, привязанную к седлу, а затем кладет ее передо мной – содержимое побрякивает со знакомым звуком. Зандер легонько расстегивает пряжку одной рукой и говорит: – Брось.
Я лезу в сумку и беру горсть золотых монет, поражаясь их весу и размеру.
– Бросить монеты?
– Да, людям.
Я смотрю на шаткое крыльцо впереди. Пожилая пара стоит в дверях своей лачуги, мужчина сгорбился над деревянной тростью, женщина прикрывает глаза от яркого солнца обрюзгшими руками.
– Разве мы не должны остановиться?
Как эти люди заберут деньги, когда они еле стоят?
– Еще недавно ты боялась покушения, а теперь хочешь прогуляться по трущобам пешком с горстью монет? – издевается Зандер.
– А что? Здесь опасно?
В этом районе не может быть хуже, чем в тех приютах, где я оказалась в первые дни пребывания на улице. До того, как подружилась с тамошними людьми и научилась ориентироваться в городе. Во многих из тех мест было намного опаснее, чем просто спать на скамейке в парке.