Ольга встретила их радостным воплем:
— Ага! Явились — не запылились. Договаривались-то на восемь, а сейчас уже полдевятого.
— Да ладно. И не опоздали почти.
На столе уже горели свечи, и погасшая люстра погрузила комнату в романтический сумрак. Казалось, будто снаружи и не существовал современный мир, тем более гаджеты все отключили, сидели так… будто сто лет назад.
Как и вчера, был еще Юрик, а вот ботаник Филипп что-то нынче задерживался. Ну, да и бог с ним, не за-ради Филиппа тут все собрались.
— Может, придет еще, — Ольга поставила на стол блюдечко с водой и уселась на стул в чем была — по-домашнему, в коротенькой маечке и шортах.
Юрик искоса глянул на нее и вздохнул. Ну а что тут скажешь? Он, конечно, не профессор, и вообще парень не особо богатый. Хотя немного гламурный, да. Сам — дылда дылдой, а пиджачок со стразами нацепил. Все ради Ольги? Интересно, как у нее там с Огородниковым? Успела уже?
— Сначала Фредди Меркури вызовем, — напустив на себя самый серьезный вид, глухо произнесла «хозяйка спиритического салона». — А потом… потом — ты, Денисик! Ага?
— Угу, — в тон девушке отозвался Дэн. — Короче говоря — согласен.
Правое запястье его было замотано бинтом. Невидимым под длинным рукавом черной — тоже немножко гламурной — рубашки.
Входя в спиритический транс, Ольга закрыла глаза и вытянула вперед руки.
— Дух Фредди Меркури, явись! Явись! Явись!
По воде, налитой доверху в блюдце, пробежала легкая рябь. Наверное, дух знаменитого музыканта все ж таки отозвался… а скорее, просто качнулся стол.
Голые руки «хозяйки салона» покрылись мурашами, голова запрокинулась… и сама девушка вдруг задергалась, словно в припадке… и, что-то выкрикнув по-английски, затихла, резко распахнув глаза.
— Он говорил с нами! — восхищенно прошептала Леночка. — Дух Фредди Меркури… ага.
— Да, да, мы слышали! — Юрик взволнованно покивал головой и, погладив медиума по руке, вкрадчиво осведомился: — А ты сама-то как? Что-нибудь чувствовала?
— Да нет, ничего… В тот момент это была не я…
— Поня-а-атно…
Сама Ольга выглядела сейчас уставшей, словно только что пробежала кросс, километров десять.
— Денис, — глянула на Давыдова Леночка. — Теперь — ты. Оль, ты сможешь его…
— Попробую, — голос юной хозяйки салона звучал глухо и как-то потусторонне. Еще бы, ведь через нее с ребятами только что общался сам Фредди!
По просьбе медиума Денис положил руки на стол и закрыл глаза. Ольга что-то забормотала монотонно и гулко… Молодой человек не вслушивался, лишь почувствовал легкую дрожь и внезапно разлившееся по всему телу тепло, а потом…
— Бурцов, ты — гусар гусаров! Ты на ухарском коне. Жесточайший из угаров и наездник на войне!
Забравшись на табурет, это декламировал сам Давыдов, при этом так размахивал руками, что Дэн всерьез забеспокоился — как бы с этого табурета не упасть!
Похоже, все дело происходило в казарме — обширная комната, солома на полу, какие-то нары и — меж нарами — длинный, грубо сколоченный стол, по сути — просто толстые, едва обструганные доски на козлах. На столе же…
На столе же чего только не было! Беспорядочно наваленные куски хлеба, моченые яблоки, какая-то дымящаяся дичь — рябчик, что ли — распластанная на большом серебряном блюде. Из объемистой кастрюли, выставленной на краю стола, с таким смаком тянуло кислыми щами, что хотелось тотчас же зажать пальцами нос или, уж по крайней мере, выпить — бутылок на столе имелось в достатке. Большие, с серебряною фольгой — шампанское, еще какие-то зеленоватые штофы, наверное с водкой, и — ровно посередине стола — здоровенная белесая бутыль с какой-то коричневатой жидкостью, скорее всего виски… или ром, бывает ведь и такой — неочищенный.
По углам казармы валялись попоны и седла, на некоторых уже кто-то спал, залихватски распахнув доломан и вытянув ноги. Кто-то курил трубку, кто-то держал в руках карты. Правда, никто не играл, все, повернув головы, азартно внимали Давыдову.
— Умри, Денис, — лучше не скажешь! — вскочив на ноги, уже знакомый Дэну Бурцов высоко поднял бокал. — Так выпьем же, други, за нашего пиита! Дай бог ему!
— Дай бог! — хором отозвались гусары.
Спрыгнув с табурета, Денис схватил поданный кем-то стакан, чокнулся со всеми и тут же выпил. Сладковатый вкус виленской водки оказался не таким уж и обжигающим, не столь уж она и была крепкой, градусов тридцать пять или того меньше, вот уж поистине не водка, а «столовое вино».
Сие понятие — «виленская водка» — всплыло в сознании Дэна само собой, как только юноша почувствовал вкус… как оказалось — весьма хорошо знакомый. Конечно же, не Дэну — а Денису Васильевичу, чья коренастая фигура как раз и отразилась в засиженном мухами зеркале, висевшем в простенке меж окнами. Синий, с белыми витыми шнурами, доломан, расстегнутый на груди, синие же чакчиры — узкие, в обтяжку, штаны. Круглое лицо с задорно задранным носом, лихо закрученные усы. Красавец-гусар, гроза женских сердец и предмет воздыхания уездных барышень… впрочем, не только уездных.
