— Кто-то скачет впереди, господин генерал! — присмотревшись, доложил Давыдов.
Багратион молча приложил к глазу подзорную трубу, от чего стал сильно похож на киношного пирата.
— Какой-то улан… — молвил сам себе под нос Петр Иваныч. — Однако шибко скачет. Может, от главнокомандующего какая весть? Не думаю, правда, что добрая…
— …надцатого уланского полка корнет Иевлев! — спешившись, всадник поспешно представился генералу. — Осмелюсь доложить, ваше высокопревосходительство. Ратманы Кенигсберга, узнав он нашем поражении, отворили французам ворота.
— Вот как, значит… — покачал головой князь. — Выходит, не наш теперь Кенигсберг… Выходит, не наш… Ладно! Ротмистр!
— Слушаюсь, ваше высокопре…
— Извести всех командиров — отступаем к Неману. Там, даст бог, отдохнем.
— Слушаюсь!
Однако же отдохнуть не пришлось. Не прошло и пары часов, как прискакал адъютант главнокомандующего Беннигсена, передав личный приказ арьергарду: встать на пути противника и прикрыть отход остальных сил.
— За мной, — нахмурясь, Багратион махнул адъютантам и медленно погнал лошадь вдоль маршевых колонн, понуро плетущихся к Неману.
— Приказывать нынче не могу, братцы… — сняв шляпу, поклонился солдатам генерал. — Вижу, какие вы… Знаю, как пришлось… Однако снова надобно драться. Окромя вас некому за Россию-матушку постоять. Не приказываю ныне — прошу.
Тяжело, угрюмо и молча русские колонны привычно перестраивались в боевой строй. Сверкнули на солнце штыки.
— Спасибо, братцы, — кланяясь, благодарил генерал. — Спасибо…
Денис Васильевич несколько пришел в себя лишь после Тильзита. Отступающие русские армии переправлялись по мосту через Неман. День выдался жаркий, однако Багратион хмурился, кутаясь в вечную свою бурку, типа той, что когда-то подарил Давыдову. Князь не любил проигрывать, отступление действовало на него плохо, навевало хандру и разные грустные мысли.
Глядя на командующего, загрустил было и Денис. Так бы ходил мрачный неизвестно сколько времени, если бы не услышал вдруг невзначай разговор нижних чинов. То ли это были пехотинцы, то ли из артиллерии, а может, и вообще егеря, не важно. Куда важнее неожиданно стали для Давыдова их слова, весь разговор их. Солдатушки говорили о России. Все! Неман — граница, дальше — родная земля, и Бонапартия туда пустить решительно никак невозможно. Вот просто никак. Костьми лечь, но не пустить, не отдать Родину на разграбление. Солдаты даже не сомневались — «не отдадим, ужо Бонапартию накостыляем».
Все это говорили без всякого пафоса, обыденно и просто, словно само собой разумеющуюся вещь. И главное, ничуть не сомневались, что Наполеон будет разбит, а захватчики — изгнаны. Рано или поздно, а случится именно так!
Эта убежденность, уверенность в победе передалась и Денису… Тем более что молодой человек знал наверняка — так все и будет! Пусть трудно, кроваво, но… Будет отступление, будет Смоленск, оставленная на поругание Москва… Но будет и Березина, и Лейпциг, и русские войска в Париже!
Подумав так, Дэн устыдился грустных своих мыслей. Но ведь и правда — разобьем Наполеона! Это точно! Он, Денис, это знал. Так, выходит, и солдатушки знали? Чувствовали… Правда, вот доведется ли им дожить до славных русских побед?
Шли по мосту войска, отступали. Угрюмо, невесело, однако же — в полном боевом порядке. Со стороны занятого неприятелем Тильзита послышался гул орудий. Французы попытались обстрелять переправу… Опоздали. Уже переправились почти все.
В этот вот момент Петр Иваныч, никогда не забывавший о своих солдатах, вновь отправил Давыдова к интендантам.
— Ты уж, Денис Васильевич, голубчик, разберись, где там наши обозы? Ежели будут говорить, мол, пропали — не верь. Стой на своем и, если что, на меня ссылайся.
— Разберусь, ваше превосходительство! — вытянулся в струнку гусар. — Разобрался бы и раньше, кабы не Фридланд.
Вновь прихватив верного ординарца Андрюшку, Денис набросил на плечо ментик и, вскочив в седло, поскакал в небольшое селение Амт-Баублен, в штаб главнокомандующего русской армией генерала Беннигсена.
Приехали быстро, и Давыдов, поручив лошадей Андрюшке, ходко поднялся по широкой вычурной лестнице вверх, в приемную залу, полную всякого рода людей. Штаб-квартира располагалась в огромном доме какого-то сбежавшего от войны литовского помещика. Толстые стены, башенки и развешанные по коридорам старинные щиты с гербами делали особняк похожим на рыцарский замок. Вполне себе романтическое место… кабы не тусующийся народец: офицеры, статские, какие-то подозрительные иностранцы с повадками лошадиных барышников и маклеров. Все суетились, бегали, шныряли, а Беннигсен, снисходительно сдвинув брови, обсуждал какие-то важные дела.
Как тут же выяснил гусар, командующий уже послал к Наполеону верных людей, готовить почву для перемирия, и теперь в штабе с нетерпением ждали приезда французских парламентеров.
Впрочем, Давыдову до этого не было никакого дела, имелся конкретный приказ наладить снабжение.
