нет?
Гусар ухмыльнулся в усы и невольно передернул плечами — больно уж суровым казался этот густой финский лес. Нет, никакая не Лапландия, там и вообще, говорят, леса нет, одна тундра да эти самые колдуны-нойды. И олени еще. Лопари их кровушку и пьют себе в удовольствие… говорят, что не только оленью. Да что с них взять? Дикий народ — самоеды.
— Н-но, залетная! Н-но! Давай-ка поднажмем. Поспеть бы до станции дотемна.
Верный ординарец Андрюшка что-то занемог, как видно, простудился, и Давыдов счел за лучшее оставить его пока с обозными — мало ли что? Времена военные, какое-то время можно обойтись и без слуги. Оставил, а теперь жалел. Вдвоем-то все было бы веселее.
Быстро сделалось темно, так что уже почти и не разглядеть дороги. Вот ведь приключение! А еще каких-то три дня назад Денис лихо отплясывал мазурку на балу у одной высокой особы. Да, были там девы — ах…
Причмокнув, гусар мечтательно прикрыл глаза… И едва не вылетел из возка! Проворная лошадка его вдруг неожиданно встала.
— Эй, эй, милая, что? Неужто волки?
Выбираясь в снег, штабс-ротмистр на всякий случай прихватил с собой пистолеты. Встречаться с волками не очень-то хотелось, особенно после приснопамятных событий в Восточной Пруссии. Вот там уж были волки так волки! Особенно — та белая волчица… Больше года прошло с того времени, а вот поди ж ты — в памяти все, как вчера. Ворюги-интенданты все же пошли под суд… правда, не все. Высокопоставленные их покровители даже легкого испуга не испытали. Что ж…
— Тихо, милая, тихо…
Погладив конька по гриве, Денис настороженно огляделся, прислушался. Никто не выл, ни близко, ни в отдалении, да и лошадка стояла себе смирно, не храпела, ушами не прядала, глазами испуганно не косила. Значит, слава богу, не волки… Да, господи!
Гусар вдруг расхохотался, рассмотрев, наконец, причину столь резкой остановки. Просто дорожка снова раздваивалась. И снова приходилось выбирать.
— Ах ты, моя умница-каурка, ух… Ужо доберемся до станции, задам тебе овса. Поди, любишь овес-то, ага?
Успокоив лошадь, молодой человек прошелся по поверткам, забрался обратно в возок и решительно повернул налево. Колея там выглядела куда более укатанной, видать, немало саней проезжало… в отличие от той дорожки, что справа. Там и вообще колеи почти не видать.
— Н-но, каурая! Думаю, уж немного осталось.
Да уж, немного, По рассказам обозников — еще версты две… ну или три — так как-то.
— Давай, милая, поднажми! Н-но!
Давыдов хлестнул лошадь вожжами — не очень-то хотелось ночевать в лесу. Слишком уж неприветливо тот выглядел, угрюмо как-то. Да и финны… они как-то больше шведов поддерживали, те еще хитрованы.
Штабс-ротмистр проехал еще с полчаса и все высматривал станцию… А ее не было! Вот должна была быть, пора бы… ан нет. И что прикажете делать? Возвращаться обратно к развилке? Так темно уже… Неужто и впрямь придется заночевать в пути? Тогда уж было лучше остаться с обозными — все веселее.
Чу! А вот и волки! Явились, не запылились. Не хватало еще…
Услышав не столь уж и отдаленный вой, каурая всхрапнула, испуганно прижав уши.
— А ну-ка, вперед! Живо!
Вой-то раздавался откуда-то сзади, так что путь теперь оставался один — только вперед, без всяких возвращений. Да и куда возвращаться-то? Волкам в пасти?
Лошадка побежала ходко — видать, сама различала дорожку. Да и куда сворачивать-то? Кругом одни сугробы да самая непролазная чаща… Вот снова волчий вой! Опять же — сзади… и на этот раз, кажется, подальше… Неужто оторвались-таки от волчин, не почуяли добычу серые твари? Хорошо бы…
— Н-но, милая! Н-но!
Вой затих в отдалении, однако Денис все еще напряженно вслушивался в глухую лесную тишь, нарушаемую лишь скрипом снега под полозьями саней. Ехал… Посматривал… И вдруг услыхал слабый крик!
— Тпррру!
Остановив возок, гусар навострил уши. Показалось? Да нет! Вот снова. Слабый такой крик… скорей, даже стон. Судя по всему — женщина или ребенок. Где-то совсем недалеко, слева…
Вытащив из возка фонарь, Давыдов поклацал огнивом и зажег фитиль. Желтоватый свет, дрожащий и тусклый, казалось, лишь еще больше сгустил темноту… Впрочем, кое-что все же было видно. Да и стон повторился.
— Эй, кто там? — громко крикнул Денис. — Сейчас я, сейчас…
Так, с фонарем, он и нырнул в самую чащу, пробрался по сугробам, меж деревьями и густыми кустами, оказавшись в самом настоящем урочище из древних финских сказаний! Мрачный сумрак, поваленные ветром стволы, овраг, занесенный снегом…
И снова стон! Именно оттуда, из оврага… Подняв повыше фонарь, Давыдов раздвинул кусты, спустился… и увидел лежавшую в снегу женщину, точнее сказать — деву. В странной одежде, похоже, что из оленьих шкур… кажется, это называется малица или парка… Узкие штаны, на ногах — мокасины-торбаса. Смуглое, искаженное страданием лицо…
— Эй, что тут… Ах, вон оно что…
Левая нога девчонки угодила в капкан! Хороший такой капкан, на волка или на росомаху. Привязан к поваленному стволу цепью — не уйдешь!
— Ах, дева, дева… как же ты тут оказалась-то?
