– Но вы знали.
Они кивают.
Челюсти Зандера сжимаются. Он привык обдумывать те или иные проблемы, но ему не дали такой возможности. Эти лорды поведали ему байку о злых непокорных кормильцах, а после привезли их, привязанных к крестам, чтобы сжечь.
Мой шок сменяется яростью.
– Они сделали то, что сделала бы я, будь это мои дети, – шиплю я себе под нос достаточно громко, чтобы Зандер услышал. У них был шанс остановить их от кормления монстрами. Так поступили бы многие родители. Мое отвращение нарастает, когда я сжимаю предплечье Зандера. – Ты не можешь этого сделать. Это наказание неправильно.
Он встречается со мной взглядом, будто ищет ответ. В это время ближайший приспешник зажигает факел.
– И что ты хочешь, чтобы я сделал? Отпустил их? Люди еще не осознали, что яд поселился в их венах навсегда, но когда они это поймут, то сделают с ними намного худшие вещи.
– Не знаю, но это наказание несправедливо, и ты это знаешь. – Мой разум судорожно ищет решение. Что бы сделали в моем мире? – Отправь взрослых в подземелье. Или на работу в Разломе. А детей в Сикадор. Заплати Кэйдерсу, чтобы он вывез их контрабандой.
В его глазах мерцает отчаяние.
– А если они вернутся?
– Зачем им возвращаться сюда? – бормочу я, но то, что сказала Вэнделин, вдруг поражает меня, словно молнией. – Заклинатели помечают людей в Ибарисе, чтобы подтвердить, что они прошли испытания. Пусть Вэнделин пометит их. Если они достаточно глупы, чтобы захотеть вернуться, это их отпугнет.
Зандер, кажется, обдумывает мои слова.
– Отпустить их всех.
Три слова эхом раздаются в полной тишине, но их быстро заглушает шум. Когда веревки перерезают, а заключенных сводят вниз по ступеням, на лицах знати отражается возмущение. Кормильцы обнимаются, по щекам текут слезы.
Толпа реагирует по-разному: от шока до облегчения и разочарования. Аттикус стоит внизу, глядя на нас снизу вверх, его челюсти сжаты. Еще одно решение брата, которое он не одобряет. Или, может быть, это мое влияние, которое он не в силах принять.
Я провожу рукой по спине Зандера, надеясь, что этот маленький, безмолвный жест подарит ему хотя бы небольшую защиту от шума.
Рука Зандера поднимается в воздух, и снова наступает тишина.
– Эти заключенные будут сопровождены в темницу, пока я не выберу для них наилучшее наказание. Но за то, что они проглотили яд, предназначенный для нанесения вреда, эти заключенные будут заклеймены.
Он кивает в сторону Вэнделин.
Жрица на мгновение замирает, выглядя взволнованной неожиданной просьбой. Я полагаю, она думала, что ее дни, когда она помечала людей, закончились. Но затем она идет вперед, ее бело-золотое платье развевается на ветру. Вэнделин останавливается перед каждым заключенным и берет их руки в свои, вызывая у них болезненную дрожь, будто то, что она делает, причиняет им страдания. Наконец, она доходит до конца очереди из кормильцев и поворачивается к Зандеру, чтобы поклониться.
– Давайте все увидим клеймо испорченного! – кричит Зандер.
Заключенные смотрят друг на друга, а затем нерешительно поднимают руки вверх, показывая круг с двумя переплетенными полумесяцами на подушечках их больших пальцев, очертания которых светятся от заклинательной магии Вэнделин.
Меня пронизывает холодная волна узнавания. Я уже видела эту метку, вытатуированную на руках Народных Стражей.
– Что это за символ? – шепчу я.
– Я не знаю, но, что бы это ни было, я уверен, что все услышат об этом к следующему Худэму.
По толпе проносится гул, когда лорд Эдли сходит с трибун и уверенно идет в центр площади.
Зандер рядом со мной скрежещет зубами.
– Если позволите, Ваше Высочество…
– Нет, не позволю, – рявкает Зандер. – Вам больше не предоставят возможность для извержения вашей лжи и заговорщических планов, лорд Эдли.
Глаза Эдли вызывающе сужаются. Но Зандер сразу же отвергает его, как будто лорд Кеттлинга не более чем неприятность.
– Отведите узников в темницу, и, если хотя бы один волосок на их головах повредится, каждый страж в эскорте посетит эту площадь на рассвете, и эти костры все же будут использованы. – Он многозначительно смотрит на мужчин с мечами, пока шестеро смертных следуют за ними на дрожащих ногах. – Я хочу покончить с этим днем прямо сейчас, – бормочет Зандер себе под нос, махнув рукой влево.
Солдаты маршируют на площадь. Трое ибарисанских заключенных, зажатых между ними, шеренгой продвигаются вперед. Я резко вдыхаю. На них нет ничего, кроме кандалов на лодыжках и запястьях. Когда я видела их в последний раз, они были грязными и окровавленными. С тех пор их искупали и вылечили, за исключением вечного пореза по руке, который отвечает за сдерживание их эльфийского родства со стихией. Их подготовили.
Я изо всех сил пытаюсь скрыть усмешку. Похоже, бессмертные не желают питаться грязными телами.
