Ты изменишь — и прекраснее!
И уста твои румяные
Еще более румянятся
Новой клятвой, новой выдумкой…
— Пишете, Денис Васильевич? — благоговейным шепотом спросил сменившийся с караула корнет. — А это… прочтете?
— А что, Антон Иванович… Хочешь послушать? — Дэн невольно улыбнулся — слишком уж восторженный был у мальчишки вид.
— Хочу! — сняв кивер, тряхнул светлой челкой корнет.
Сказал, и тут же смущенно прикрыл веки, застеснялся, словно девушка:
— Если, конечно, можно…
— Да почему ж нельзя?! Слушай…
И, богами вдохновенная,
Ты улыбкою небесною
Разрушаешь все намеренья
Разлюбить неразлюбимую!
— Разлюбить неразлюбимую! — выслушав, шепотом повторил Тошка. — Эко вы сказали… Славно! А можно… Можно мне эти стихи в свою тетрадку переписать?
— Да переписывай, брат, чего уж!
— А как они называются? Кому… ой! Я, верно, не в свои дела лезу.
Мальчишка снова смутился, и бравый гусар, потрепав его по плечу, задумчиво склонил голову:
— Называются… Ну, скажем — подражание Горацию. А кому? Хм… кабы точно знать… Эх, Антон Иваныч, кабы ты знал, как мне картошки с белыми грибами хочется!
— Ну, белых тут полно, — невольно улыбнулся Тошка. — А вот кар-то-фель… С грибами? Его же с сахаром едят! И то по большим праздникам. Насколь знаю, хоть матушка Екатерина и приказывала сажать «земляные яблоки», а крестьяне-то его не очень любят и сажают редко.
Корнет потянулся и, прикрыв рот рукою, зевнул:
— Хотя у финнов, говорят, растет кое-где. Я даже сам как-то видел… уже побеги взошли.
— Так-так-так! — потер руки Денис. — А ну-ка, брат, припомни — где? Может, картошечки-то сладим. Тем более сейчас у нас август… уже клубни есть, пусть и молодые… Ну? Вспомнил?
— Ох, Денис Васильевич… Кулаха… Кухама… Кухаламби! — радостно сверкнув глазами, подросток вдруг хлопнул себя по лбу. — Ну, точно! Кухаламби — хутора там, селение.
— Так-так!
— Я уж, если что увидел, то не забуду ни в жисть! — не преминул похвастать корнет. — Вот, Денис Васильевич, ей-богу! Кухаламби… селение… Там огороды… и побеги картофельные я там видел.
— А где это… Кухаламби?
— По оравайской дороге. Нам туда скоро в наступление идти.
Тут же и сговорились с корнетом завтра же улучить удобный момент да пойти поискать огороды, там и свежей картошки купить… ну, или так выкопать, много ли на сковородку надо?
— Не так тут далеко, — седлая коня, шмыгнул носом корнет. — Туда-сюда — за час обернемся.
— Славно, — Давыдов одобрительно покивал. — Ужо, Антон Иваныч, угощу тебя картошкой с грибами! Ранее-то такого, небось, не едал?
— Не едал, — усаживаясь в седло, честно признался Тошка. — Правда, вот, Денис Васильевич, сомневаюсь… понравится ли?
— Да понравится, — трогая коня, Дэн негромко расхохотался. — А не понравится, так я за тебя съем.
Хмурое северное утро стелилось туманом. В небе, меж облаками, зияли бледно-голубые прорехи, что давало надежду на погожий денек. Корнет и штабс-ротмистр остановили коней на опушке и спешились в виду небольшой деревни. Серые дома и сараи маячили невдалеке, за рябиновой рощицей. Улица казалась пустынной, однако из труб уже поднимались дымы.
— Вон, у того крайнего дома, — показал рукой Антон. — Там огород. Картофель. Что, Денис Васильевич, поедем, купим?
Юноша уже бросился было к лошади, но Давыдов придержал его за рукав:
— Постой. Вдруг да в деревне шведы? Поглядим пока, слышишь.
— Угу… — Тошка кивнул, соглашаясь, и тут же переспросил: — Долго ли будем ждать?
— Да недолго, — отмахнулся Денис, пристально всматриваясь в селение.
Деревня просыпалась, в хлевах уже мычали коровы, послышались чьи-то голоса и собачий лай.
— Нас почуяли! — насторожился корнет. — Не по-доброму лают, не на своих.
И впрямь собачки лаяли остервенело, явно на чужаков… правда, псов почти сразу же успокоили, цыкнули…
Давыдов покачал головой:
— Не, не на нас. Ветер-то в нашу сторону.
— Ага… И все же чужой кто-то в деревне есть! Ох ты ж… И вправду шведы!
Тошка едва не выругался, увидев вышедший со двора отряд — с полдюжины солдат в синих мундирах. Шли солдатушки браво, только что строевых песен не пели, а на плечах вместо ружей держали лопаты и кирки.
— А вон еще, — повернув голову, прошептал корнет. — Тоже с лопатами… Рыть что-то собрались. Неужто оравайский тракт перероют?
Дэн насмешливо ухмыльнулся и, сплюнув, отозвался задумчиво и тихо:
— Перерыть-то не перероют. А вот орудия могут вкопать… Хотя что гадать? Пойдем-ка, проберемся да глянем.
Отправляясь за картошкой, приятели накинули серовато-зеленые пехотные плащи, кивера же заменили фуражками — и то, и другое было положено по штату. Да что и говорить, хороши бы сейчас были господа гусары в своих ярких щегольских мундирах! Тошка — в синем, с белыми шнурами, гродненском, а Давыдов вообще — в лейб-гвардейском, красном. С золотыми сияющими пуговицами! Какая уж тут маскировка, ага. Хорошо — плащи спасали.
