– Что ты собираешься делать с кормильцами-убийцами?
– Единственное, что в моих силах. Казню их. Они убили своих хранителей. Я слышал, они даже не отпирались. Нам нужно сделать из них пример, чтобы припугнуть других. – Его челюсти напрягаются. – Они уже едут сюда. Должны прибыть в день турнира, как раз к публичной казни перед толпой.
Я морщусь.
– Великий день смерти.
Шесть смертных плюс трое ибарисанцев.
– Ты и не представляешь насколько. Мы не казнили смертных в Илоре со времен короля Рионна. Мы либо отправляем их в Разлом, чтобы прокормить пограничников, либо используем для бессмертных детей – когда те вырастают, им нужно учиться контролировать свою жажду.
Упоминание о детях заставляет меня подумать о тренировочной площадке, о маленькой девочке, что хохотала, когда Зандер подхватил ее с земли.
– Когда илорианские Нетленные достигают совершеннолетия?
– Тяга возникает где-то в районе шести лет. Мы дикие и жадные маленькие создания. Требуется время, чтобы научиться контролировать свои потребности. Обычно это происходит после того, как случайно убиваешь своего первого смертного. Я помню свою. – Зандер грустно улыбается. – Ее звали Эрсканд. Она была пекарем. В день, когда солдаты пришли забрать ее дочь для Дня Дарения, она зарезала одного. Солдат, конечно, выжил, ее дочь продали с молотка какому-то лорду, а сама Эрсканд погибла от рук ребенка. Вернее, от его клыков и безудержного аппетита. Она боролась со мной, что только ухудшило ситуацию.
Я вздрагиваю от этого образа.
– И ты до сих пор сожалеешь об этом.
– Каждый день, – тихо признается он. – Обе твои служанки были отправлены в Разлом. Я не знаю, живы ли они еще.
Наказаны соответствующим образом, как сказал Элисэф.
– Также я решил принять новый закон, согласно которому любой смертный, отравивший Нетленного во время трапезы, будет приговорен к казни. А любой, кто доставит ко двору флакон того яда, получит сто золотых монет и отпущение грехов за владение оным.
– Умно. Я про монеты.
– Это повлияет на некоторых, но не на всех. Ибарис дал смертным дар и оружие, и, как только они поймут, что это такое, найдутся те, кто наилучшим образом воспользуется им.
– О чем ты говоришь?
– Кормильцы, отравившие моих родителей, в святилище. У нас нет заклинателя-алхимика, но Вэнделин регулярно их осматривает. С той ночи прошло уже много недель, а в их венах до сих пор гудит мёрт.
– Так что любой, кто питается ими, умрет даже сейчас.
Зандер мрачно кивает, его челюсти напрягаются.
Я перевариваю его слова. Боже мой.
– Похоже на иммунитет, – говорю я больше себе. Или вакцина. Меня поражает мысль. – Думаешь, поэтому дэйнар умер, когда укусил меня?
Принцесса Ромерия выпила этот яд?
– Мы не можем его усваивать. Вэнделин проверяла и на Нетленном, приговоренном к смертной казни за свои преступления. Он умер так же ужасно, как мои родители и лорд Квилл. А мёрт так же ядовит для ибарисанцев, как и для нас, поэтому я склонен предположить, что ты его не употребляла. С другой стороны, ты голыми руками освободила Аннику от необработанного мёрта, что невозможно, так что это ты мне скажи, Ромерия.
Я качаю головой. Понятия не имею. А вот что мне точно известно, так это то, что существует множество смертных, желающих заполучить этот яд для мести или защиты. Или и того, и другого.
– Что касается этих заключенных, я не могу отдать их ни солдатам, ни детям. Другого способа наказать их нет, и мы не держим в темнице людей, которые не служат цели.
– Кто знает об этом иммунитете?
– Никто, кроме Вэнделин и нас, но это скоро изменится.
И когда это произойдет… илорианских Нетленных обуяет страх, который превзойдет любую моральную порядочность. Хранители наденут на всех них цепи.
– Как ты думаешь, сколько флаконов этой дряни они привезли?
– Ты прибыла с пятью сотнями солдат. Каждый мог нести несколько флаконов, но мы не нашли на них ни одного. Были еще фургоны с припасами. – Он качает головой. – Кто знает, сколько их там было?
– Но она думала, что сможет захватить трон, а затем убить бессмертных, привив этим ядом как можно больше людей? Считала, что сможет сделать все это с пятью сотнями?
– Плюс любая помощь, которую она, – Зандер бросает взгляд в мою сторону, – получила изнутри. Я признаю, что это был смелый план, и, возможно, он заключался не в захвате трона, а в том, чтобы убрать наследников Айлиля. Дабы мы стали более слабой целью для завоевания. Перед свадьбой твои люди установили лагерь за городской стеной. Ночью они могли перенаправить повозки на сохранение в горы, пока Нейлина не напала бы со своей армией. Возможно, мы никогда полностью не поймем эти планы. Но, как мы видим, даже несколько флаконов, разбросанных по городу, способны вызвать серьезный раздор в Илоре. Это вызовет панику, и хранители лишат смертных тех немногих прав, что у них есть, чтобы обезопасить себя.
– А как же Эдли? Наверняка ему тоже не по душе угроза отравления.