Все трое шагают вперед с высоко вздернутыми подбородками, будто тот факт, что они идут на публичную казнь – голыми – их не смущает. Возможно, это меркнет по сравнению с тем, что с ними сделала Абарран. Я украдкой оглядываюсь через плечо, дабы поймать ее улыбку – она наблюдает.
Люди разглядывают меня так же охотно, как и моих осужденных ибарисанских собратьев. Я продолжаю смотреть вперед, когда мужчин загоняют на три помоста, а их руки и лодыжки приковывают кандалами к каждому из углов. Внизу сложены груды бревен разной длины, для розжига костра.
Жрицы тихо двигаются вперед, выполняя задание сохранять ибарисанцам жизнь.
– За преступления, связанные с убийством, заговором с целью убийства и заговором против короны, вы приговорены к смертной казни в виде королевской трапезы, за которой последует костер. Да смилостивится над вами Судьба, – произносит Зандер жестким тоном. – В знак чести тем, кто благородной крови, мы предлагаем им первую дегустацию.
Первыми из толпы рвутся аристократы, лица некоторых из них я знаю, однако Эдли среди них нет. Он занят тем, что изливает тираду на ухо Аттикусу. Лорд крайне напряжен, размахивает руками. Аттикус же стоит молча и слушает его с каменным лицом. Я никак не могу прочесть его.
Дворяне выглядят как нетерпеливые дети, подступая к месту кормежки, каждый ищет, как подступиться к пленнику.
Даже с такого расстояния я могу разглядеть их удлиняющиеся клыки. Ибарисанцы заметно напрягаются, когда зубы вонзаются в их плоть, и у меня скручивает желудок. Это совсем не похоже на ту ночь, когда я наблюдала за кормлением Зандера с той девушкой. Тогда этот процесс был нежным, тактичным и очень личным.
Сейчас я наблюдаю дикость.
И их даже не несколько. Очередь все растет, змеясь вокруг столбов для костров. Крови на всех просто не хватит.
– Вот почему ибарисанцы называют их демонами, – шепчу я.
Сидящий рядом со мной Зандер напрягается.
И тут по площади проносится первый крик.
30
Это происходит мгновенно. Будто зловещий эффект домино: от первого кормившегося аристократа до последнего. Илорианские бессмертные, питающиеся ибарисанскими пленниками, съеживаются на покрытой грязью земле, корчась от боли, выгибая спины, стискивая зубы в агонии.
– Что случилось? – шепчет Анника с ужасом в голосе.
По лицу Зандера мелькает тень осознания.
– Они приняли яд.
– Я думала, они не могут, – говорю я. – Я думала, мёрт разорвет их на части. Это мёрт. Верно?
Глаза Зандера устремляются на Вэнделин.
– Так мне сказали.
Вокруг мечутся тела, люди вопят от ужаса, разбегаясь в стороны, будто то, что поражает знать, заразно. От непрекращающихся криков – их так много – волосы у меня на шее встают дыбом. Жрицы смотрят на Вэнделин, которая качает головой. Она не может им помочь, объясняет она.
И в центре всего этого смеются трое привязанных к столу ибарисанцев.
Голова кружится.
– Должно быть что-то, что мы можем сделать, – слышу я свой собственный голос.
Зандер колеблется.
– Да. – Его челюсть сжимается, когда он делает шаг к краю перил.
Вокруг трех столбов и жертв вспыхивает огромный огненный шар. Люди разбегаются еще дальше. Крики агонии прекращаются почти сразу.
Зандер использует свое родство, и это не салонный трюк. Демонстрация нескольких сожженных тел доказывает, что он намного сильнее, чем кто-либо предполагал.
Толпа наблюдает, как палящее пламя горит еще пару секунд, а затем так же внезапно огонь гаснет, не оставляя ничего, кроме груды тлеющих трупов, запаха обугленной кожи и жуткой тишины. Люди пытаются прийти в себя после испытанного шока оттого, свидетелем чему они только что стали.
С высоты, разнося тишину на площади, звучит глубокий злобный смех.
– Слава будущей королеве Илора! – поет мужской голос.
Это Тайри, в башне.
– Одна капля ее крови положит конец твоему проклятию навсегда! Одна капля, чтобы освободить всех!
Зандер бледнеет.
– Судьбы, это был не мёрт. Это твоя кровь. Как я этого не видел? – Взгляд Зандера снова устремляется на Вэнделин, и в нем явно присутствует обвинение.
Болезненная гримаса, которой она награждает его, говорит обо всем. Она солгала ему и об этом. Какую еще ложь она заготовила?
Я чувствую на себе жар бесчисленных взглядов, и мое лицо горит.
– Я этого не делала, – хриплю я, хотя никто не слышит моих слов. Я украдкой бросаю панический взгляд в сторону Анники. Она знает, что я невиновна. Близкие меня знают.
Зандер поворачивается ко мне.
– Я не имею к этому никакого отношения. – Я чувствую себя обязанной напомнить ему об этом, учитывая противоречивое выражение его глаз. Он ведь может прочитать мое замешательство и ужас, разве нет?
– Это не имеет значения, – тихо говорит он.
Я замираю.
– Что это значит?
– Снова на те же грабли. Ты не научился с первого раза, брат! – ревет Аттикус, перемещаясь в центр площади. Пламя факелов блестит на золоте его доспехов. – Твоя невеста предложила эту королевскую трапезу, и теперь мы знаем почему.