— Подпись подписью, — упрямо набычился Денис, — а подводы-то где?
— Бог с вами, ротмистр, — Фельден махнул рукой. — Французские егеря вполне могли захватить. Сами знаете, они к нам не раз прорывались… А на каждую подводу солдат не напасешься. Тем более — вы должны были встречать.
— Мы и встречали. То, что осталось… Так что, господин майор? Солдаты пусть будут без пищи… А кони без овса?
Как видно, в голосе и позе гусара интендант заметил что-то для себя угрожающее, нечто такое, что заставило майора нервно потеребить пальцами обшлага мундира.
— Ладно… что-нибудь придумаем, выкроим… Вы не беспокойтесь так, ротмистр.
Фельден обмакнул перо в бронзовый чернильный прибор и, что-то быстро набросав на листе желтоватой бумаги, кликнул фельдфебеля — уже знакомого Давыдову усача.
— Каптенармус лично проследит за погрузкой, — мягко улыбнулся майор. — Вот… пять подвод с фуражом. Три — с мукою…
— Три?!!!
— Пока, пока три… Позже еще отправим. Подождать надо… чуть-чуть…
Заглянувшее в окно кабинета солнышко отразилось на чернильном приборе… Позолоченный и, видимо, весьма недешевый, в виде двух рыцарей с крестами и орлом. Герб Тевтонского ордена. Однако трофей.
Пока Денис Васильевич имел дело с майором, верный слуга-ординарец Андрюшка тоже не тратил время даром, перекидываясь словом с каждым встречным-поперечным. Да и сам Давыдов вовсе не собирался скоро уезжать. Отказавшись от предложенного ушлым интендантом обеда, молодой человек еще посидел в трактире, послушал сплетни и даже припомнил, как полтора года назад проходил практику в ОБЭП — отделении уголовного розыска по борьбе с экономическими преступлениями.
Гусар беседовал с одним, с другим, с третьим… И постоянно ощущал на себе чей-то тяжелый взгляд! Даже не взгляд — взгляды. Ну да, вон и вахмистр с одутловатым лицом, вон и усач-каптенармус…
Давыдову того и надо было! Напугать. Заставить работать — отыскать, отправить авангарду генерала Багратиона продукты и фураж!
Ночевать в Кенигсберге лихой гусар вовсе не собирался и ближе к вечеру вместе с верным слугой уже отправился восвояси, надеясь вернуться в расположение князя еще засветло. День еще больше распогодился, потеплело, вовсю светило солнце. В воздухе стоял пряный запах весны: пахло свежевспаханной землей, нежными клейкими листьями и березовым соком.
Можно было, конечно, отправиться чуть позже — вместе с полубатальоном (плутонгом) пехотного капитана Ветошкина, с коим Денис познакомился там же, в трактире. С такими попутчиками, по нынешнему военному временам, было б и безопаснее и веселей… Да вот только не хотелось тащиться с пехотой. Медленно, однако, да.
— Ну, смотрите, ротмистр, — капитан — из мелких рязанских помещиков — причмокнул губами. — А то б я вам свои стихи почитал.
Вот этого Денис не хотел! Ветошкин уже пытался читать свои явно графоманские вирши, но гусар как-то сумел уклониться…
— Так не подождете?
— Увы, дела!
— Ну, тогда удачи, ротмистр. Бывай.
Давыдов и его слуга неспешной трусцой поехали по широкой дороге, накатанной колесами крестьянских телег. Кое-где было сухо и твердо, в низинах же случались лужи и коричневая вязкая грязь. Такие места объезжали полями и лесом… Вот как сейчас…
— Пожалуй, перелеском придется, вашбродь, — останавливая коня перед огромной лужей, озадаченно промолвил слуга.
— Перелеском так перелеском…
Заворотив коня, Денис глянул вперед, на заросли ольхи и вербы… Что-то сверкнуло… и гусар немедленно погнал коня прочь, свистнув Андрюшке…
И вовремя!
Из перелеска грянули нестройные выстрелы.
Ординарец тоже погнал коня на дорогу, выбрался, останавливаясь возле спешившегося Дениса.
— Никак хранцузы, вашбродь! Ох, недаром говорили — шалят. Однако что делать будем?
— Да ничего, — доставая пистолеты, хмыкнул гусар. — Подождем, посмотрим. Вряд ли они на дорогу выскочат. Головы под наши пули подставлять — дураков нет и у французов.
— Так лучше б обратно, вашбродь, — Андрюшка опасливо покосился на кусты. — Чего тут ждать-то будем? Ночи?
— Да лучше б ночь, чем его капитанское графоманство! — в сердцах пошутил Давыдов. — Однако, видно, от общества господина Ветошкина нынче нам уж никак не отвертеться. Ладно… стало быть, так тому и быть.
— А, это вы про наш плутонг, — догадавшись, обрадованно протянул слуга. — Да уж — лучше поздно приехать, да живым и не раненым. Это уж точно, ага.
Устроившие засаду французы и впрямь на дорогу выбраться побоялись, а может, просто долго раздумывали, решались — тем временем и подоспел плутонг. Еще загодя послышалась громкая солдатская песня, а потом и появились бравые усачи капитана Ветошкина.
— О, вот это встреча! — обрадовался капитан. — И что вы тут сидите? Засада? В тех кустах? А ну-ка, ребята…
Махнув рукой солдатам, капитан вытащил пистолеты и погнал лошадь к зарослям… да так быстро, что терзаемый любопытством Денис едва поспевал за ним. Позади бросились бегом пехотинцы, кто-то даже крикнул «ура»… Увы, напрасно — французов уже и след простыл. Остался лишь зацепившийся за сук клок синего французского мундира да запах. Мерзкий запах гнили.