— Ах, Денис, Денис, — поставив опустевший бокал на край стола, Бурцов подошел к приятелю и, обняв его за плечи, залихватски подмигнул остальным:
— Неча меня славить, друже. Нынче не мой праздник, а вон его!
С этими словами гуляка-ротмистр указал на скромно притулившегося в уголке гусара, совсем еще молоденького парнишку, худенького подростка лет пятнадцати на вид. Узкое, почти детское лицо с трогательными ямочками на щеках, подбородок, еще не знавший бритвы, темные волосы, серые большие глаза… и румянец, совсем девичий, юный румянец. Юношу этого Дэн тотчас «узнал», как и Бурцова: Сашенька Пшесинский, корнет, один из секундантов недавней дуэли с Венькиным.
— Ай, Александр! — подскочив к корнету, громко воскликнул Денис. — Тебя ж в гусары принять пора! И как это мы запамятовали-то, братцы? А ну-ка, жженки! Жженки ему!
Оживившиеся гусары тотчас же соорудили жженку: плеснули в плошку рому, посыпали сахаром от головни, прикрыли перекрещенными саблями… Кто-то поднес свечу, ром вспыхнул таинственным голубоватым пламенем… которое тут же затушили с шумом открытым шампанским!
Давыдов лично вручил питие покрасневшему от скромности корнету:
— Ну, пей, Сашка! Посмотрим, какой ты есть гусар!
Мальчишка скривился, но послушно сделал глоток… а там и второй, и третий…
— До дна! До дна! До дна! — радостно скандировали гусары.
Осушив-таки сосуд, Сашка ухарски бросил его на пол.
— Ай да хват! — Бурцов с размаху хлопнул юношу по плечу и тут же бросил клич: — А ну-ка, господа, поддержим! Гусары мы или нет?
Хлынула по бокалам жженка, Давыдов же взобрался на табурет, встал, картинно вытянув руку:
Ради бога, трубку дай!
Ставь бутылки перед нами,
Всех наездников сзывай
С закрученными усами!
Чтобы хором здесь гремел
Эскадрон гусар летучих,
Чтоб до неба возлетел
Я на их руках могучих!
Под восторженный рев гусар тут же и выпили. Потом подхватили на руки захмелевшего корнета, принялись качать, подбрасывая к самому потолку, пока непривычному к таковым возлияниям пареньку не стало худо. Тогда отпустили, усадили за стол, налили:
— А вот, друже Сашка, хрястни-ка!
Сашка хрястнул — куда деваться? — да, уронив голову на руки, тут же и захрапел. Остальные же продолжили пиршество, допили и шампанское, и жженку, и сладкую виленскую водку. Кстати, вот тут-то Дэн, к своему большому удивлению, вдруг обнаружил, что вовсе не является простым наблюдателем в теле поэта! Отнюдь! Оказывается, он мог влиять на всё.
Он вовсе не хотел напиваться… и пил все меньше, не допивал, пропускал тосты и, вообще, не очень-то и захмелел — конечно, с точки зрения гусара. Голова-то кружилась, а из души рвались наружу стихи:
Жизнь летит: не осрамися,
Не проспи ее полет.
Пей, люби да веселися! —
Вот мой дружеский совет.
— Э-эй, Денис! Ты в порядке?
Дэн распахнул глаза, с удивлением оглядывая полутемную комнату и круглый, с горящими свечами, стол… Господи Иисусе! Кто все эти люди, черт побери? Гусары где? Бурцов?
— Дэ-эн!
— Надо к шинкарю послать, за водкой. Я знаю в Звенигородке один знатный шинок. Слугу моего, Андрюшку, и пошлем…
— К кому послать? — Сидящие за столом удивленно переглянулись.
— Какого Андрюшку? — Ольга округлила глаза и вдруг покладисто покивала. — А, Денисик, понятно. Ты водки хочешь? В холодильнике есть, папина. Принести?
— Водки? — похлопав ресницами, Дэн, наконец, окончательно пришел в себя.
Глянул на всех… и улыбнулся:
— Ох, ребята! Что я вас сейчас расскажу! Не поверите.
— Почему ж не поверим? — ободряюще кивнула Леночка. Синие больше глазищи ее прямо горели от любопытства. — Ты, Дэн, рассказывай. А Оля пока водку принесет.
— Не-не-не, — запротестовала хозяйка салона. — Пока не принесу, Денис, молчи! Я сыр… Сыр вот только порежу… и огурец.
— Интересно, кто ей сказал, что я хочу водки, — покачал головою Денис.
— Так ты ж и просил! Только что! — хором подтвердили все.
— Я просил?
— Ты!
— Тогда выпьем… Или мы не гусары, а?
Следующий сеанс договорились провести через неделю — приезжали Ольгины родители, так что негде было. Ровно через неделю же, справив свои дела, предки «медиума» возвращались на дачу, и «спиритический салон» открывался вновь.
Денис едва дождался конца этой столь долго тянувшейся недели! Ему так хотелось поскорее увидеть Леночку, услышать ее голос, подержать за руку… утонуть в синих глазах! В конце каждого дня юноша мечтал, лежа на диване и устремив глаза в потолок. Кто знает, может, у них — у него и Лены — еще все и сладится, не зря ведь девушка так интересовалась им, расспрашивала. А как она слушала! Каким неподдельным восторгом горели ее глаза! Нет, определенно, что-то такое завязывалось в ее сердце… ну, так же не может быть, чтобы вообще ничего.