— А где все лопари живут? Известно где — нигде. Кочуют по всей тундре.
— Но тундра отсюда далеко…
— Да не так, чтобы очень. Бывают, приходят и сюда лопари. Особенно в морозные зимы. Или вот, по весне — побираются с голодухи.
— А может, ведьма-то у кого из местных столуется?
— Да что вы! — толмач усмехнулся и махнул рукой. — Кто ж колдунью-то за стол пустит?
— Та-ак, ладно, — Денис потер ладони и подкрутил усы. — Спроси-ка, в какое именно время они эту ведьму видели. Да откуда она пришла… и куда потом делась.
— Сначала днем появилась… как раз только трофеи на склад выгружали. Девки говорят — долго возле амбара крутилась, они видели. Да там много народу было — и солдаты, и местные. Ведьма-то вполне могла спокойно на склад заскочить. Дело свое сделать, а потом незаметно выбраться.
— Ну, то я уж и сам смекаю, — гусар покивал головой. — Воспользовалась суматохой, рассчитала все и… А второй раз, видать, не рассчитала — на часового нарвалась. Почему? Что ее заставило вернуться, разбить? Допустим. Сначала она яд в бутылки добавила… а потом вдруг резко опомнилась, решила никого не травить… С чего бы?
— Верно, какие-то причины на то имелись, господин штабс-ротмистр, — осторожно заметил корнет.
— Вот и я думаю… — чуть помолчав, Денис перевел взгляд на толмача. — Так что они там… Откуда пришла, куда ушла — не видели?
— Видели, — охотно подтвердил толмач. — Девки молодые, любопытные… Говорят, из лесу вышла, в лес и ушла. На лыжах!
— Плохо дело, корнет, — Давыдов вздохнул. — В здешней чащобе мы эту ведьму никогда не выловим. Разве что ежели она опять сюда не придет.
— Тогда и словим! — восторженно воскликнул Тошка. — Обязательно словим, господин штабс-ротмистр, вот ей-богу! Пусть объявится только, ага.
Выйдя на улицу, гусар и толмач обошли склад и направились к штаб-квартире. Невдалеке, у околицы, полковые кашевары разложили костры — готовили пищу для своих и для приготовленных к обмену пленных, коих пока содержали по избам. Со всеми шведскими офицерами полковник Кульнев имел личную беседу и, взяв с них честное слово, предоставил полную свободу передвижения по городку. Впрочем, и пленным шведским солдатам выходить на улицу не возбранялось. У одного из костров Давыдов приметил того самого парнишку-артиллериста, доедавшего варево из большой миски. Добродушно улыбаясь, кашевар — дородный усач в темно-зеленом пехотном мундире — зачерпнул половником дымящуюся кашу.
Швед улыбнулся, замотал головой, показывая жестами, что уже сыт по горло.
— Да ты ешь, ешь, — добродушно бурчал кашевар. — А то вон какой тощой.
Заметив штабс-ротмистра, парнишка быстро поставил миску и, вытянувшись, отдал честь:
— Santé je souhaite, monsieur le siège capitaine de cavalerie![4]
— Et que tu sois en bonne santé, le héros. Comme ta main?[5] — козырнув в ответ, улыбнулся Денис.
— Déjà presque guéri, monsieur le siège capitaine de cavalerie. Je bandée à l’infirmerie[6].
— А что за медаль? Que pour la médaille?
На груди парнишки красовалась серебряная медалька. Красивая, с крестом и тремя королевскими коронами.
— Insigne de notre roi Gustave Guillaume. Pour les services militaires, monsieur le siège de capitaine de cavalerie[7], — погладив медальку, с гордостью пояснил юный солдат.
— Да уж, ты ее заслужил. Ну, выздоравливай, герой. Бон шанс!
Через пару дней разведка донесла о большом скоплении шведских войск у деревни Пихайоки, что располагалась на самом берегу Ботнического залива. Не медля ни секунды, Кульнев выступил с основным войском и артиллерией по лесной дороге, конницу же — гусар и казаков — отправил в обход, по морскому льду, еще довольно крепкому, по крайней мере — с виду.
В этот раз Денис, как и положено адъютанту, неотлучно находился при командующем, а тот — при артиллерии и пехоте. Корявые ветви елей покачивались по обеим сторонам узкой лесной дороги. Здесь, в чаще, снег еще был крепок, тяжел, и колеса полковых пушек не вязли в грязи, катили ходко. Но даже здесь, в снежной Финляндии, уже чувствовалась весна. Уже налетал теплый ветер, чаще сверкало солнышко, а днем вовсю звенела капель. Прилетали первые птицы — возвращались на свои места грачи, коростели, потянулись даже стаи гусей.
— Ударим на рассвете, с обеих сторон, — покачиваясь в седле, Кульнев делился планами со своим адъютантом. — Мы — с суши, казаки и гусары — с моря. Возьмем в клещи врагов.
— А если рассвета не дожидаться? — вспомнив Курскую битву, неожиданно предложил Дэн. — Засветло еще… расположить артиллерию, ударить огнем! Ты, Яков Петрович, представляешь, что с врагом будет? Когда вот прям из ночи — ядра, картечь!
— Ого! — полковник сразу же оценил предложенную идею. — Да ты, брат, вижу, и в воинском искусстве мастак. Хорошее дело!
— Да уж врагам мало не покажется — точно.