— Видать, лиса кого-то ела, да не доела, бросила, — поморщившись, с ходу определил Ветошкин. — А сукно — да, французское. Доброе сукно.
Впрочем, были ли это французы? Может, кое-кто другой? Гнездо-то Давыдов нынче разворошил осиное. Оставленный клок ткани наводил-таки на размышления — слишком уж оказался большой, приметный. Словно специально оставили.
Как бы то ни было, а гадай теперь, не гадай, все равно ничего не угадаешь. Оставшуюся часть пути и вечер у костра и в походной палатке Денису все ж таки пришлось выслушать капитанские вирши. Ветошкин всерьез считал себя поэтом, при этом частенько пренебрегал рифмой и клал в строчки столько личных местоимений, что у слушателей вяли уши от этих бесконечных — ему, она, ей…
— Молвила она ему, и ей, и им — скорее, братцы, победим!
Вот, примерно в таком ключе. Впрочем, это было лучше, чем шальные французские пули.
Подводы в авангард все же прибыли, за что Багратион лично поблагодарил своего адъютанта:
— Вот уж, ей-богу, не думал, что так скоро все сладится. Ай да Денис Васильевич, ай да хват! Господи… тут тебя давно один офицер дожидается… Один поручик из Санкт-Петербурга… приехал в свите государя. Сказывал, тебя страсть как хочет увидеть… Как бишь его? Ах да… Князь Озерский, да — так.
— Поручик Озерский? Из Петербурга? — обрадованно переспросил гусар. — Неужели Ванька? Кавалергард, лихач и ёра! О, бог мой…
— Вижу, ты ему рад… — генерал потеребил кончик носа. — Не смею более задерживать…
— Но, ваше высоко…
— Ну, иди, иди. Встречай друга скорей.
Поручика Давыдов отыскал на постоялом дворе, расположенном невдалеке от штаба. Рослый круглолицый и краснощекий богатырь с небольшими пшеничными усиками, увидев Дениса, тут же вскочил на ноги и сдавил гусара в своих поистине медвежьих объятьях.
— Ну, здоров, коротыш! Как жив будешь?
— Здорово, Гора Медведевич! Ну, пусти, пусти, раздавишь.
— Ах, как же я рад! Чертовски рад, Денис! Слышал, слышал про твои подвиги. Говорят — целый полк французов один разогнал?
— Ну, не полк…
— Ла-адно! Хотя бы — роту.
Озерский тут же организовал и пьянку. Да Денис был не против — после встречи с вороватыми интендантскими мразями хотелось расслабиться в обществе надежных и добрых друзей. Давыдов тотчас же послал Андрюшку за сослуживцами-адъютантами да за своими, гусарскими — поручиком Бровенчиным и штабс-ротмистром Анкудеевым.
— Ну, что, господа, жженки? — азартно хлопнул в ладоши князь. — Наслышан, наслышан про ваш гусарский напиточек.
Давыдов улыбнулся:
— Жженку так жженку. Мы все не против. Только вот жалованье…
— Да брось, Денис! Я предложил — я угощаю.
— Славно! Ну, и мы что можем в общий котел. Верно, друзья?
— Верно, Денис! Верно!
Выслушав одобрительные крики, ротмистр повернулся:
— Эй, кабатчик… Любезнейший… Свечи, шампанское, сахар — есть?
— Для вас, господа, найдется!
Седобородый трактирщик в длинном черном сюртуке с достоинством поклонился… правда, замялся насчет водки.
— Водка, конечно, есть… Но можжевеловая.
— Ой, нет, можжевеловая не пойдет, — замахал руками гусар. — Она нам весь вкус испортит.
— Тогда, ежели господа чуть-чуть подождут, я пошлю мальчонку… тут недалеко, да…
— Посылай! — с жаром одобрил Озерский. — На вот тебе денег… бери!
Запылала свеча. Потек по обнаженным сабельным клинкам расплавленный сахар… пуншем ахнуло в водку шампанское…
— Еще флакончик «Тройного» одеколона — и напиток богов готов! — пробуя, пошутил Дэн.
Выпили… Давыдов начал читать стихи…
Ради бога, трубку дай!
Ставь бутылки перед нами,
Всех наездников сзывай
С закрученными усами!
Ну, конечно же, это был «Гусарский пир», сочинение столь известное, что не стоило и говорить.
— Ах, Давыдов! Ах, Денис! — расчувствовался гость. — Ну, надо же, вот так наконец встретились! А помнишь Петербург? Салоны, казармы… А как ты старого князя Каменского напугал — об том до сих пор легенды ходят!
— А как Денис Васильевич князя напугал? — полюбопытствовал Бровенчин.
Озерский всплеснул в ладоши:
— Как, поручик, вы до сих пор не знаете? Дело было в одной гостинице, когда известный вам Денис Васильевич… Впрочем, давайте-ка выпьем! За встречу, за боевое братство, друзья!
Потом играли в карты по маленькой. Все, кроме Дениса — тот, как дал матушке обет, так его и блюл — свято. Батюшка-то, Василий Денисович, бывало, проигрывался в прах, едва ли не до нищеты полной…
За картами, конечно, еще выпили, раскурили трубки, и тут вдруг зашел разговор про охоту, про волков. Озерский Иван — охотник страстный, да и Бровенчин с Анкудеевым на охотах не одну собаку съели. Было о чем поговорить.