Аттикус фыркает.
Ответный взгляд Зандера смертоносен.
– Ничто из того, что я сказала, не остановит их. Мой сообщник наверняка в курсе, что все это игра, ведь он или она были ее частью, – возражаю я. – Они знают, что я виновна. И они не так глупы, чтобы выступать прямо сейчас. Они будут сидеть и ждать как можно дольше, наблюдая за происходящим. Будут пытаться выяснить, как я заставила тебя купиться на эту байку про «жертву».
– Прислушайся к нашей маленькой заговорщице. Она права. – Аттикус подходит к брату, сжимая его плечо. Пока они стоят рядом, я вижу, что они одного роста, хотя у Аттикуса более широкое телосложение. Он берет стул и устраивается в нем, расставив в стороны сильные ноги. – Вам дано время до Худэма. Теперь ты должен быть терпелив, брат. Знаю, это не одна из твоих сильных сторон.
Зандер трет переносицу.
– Для меня это не так просто.
Голубые глаза Аттикуса пробегаются по моему телу.
– Нет. Но я мог бы представить себе гораздо более ужасную ситуацию.
Аттикус не согласен с планом брата использовать меня для выманивания предателей и сдерживания королевы Нейлины от нападения. Будет ли ему приятно наблюдать за провалом? Ведь тогда у него появится предлог пойти на войну. Он кажется именно таким – высокомерным, обладающим достаточной властью, чтобы стать опасным.
Зандер хмурится.
– А пока тебе лучше надеяться, что Абарран убьет их во время допроса. В противном случае придется наслаждаться королевской трапезой.
– А что это вообще?
– Это когда заключенных проводят по площади, затем заковывают их в цепи, и любой, кто захочет, может выпить из их вены. Сперва придворные, конечно. И чаще всего делается это не так мягко, как мы поступаем с кормильцами. Думаю, тебе удастся понаблюдать за этим действом, когда Эдли будет стоять с тобой рядом. Это длительный процесс. Обычно для него нужда жрица – она помогает замедлить поток крови заключенных на несколько часов. И когда приходит время, то, что остается от них, умерщвляют при помощи огня.
Мое лицо бледнеет.
– Я думала, вы выживаете на крови смертных.
– Дело не в выживании. Речь идет о контроле, доминировании и унижении. – И, судя по горькой ноте в голосе Зандера, он не одобряет и не наслаждается этим. Это небольшое утешение.
– Раньше это было обычной практикой в Илоре, так поступали с военнопленными. Эта процедура не проводилась веками, к большому неудовольствию некоторых, – спокойно добавляет Аттикус.
– После последней атаки у нас в плену оказались ибарисанцы. Тогда двор настаивал на королевской трапезе, но я отказался, вместо этого быстро казнив их. Милостиво. Увы, теперь я не смогу избежать этого, благодаря моей возлюбленной суженой. Это будет настоящее событие, учитывая, что оно должно произойти во время городской ярмарки, когда половина Илора прибудет в Цирилею. И я не вижу никакого способа избежать этого, не выставив себя слабым, и, во имя всех Судеб, мне нельзя выглядеть слабым.
Мой желудок сжимается от ужаса. Я должна была держать рот на замке. Эдли воспользовался моим невежеством, а я и не поняла.
– Чего требовал тот мужчина? Переговоров?
– Встречи для обсуждения нашего спора. Такое устраивается для поиска дипломатического решения при угрозе войны. Но я бы сказал, мы давно покончили с посредниками, – фыркает Зандер. – Кроме того, все, что он скажет, несомненно, будет ложью.
Аттикус наклоняет голову к Зандеру.
– Ты не сказал ей, кого захватила Абарран, не так ли?
– Я решил, что ее незнание произведет нужный эффект. В противном случае она могла уделить ему слишком много внимания.
Я хмурюсь.
– Кому?
– Принцу Тайри из Аргона. – Аттикус улыбается. – Вашему брату.
У меня отвисает челюсть. Неудивительно, что тот мужчина так на меня посмотрел.
– Он много чего знает.
Голова Аттикуса откидывается назад, и он взрывается смехом.
– Осмелюсь сказать, он знает все.
– Я имею в виду, что брат принцессы Ромерии должен знать, кто ее сообщник.
– Мне нравится, как она говорит о себе в третьем лице. Как будто это два разных человека и она не несет ответственности за то, что сделала, – размышляет Аттикус.
– Добро пожаловать в мой мир. – Челюсть Зандера напрягается. – Абарран могла бы оторвать Тайри руки, и он все равно ничего бы нам не сказал.
Я морщусь от этого ужасного образа.
– Что, если я поговорю с ним? Возможно, он расскажет мне что-нибудь, думая, что я его сестра. Можно сделать так, будто я прокралась туда…
– Нет.
– Это неплохая идея, – говорит Аттикус. – Почему бы мне не отвести ее?
– Нет. – Зандер смотрит на своего брата.
– Но он не знает, что я не помню, кто я…
– Ты не пойдешь ни к нему, ни к любому другому ибарисанцу!
Я украдкой смотрю на Аттикуса, который небрежно пожимает плечами. Если его и беспокоит упрямство Зандера, он этого не показывает.
– У нас в плену оба наследника королевы Нейлины. Как ты думаешь, что она будет делать, когда обнаружит это?
Но Зандер не разделяет веселья своего брата, его челюсть сжимается, когда он осматривает меня расчетливым взглядом.