Зандер хмурится.
– Этот червяк по-прежнему занят распространением слухов и настраивает людей против меня. Не хочу думать о нем сегодня.
После секундной паузы Зандер протягивает руку и сжимает пальцами мои запястья. Гладкие обсидиановые манжеты без видимых швов расстегиваются.
Мой рот в шоке открывается.
– Я надел их на тебя. Я могу и снять. – Зандер сует оковы в потайной карман, а затем пристально смотрит на меня. – Что ты чувствуешь?
Я провожу руками по коже. Без манжет они ощущаются голыми.
– А что я должна чувствовать?
Если верить Вэнделин – магия заклинателя для меня под запретом, пока я ношу кольцо.
– Тягу. Глубоко внутри.
Кончики его пальцев касаются кожи чуть выше моей груди. Это очень интимный жест, особенно если вспомнить его губы на моем теле, однако дальше он не заходит.
Я ищу что-нибудь – что угодно – что могло бы напоминать это притяжение, которое он описывает.
– Я ничего не чувствую.
Зандер хмурится.
– Возможно, это как-то связано с тем, что Малакай вернул тебя к жизни. Может, он каким-то образом разорвал твою связь с Ифу. Признаюсь, я не понимаю, как действуют Судьбы.
Это не может быть правдой. Вэнделин проверила меня и обнаружила все четыре стихии заклинателя и эльфийское родство. Должно быть, это связано с кольцом. Но я не хочу проверять свое предположение сейчас, перед Зандером.
Я медлю, снова гладя ладонями запястья.
– Зачем ты снял оковы?
Его плечи опускаются, внимание переключается на море.
– Что мне с тобой делать, Ромерия?
Однажды он уже задавал этот вопрос, не так давно, хотя, кажется, будто вечность назад, когда я лежала в постели, оправляясь от атаки дэйнара. Я не понимаю, почему он снова спрашивает об этом сейчас.
– Я сделала что-то не так?
Снова? Это из-за того, что вчера я залезла в его ванну?
– Ты все сделала не так. Ты вспыльчивая, говоришь, когда вздумается, и, если я приказываю что-то, делаешь все ровно наоборот. Ты споришь со мной так, будто не боишься последствий. Продолжаешь лгать мне, вводить в заблуждение. Слишком сильно переживаешь из-за бедствующего положения смертных, а еще ты, кажется, готова бросить вызов любому, кто не думает так же. – Зандер вздыхает, и его ореховые глаза останавливаются на мне. Целый калейдоскоп золотых оттенков отражается в них. – Ты все делаешь неправильно, и все же… это каким-то образом правильно.
От волнения у меня бурлит кровь, пока я обдумываю его грубые слова, а он в это время тянется к моим запястьям и берет их в свои руки.
– Я снял их, потому что, несмотря на все угрозы мне и моему трону, я больше не верю, что ты одна из них. – Кончиком пальца он убирает выбившиеся волосы, развевающиеся на ветру. В его взгляде я вижу уязвимость и мольбу. Тот же взгляд я видела ночью, когда он умолял меня сказать ему, что все это было ошибкой. – Пожалуйста, не выставляй меня дураком снова.
Узлы в моем животе скручиваются все туже, угрожая лишить способности думать. Я могу быть самой большой угрозой из всех. Ему, Илору, всем.
Желание рассказать все, сбросить это бремя, которое с каждым днем становится все тяжелее, наваливается на меня с непреодолимой силой.
Мне нужно сказать ему. Прежде чем я позволю этому зайти дальше, он должен знать, кто я.
Я открываю рот, желая, чтобы слова вырвались наружу.
Я – Заклинательница Ключей, и Малакай послал меня сюда, чтобы открыть нимфеум.
– Наверняка Боз уже проклинает все на свете. Нам пора возвращаться.
Зандер подводит меня к лошади.
Мое мысленное признание забывается где-то по пути домой, в объятиях Зандера.
28
Сегодня вечером пламя фонарей горит иначе. Возможно, все дело в толпах посетителей, что бродят по королевским владениям. Они, кажется, совсем не беспокоятся об отравленных кормильцах, смеясь и болтая друг с другом, а затем исчезая в глубине садов.
Я тоже чувствую соблазн, витающий в воздухе, когда прислоняюсь к каменным перилам своей террасы. Пьянящее предвкушение гудит внутри. Быстрый взгляд через плечо, и я убеждаюсь, что Зандер не подкрадывается ко мне сзади.
Дрожащими пальцами я снимаю кольцо.
И задерживаю дыхание.
Ничего не происходит.
Я смущенно морщусь. Вэнделин ошиблась. Я ничего не чувствую…
Где-то глубоко в груди начинает болезненно ныть. Сначала мне кажется, будто я воображаю это, но потом это чувство разрастается, извергаясь наружу, проходит по рукам и ногам, ползет вверх по шее и вдоль позвоночника, пока все мое тело не начинает вибрировать этой энергией, одновременно чужой и такой знакомой. Это словно прилив адреналина, который я обычно ощущаю, когда тянусь к чьему-то ожерелью или снимаю часы с запястья, только увеличенный в тысячу раз.
Это отвлекает и приносит неудобство.
А еще волнует.
Вэнделин была права. Теперь я чувствую свое родство.