Поставив фонарь на снег, гусар наклонился и попытался разжать капкан… Не тут-то было! Тугие створки никак не хотели поддаваться, пришлось вытащить нож… да Денис рискнул бы и саблей, все равно девчонку нужно было как-то спасать, не оставлять же ее здесь, на съеденье волкам. А они ведь сожрут, рано и поздно… Да этой же ночью и доберутся!
— А ну-ка, потерпи, милая… Оп-п!
Клацнув, створки наконец раскрылись… Девушка застонала и что-то залопотала по-своему… наверное, по-саамски… Да, саамы — как вспомнил Дэн, именно так и назывался этот народ. Смуглое личико, чуть раскосые, вытянутые к вискам, глаза. Миленькая. На Тарью Турунен похожа, из группы «Найтвиш». Тарья ведь, кажется, саамка… Правда, эта совсем юница… хотя кто их, лопарей, разберет?
— Держи-ка фонарь… Давай… оп-па…
Сунув саамке фонарь, молодой человек подхватил ее на руки и, выбравшись из оврага, зашагал к возку…
Девчонка вдруг снова залопотала, указав рукой на валявшиеся в снегу лыжи. Короткие, широкие, подбитые волчьим мехом. Охотничьи.
— Да понял я… заберу я твои лыжи. Тебя вот в возок отнесу, и…
Денис так и сделал. Положив саамку в возок, сходил за лыжами, потом пристроил на облучке фонарь да взялся за вожжи… Поехали…
Девушка вдруг поднялась, схватив гусара за край отороченного мехом ментика. Что-то быстро заговорила, замахала руками…
— Обратно? — придержал лошадь Дэн. — Ты говоришь — обратно? Почему, там же… Ах, ты ж по-русски не понимаешь… по-французски, думаю, тоже… Может, тогда знаешь, где станция? Как бишь ее? Сабо… Сибо…
— Си-бо! Си-бо! — услыхав знакомое слово, саамка обрадованно закивала и показала рукою куда-то вперед… вернее — назад.
— Точно туда?
— Ту-да. Ту-да. Си-бо!
— Ну, раз такое дело.
Быстро развернув возок, гусар подстегнул каурую…
— Ну, пошла! Пошла, милая… Н-но!
Снова заскрипел под полозьями снег. Правда, теперь Денис ехал обратно… К волкам, что ли? Выходило, что так…
— Эй, эй! — девчонка вновь схватила гусара за рукав, махнув рукой куда-то влево. — Ту-да. Ту-да. Сибо!
— Ах, там Сибо?! Надо же, а я эту повертку и не заметил. Как-то так пропустил.
В самом деле, и немудрено было пропустить. Дорожка отходила в заснеженные кусты, так что и не сразу и заметишь, если приглядеться только… или знать. Как вот эта саамка знала.
— Н-но, каурка! Н-но…
Настегивая лошадь, Давыдов обернулся к девчонке и ободряюще подмигнул:
— Меня Денисом Васильевичем кличут. А ты кто? Вот я — Денис. Де-нис. А ты?
— Тарья.
— Тарья? — невольно хохотнул Дэн. — Ну надо же.
Позади, казалось, где-то совсем рядом вдруг завыл волк. В ответ ему слева послышалось ответное завывание.
— Почуяли! — хлестнул лошадь, гусар выругался сквозь зубы. — Окружают, сволочи… До станции-то далеко еще? Сибо, Сибо?
— Сибо! — откликнулась Тарья таким тоном, будто они уже добрались. — Сибо.
А ведь и впрямь добрались! Где-то впереди, за деревьями, показались отблески желтоватого света, послышался собачий лай.
— Н-но, милая!
Да лошадку уже и не надо было погонять — сама неслась, почуяв жилье и теплое стойло, так что уже совсем скоро возок выехал к распахнутым воротам почтовой станции. На просторном дворе при свете факелов суетились люди, видать, только что приехал какой-то обоз или привезли почту. В станционной избе призывно светились окна.
— Ну, слава те, Господи, добрались! — выпрыгнув из возка, искренне перекрестился гусар. — Эй, кто тут главный? Смотритель, смотритель где? Ты смотритель? Лошадку мою распряги — и в стойло, овса. Девушку — в дом. Надо бы ей помощь…
Смотритель — тучный бородатый финн средних лет, в вязаной, с козырьком, шапке, — похоже, не понимал по-русски ни бельмеса. Хотя нет… все же кое-что, наверное, понимал, ибо, подозвав работников, указал им на лошадь и девушку. Убедившись, что каурую завели в стойло, Давыдов вошел в дом следом за смотрителем. Работники занесли туда же и Тарью, правда, не в общую залу, а куда-то еще, помещений в приземистой станционной избе хватало.
Что сразу поразило Давыдова, так это какая-то невероятная, совершенно нерусская чистота! Ни тебе тараканов, ни запечных сверчков, ни даже лубочных картинок на стенах. За столом, на широкой лавке, сидел какой-то молодой офицер, судя по серо-зеленому, с красными обшлагами, мундиру — из пехотных.
Завидев вошедшего Дениса, офицер немедленно вскочил на ноги, круглое добродушное лицо его озарилось самой неподдельной радостью.
— Ах, черт возьми, как же я рад увидеть здесь русского. Тем более гусара! Разрешите представиться, господин штабс-ротмистр… Поручик Архангелогородского полка Арсений Андреевич Закревский. Адъютант графа Каменского.
— Давыдов. Денис Васильевич, — штабс-ротмистр с улыбкой протянул руку. — Как видите — гусар.
— Денис Васильевич? Давыдов? — Тонкие губы поручика растянулись в еще большей улыбке, даже несколько растерянной, словно бы ее обладатель вдруг не поверил своим глазам. — Ужель тот самый?! Поэт!