– К тому времени, когда она об этом узнает, один из них уже будет мертв. На этот раз я обязательно отправлю ей останки. Элисэф!
Мой страж просовывает голову в дверь почти сразу.
– Ваше Высочество.
– Ромерия хочет вернуться в свои покои до конца дня. Кажется, ей требуется что-то сжечь.
Думаю, это означает, что никакой послеобеденной прогулки с Анникой не будет. Плевать. На сегодня с меня и так хватит этого проклятого места и этих чертовых людей.
– Прелешно, Ваше Вышошество.
Слова Дагни приглушены из-за медных булавок, зажатых между ее губами.
Едва я уселась за еду – миску тушеного картофеля с пастернаком, – как пришла швея и принесла шелк и шифон, уже вырезанные по размеру платья. Я не возражала против перерыва. Жизнерадостность этой женщины – долгожданная передышка от скуки.
Коррин была права, признаю. Я понимаю это, когда смотрюсь в зеркало в полный рост, разглядывая ныне осязаемую версию собственного наброска. Дагни просто волшебница, работает быстро – ее ловкие пальцы подгоняют швы, чтобы платье лучше на мне сидело. Плавно очерченная талия, изящные рукава, которые тянутся к мраморному полу, сливаясь с юбками и напоминая накидку. Материал покрывает все мои шрамы, не превращая меня в мумию, а бледный голубовато-серый цвет, который я бы никогда не выбрала для себя сама, – подходит к моим глазам и коже и хорошо оттеняет волосы.
– Вы именно это хотели, верно? – Светло-зеленые глаза Дагни сияют от волнения.
– Это просто невероятно.
Я двигаю ногой, наблюдая, как материал плавно опускается с бедра.
– Кажется, это моя лучшая работа. Никто ни разу не видел ничего подобного, уж поверьте.
Никто здесь не видел ничего подобного.
– Вы будете притчей во языцех, Ваше Высочество.
– Я уже стала предметом обсуждения при дворе.
Я разглаживаю пальцем шов на талии.
– О, будьте спокойны. Это распрямится, когда я сошью его как следует. – Дагни убирает мою руку. – Итак? – Она поворачивается к Коррин, которая ведет себя странно тихо. – Разве Ее Высочество не сияет?
– Если внимание – это то, чего она желает, то она обязательно добьется успеха. Будет хвастать своим исподним.
Она имеет в виду высокий разрез, без сомнения.
– Я его вообще не надену.
Это будет не первый раз, когда я оставляю трусики дома.
Рот Коррин раскрывается, и она бормочет что-то, чего я, к счастью, не слышу.
– О, нужна еще одна. – Дагни тянется за другой булавкой, засунутой в маленькую жестянку, стоящую на боковом столике. – Да. Так-то лучше. – Она с удовлетворением кивает. – Я закончу платье к королевской трапезе.
– Не могу дождаться, – бормочу я.
Новый наряд для праздника пыток.
– Уж надеюсь, что эти ибарисанские монстры получат по заслугам. – Дагни вздрагивает. – Прошу прощения, Ваше Высочество.
– Нет, все в порядке. Они и правда монстры.
Нужно играть свою роль убедительно. Пусть я и сомневаюсь, что вообще хоть кто-то заслуживает того, чтобы быть скованным цепями и высосанным досуха.
– Я слыхала, эти чудовища убили одного из кормильцев леди и лорда Ренгард. Перерезали горло от уха до уха. – Она цокает. – Просто ужас.
– Они убили смертного?
Никто не упомянул об этом.
– Будьте осторожны, снимая это платье. Оно полно булавок. Испачкаете всю эту прелестную легкую материю кровью и испортите ее еще до того, как начнете расхаживать в ней без исподнего, – коротко отвечает Коррин, уводя разговор в совершенно иное русло. Никаких тебе сплетен и убийств.
– О, да. – Дагни качает головой. – Нам бы не хотелось, чтобы Ее Высочество ранили себя понапрасну.
Я выскальзываю из наряда и надеваю персиковое платье без рукавов из своего шкафа, а когда возвращаюсь, Дагни уже собирает свои последние вещи.
Она хмурится, глядя на шрамы на моем плече, будто они каким-то образом ранят и ее.
Не обращая внимания на ее жалость, я натягиваю накидку, которую она принесла с собой – кремовую паутинку, отделанную золотой вышивкой, а если развести руки в стороны, то кажется, будто это настоящие крылья. Накидка завязывается золотой лентой спереди и безупречно скрывает шрамы на плече.
– Спасибо тебе за это.
– Если Ее Высочеству нравится, я обязательно сошью еще дюжину таких же во всех мыслимых расцветках.
– Пожалуйста, Дагни. – Это сделало бы такую простую вещь, как одевание по утрам, гораздо менее затруднительной. – Если мне еще хоть когда-нибудь придется надеть платье, похожее на то, что я носила вчера, я умру.
Коррин закатывает глаза.
– О Судьбы, Ваше Высочество, не говорите таких вещей. – Дагни делает реверанс, потом кланяется, затем снова делает реверанс, будто не может решить, что более уместно. – Пока не забыла, я принесла вам кое-что для рисования. – Она кивает в сторону графитного карандаша и листов бумаги, лежащих на столе, а затем заговорщически понижает голос. – Я подумала, что, если у Ее Высочества имеются какие-нибудь идеи насчет других нарядов, которые я могла бы сшить, мне доставит невероятное удовольствие сделать это.