Так и сделали. Не доходя до деревни, затаились в лесу, выслав разведку. Поставили на дороге вешки, присмотрели места для пушек и, как стемнело, провели дислокацию. Ночь выдалась спокойная, тихая. Чуть подмораживало, и в черном небе сверкали холодные звезды, окружая золотистый серп месяца. Артиллеристы шли в полном молчании, лишь слышен был скрип колес да лошадиные хрипы.
— Вот там — деревня, — командовал батареей Денис. — Большая, много дворов. Не деревня, а городок даже. Там — порт, торговая и рыбацкая гавань, сейчас замерзшая. Оттуда наша кавалерия подойдет, и вот задача — чтоб ни одно ядро, ни одна картечина в ту сторону не улетела.
— А ну-ка казаки с гусарами в селение ворваться решат? Тоже вот так, с рассветом, — какой-то артиллерийский капрал пытливо уставился на гусара.
— Не решат и раньше времени не ворвутся, — успокоил Денис. — О том к ним вестовые посланы. Будут окончания канонады ждать. А уж опосля… Ваше дело, братцы, — вжарить! И, куда не надо, не палить.
— Это уж мы запросто, — под общий смех заверил капрал. — Ужо, господин штабс-ротмистр, не сомневайся, вжарим! Только ты скажи, куда палить-то?
— Вон, видите огоньки? Это — деревня. От нее на десять градусов влево — неприятельский лагерь.
Что такое градусы и сектор огня, ратники понимали прекрасно, чай, не кто-нибудь, а пушкари-артиллеристы!
Все подготовили: повернув в нужную сторону, зарядили пушки, приготовили запалы — ждали. Было все так же темно, но восточный край неба уже окрашивался алой предутреннею зарею.
Ожидание казалось томительным и вместе с тем азартным. Хотелось быстрее сделать так, как задумано… и посмотреть — получится ли, выйдет ли? Должно получиться, должно.
Глядя в холодное ночное небо, Дэн вдруг подумал, что, верно, точно такие же чувства испытывали советские артиллеристы, сорвавшие своей ранней артподготовкой немецкое наступление на Курской дуге. Да, времена тогда были другие, но дух, дух воинов оставался прежним.
— Внимание… — вестовые передали приказ. — Быть готовыми в сей момент!
Пара секунд — и послышался пистолетный выстрел — сигнал. Тотчас же рявкнули пушки! Завыла в небе картечь! Ухнули по спящему шведскому лагерю ядра.
— Орудия первой линии — заря-жай! Вторая линия — огонь! Третья линия… огонь!
Канонада стояла такая, что у Дениса звенело в ушах. Впрочем, не только у него одного…
— Заря — жай… Пли!
Снова выстрел, снова картечь и воющие в воздухе ядра… Уже начинало светать, уже виден был шведский лагерь и очумело бегающие солдаты, выбежавшие прямо под картечь.
— Первая линия… Пли! Вторая линия…
Так продолжалось, наверное, с полчаса, до тех пор, пока не начало светать. И тогда Кульнев отправил в бой пехоту. Полковник лично возглавил воинов, и, конечно, его боевой адъютант был в этот момент рядом!
Печатая шаг, шли в бой солдаты.
— Рота… стой! Первый плутонг — залпом… Пли!
Внося еще больше сумятицы в стане врагов, один за другим грохнули ружейные залпы. Запела труба. Тревожно забили барабаны. Выставив штыки, русская пехота пошла в бой, грозно и неумолимо.
Враг уже был деморализован, а это значит — почти повержен. Завидев русских, шведы почти не оказывали сопротивления, сотнями сдаваясь плен. Денис уже устал считать…
— Вашбродь, господин полковник! — на взмыленном коне подскакал к Кульневу вестовой из казаков. — Драгуны уходят! Наши их там встретят, на льду…
— Понял! — заворотив лошадь, Яков Петрович махнул рукой. — А ну, за мной, ребята. Поглядим, что там. Может, помощь нужна.
Поскакали. Понеслись. Сам командующий, адъютанты… Не так и много, всего-то с дюжину человек. Однако на помощь — да…
По мерзлым улочкам Пихайоки застучали копыта. Выглядывали в окна испуганные обыватели. Опасливо выходили во двор, спрашивали друг друга: что это было? Что, шведы ушли? Или, скорее, бежали? Или сдались в плен?
— Русские это, русские! Говорят, сам полковник Кульнев.
— Хорошо, если он.
Пустынный заснеженный берег полого уходил в ровное замерзшее море. Там, на льду, уже все было кончено. Впрочем, часть шведских драгун упорно отбивались. Обреченные, загнанные в кольцо. Слышались выстрелы, сабельный звон, крики.
— Ни к чему это, — объезжая валун, командующий погнал коня прямо в гущу схватки. — Лишнее кровопролитие — ни к чему…
Ну, куда он, куда? Вдруг шальная пули… или драгуны решатся на последний рывок…
— Денис… вели трубить в трубы.
Гусар обернулся в седле:
— Трубачи! Давай.
Резко запела труба…
— Приказываю всем стоять! — въехав в самую гущу сражающихся, громко крикнул Яков Петрович. — Я — полковник Кульнев, если кто запамятовал. Опустить оружие… Вы, драгуны, — тоже.
Давыдов глазам своим не верил! Кульнева послушались все! И русские, и шведы. И те и другие враз опустили ружья, вложили в ножны палаши и сабли, вытянулись, отдали честь.