Первым делом молодые люди отвели лошадей шагов на полсотни в лес, там и привязали. Чтоб не заржали ненароком, не захрипели бы, внимание бы не привлекли. Ведь явно же шведы что-то задумали и наверняка выставили часовых.
— Да зачем им тут часовые-то? В деревне! — азартным шепотом возразил корнет, пробираясь след в след за Давыдовым по узенькой, заросшей высокой травою тропинке.
— Падай! — бросаясь в траву, шепотом приказал Денис, и Тошка тотчас же, без всяких раздумий, последовал его указанию, плюхнулся рядом, в кашку.
Впереди, на дороге, показались всадники. Двое драгун неспешной рысью огибали деревню, внимательно посматривая по сторонам.
— Вот и караул, — Давыдов покусал усы. — Да уж… точно — задумали что-то шведы. Как бы только узнать поточнее — что? Ближе не подберемся — разъезды, да и собаки еще…
— Может, возьмем языка?
— Языка… Впрочем…
Обернувшись, Дэн посмотрел на лес и, неожиданно усмехнувшись, махнул рукой:
— Поползли-ка, Антон Иваныч, обратно.
— Обратно? — удивленно округлив глаза, Тошка покусал губы. — Но… зачем? Разве мы не…
— Узнаем! — тотчас уверил Денис. — Увидим. Все, что надо — высмотрим.
Напарники пригнулись и зашагали обратно в лес… И снова пришлось падать в траву — проскакал шведский разъезд!
— Однако… — поднимаясь на ноги, юный гусар чихнул и едва отплевался от набившейся в нос пыльцы. Угораздило же упасть прямо в цветник! Вездесущая кашка, пастушья сумка, а еще — колокольчики, васильки, ромашки и какие-то мелкие желтые цветки, кажется — лютики.
— …однако часто они ездят, — откашлявшись, закончил свою мысль корнет. — Так мы, Денис Васильевич, что будем…
— Да просто все, — добравшись наконец до леса, Давыдов выпрямился и потянулся. — Выбирай дерево повыше да лезь — вот и все дела.
— И правда! — Тошка радостно хлопнул в ладоши и засмеялся… нарвавшись на тычок своего более опытного собрата:
— А ну — тс-с! Тихо. Ишь, расшумелся… — Осматриваясь, Дэн показал рукой. — Давай-ка на ту сосну… А я вон на липу. Не вздумай только кричать. Потом, внизу, доложишь.
Кивнув, Тошка подбежал к сосне, скинув плащ, доломан и фуражку… Отцепил саблю, потом подумал и сбросил еще и сапоги. Обернувшись, тряхнул челкой и, поплевав на руки, вмиг забрался на самую вершину. Уселся на толстом суку, всмотрелся…
То же самое проделал и Денис, только не так быстро, а не торопясь, с осторожностью. Все же весил-то он куда больше тщедушного мальчишки корнета.
С высоты деревня оказалась очень хорошо видна, не слишком мешали и росшие почти у самой околицы рябины. Дэн присмотрелся… и невольно присвистнул: в каждом дворе виднелись синие мундиры! Линейная пехота, драгуны, орудия… На восточной же окраине, как раз у дороги на небольшой городок Оравайс, шведы деятельно устраивали укрепления: земляные четырехугольники с валом, рвами и площадками для орудий — редуты! Ага… так вот в чем дело-то…
Спустившись на землю, гусар свистом подозвал корнета. Тот не сразу откликнулся, увлекся, видать…
— Да слезай ты уже, — подойдя к сосне, Давыдов яростно ударил кулаком по стволу.
Вот тут Тошка заметил, слез… и сразу же хотел доложить, однако штабс-ротмистр приложил палец к губам:
— Сейчас — к лошадям, уходим. По пути все расскажешь.
— Ага… Ой! Так точно, господин штабс-ротмистр!
— Да не ори ты, тьфу!
Никем не замеченные, господа гусарские офицеры отвязали лошадей и, усевшись в седла, подались к своим бодрым кавалерийским аллюром. Сначала ехали друг за другом, а когда дорога расширилась — рядом.
— Ну, — скосив глаза на юного своего напарника, улыбнулся Денис. — Теперь излагайте свои соображения, господин корнет.
Тряхнув челкою, Тошка важно выпятил грудь:
— Излагаю, господин штабс-ротмистр. Извольте! Шведы редуты роют. Всего в количестве четырех. Оравайский тракт перекрывают. А мы же… Это же, Денис Васильевич, как заноза нам!
— Верно мыслишь, корнет, — покивал Дэн. — Уж точно заноза. Ну, и каков там состав гарнизона?
— Ой… — натянув поводья, парнишка растерянно моргнул. — А как-то там и не сосчитать было…
— Так, а что там считать-то? — с видом бывалого вояки хмыкнул Денис… Дэн.
Еще в академии занятия по истории войн являлись одним из его любимых предметов! Дэн старался ни одной лекции, ни одного семинара не пропускать. А потому и насчет редутов сейчас объяснил с легкостью:
— Стороны редутов сколько шагов длиной? Ну, примерно?
Тошка задумчиво наморщил нос:
— Ну, примерно шагов с сотню…
— Так и есть, — скупо похвалил Давыдов. — Значит, в каждом редуте — по четыреста человек. Плюс орудия. Восемь, а то и шестнадцать. Четыреста умножаем на четыре — получаем сколько?
— Умм…
— Ты в школе-то учился, корнет? Вижу, математика прошла мимо.
— Сейчас, господин штабс-ротмистр, сочту… М-мм… Одна тысяча шестьсот человек! Так получается.