Схватив за локоть какого-то пробегавшего мимо драгунского майора, гусар спросил про интендантов.
— Снабженцы? Кажется, там, слева, во флигеле.
Махнув рукой, майор озабоченно побежал дальше по каким-то своим делам, видимо, очень важным.
Давыдов подался было к лестнице… и тут вдруг заметил Фельдена, интенданта! Вытянутое, приплюснутое с боков, лицо его выказывало нынче некое оживление. Впрочем, сейчас в штабе Беннигсена суетились все. И тем не менее…
— Ах, это вы, ротмистр… Да помню, помню я про ваши возы. Отправлю, сегодня же отправлю.
— Так я могу сопровождать?
— Да, да, конечно… Подождите пару часов — я сделаю все бумаги. Сейчас же, ей-богу, не до вас, прошу извинить…
Наскоро поклонившись, интендант вновь куда-то помчался… И вдруг все застыли! Разом. Ветром пронесся слух:
— Перигор!
— Французский посланник.
— Едет!
Ага, смекнул Денис — видать, этого-то черта тут все и ждали.
С лестницы спустился сам генерал Беннигсен в парадном, увешанном орденами мундире. Блеклое, как у вяленой воблы, лицо его больше походило на плутоватую физиономию биржевого спекулянта, нежели на волевое лицо русского генерала. Да он и не был русским, этот черт Беннигсен, даже подданным российской короны не был. Так, наемник… Прости, господи — государев слуга.
Вслед за генералом все подались на крыльцо, а во дворе уже показался посланник — чванливый молодой человек, расфуфыренный, словно петух. Луи-Эдмон де Перигор явился в сопровождении кирасиров и смотрел на русских, словно солдат на вошь.
— Вот ведь черт… — хмыкнул Давыдов.
Денис узнал его — года три назад мелькал в Петербурге на светских раутах этот тощий французский мальчик, племянник всемогущего Талейрана. Заискивал, улыбался, рад был дружить со всеми…
С тех пор Луи-Эдмон возмужал. Лицо его, раньше вполне симпатичное и юное, сделалось каким-то одутловатым, надменным. Впрочем, гусарский мундир посланнику очень шел, добавлял мужества — красные чакчиры, черный, расшитый золотом ментик…
Перигор и Давыдов вдруг встретились взглядами… Что-то человеческое промелькнуло на миг в глазах француза. Узнал. Но кивнул холодно, бесстрастно.
— А вот не угодно ли отобедать, господин посланник? — генерал Беннигсен был само радушие. Как и вся его свита.
Дэну стало вдруг неприятно — ну зачем так стелиться перед врагом?
— У нас, конечно же, не Париж, месье Перигор… Но милости просим! Угостим, чем бог послал.
Ну зачем! Зачем? Извечное русское гостеприимство превратилось здесь в какой-то обидный фарс.
Плюнув, Денис повернулся и решительно зашагал прочь, решив поискать поблизости какую-нибудь харчевню, где и перекусить вместе с верным своим Андрюшкою. Ординарца гусар нашел быстро… вернее, тот сам вдруг выскочил из кустов и выглядел при этом взволнованным донельзя.
— Денис Васильевич, барин… Там энтот… антидант… с хранцузами сговаривается!
— Интендант? С французами? А ну, веди.
Невдалеке от окружавшей штабной особняк ограды, на липовой аллее, в самых, вдалеке от чужого глаза, зарослях, о чем-то шептались двое статских, одетых, как обычно одеваются простолюдины с претензиями, — узенькие панталоны, сюртуки, шляпы. Лица статских было не разобрать, и о чем они говорили — не расслышать. Денис и Андрюшка затаились в соседних кустах, ближе подходить опасались.
Денис лишь шепнул:
— С чего ты взял, что…
В это момент один из статских вдруг дернул шеей… Знакомо так дернул… Каптенармус! Тот самый. Вон, усищи торчат — не спрячешь.
— Я его, барин, в трактире еще приметил… Они сперва там сидели.
— С чего ты взял, что второй — француз.
— Слыхал, как он говорил. На крыльце. А с этим они — по-русски. Про обоз — я слышал. Вот, думаю, не про наш ли?
— Посмотрим.
Давыдов нахмурился, соображая, что же делать? Если речь шла об их обозе, то нужно было срочно что-то предпринять. Отказаться от сопровождения? Ну, тогда возов точно не дождешься — пропадут по дороге, сгинут, как уже бывало не раз. Нет уж — ехать! Обязательно ехать… Вот только что-нибудь придумать… что?
А может, ни о чем таком эти хмыри и не сговаривались? Может… Однако тут уж лучше перестраховаться — продовольствие и фураж нужны как воздух! Именно за этим Багратион Дениса и послал.
— Вот что, Андрей Батькович… — глядя на уходящих заговорщиков, негромко молвил гусар. — Скачи-ка ты обратно, к нашим. Сыщешь там Бровенчина, поручика, да штабс-ротмистра Анкудеева. Обскажешь все…
Денис задумчиво пожевал сорванную травинку и продолжал:
— А еще скажешь — пусть верных людей соберут… Дорожек тут в нашу сторону не так уж и много. По какой именно поедем — не ведаю. Думаю, возчики выберут самую заброшенную. Так что Бровенчин с Анкудеевым пусть такую и ищут. А я, ежели что, подам сигнал. Понял всё?
— Да как же, батюшка, ты?
— Скачи! Мне после Фридланда ничего уже более не страшно и сам черт не брат.