В Черкассах Денис Васильевич остановился в недорогом пансионе, сняв комнату на двоих со слугой. В номере оказалась всего одна кровать на гнутых деревянных ножках, и Андрюшка постелил себе в углу… тот самый мешок с сеном. Правда, спать слуге не дали.
— Вот что, любезный мой, — едва устроившись, Давыдов задумчиво покусал усы. — Поди-ка, прошвырнись, поспрашивай — кто-нибудь здесь занимается спиритизмом?
Андрюшка округлил глаза:
— Чем-чем, барин?
— Ну… духов там вызывают и прочее…
— Так это ж еретики-чернокнижники! — слуга опасливо перекрестился на висевшую в углу икону. — За то в Речи Посполитой — смерть. Да и у нас по головке не погладят. Не в тюрьму, так на каторгу.
— Да уж, нет еще в России истинных европейских свобод! — явно ерничая, посетовал Дэн. — Что ж, вели тогда ужин принести. Вдвоем и поснедаем.
— Ужин — это, барин, славно, — денщик сразу же оживился и погладил себя по животу. — А чего заказывать-то? Поздновато уже. Боюсь, не уснула ль прислуга.
— Ну… яичницу пусть пожарят, так, чтоб побыстрей. И вина… Вина не забудь. Пусть хоть яблочного — один черт.
— Ну это я, барин, сей момент спроворю!
Просияв лицом, Андрюшка удалился, а его хозяин скинул сапоги и, растянувшись на кровати, задумался. Отыскать спиритов и медиумов, оказывается, было не так-то просто! Времена на дворе стояли религиозные, к чернокнижью и колдовству относились строго. На кострах уже не жгли, но репрессии не отменяли. Вот и боялись люди… и, похоже, даже в высших кругах. Если и проводили сеансы, то явно не афишировали.
Но ведь должны же… какие-нибудь бабки… ведьмы… колдуньи… Да! Не может быть, чтоб не… Надо просто искать. Искать надо.
— А вот и ужин, Денис Васильевич! Как вы и просили — яичница с салом! — довольно щурясь, слуга внес в комнату дымящуюся сковородку. — Куда ставить?
— А вон, — вскочив с ложа, гусар поставил на колченогий столик какую-то замусоленную французскую книжку, найденную здесь же, в номере, — видать, кто-то из постояльцев забыл. — Однако — Расин! — Давыдов все же прочел название и махнул рукой. — Да и черт с ним, с Расином. В метафизическом споре философии и яичницы победила яичница… Жаль, что не зеленый змий! Кстати, о нем… Андрей Батькович! Как там насчет вина?
— Посейчас принесу, барин. Это… из яблок только вино, однако крепкое.
— Крепкое? Да ты уже, шельма, испробовал?
— Так, чуть-чуть. Хозяин за штоф полтину требует!
— Иди ты! Это ж три фунта телятины можно купить.
— Так не брать, барин?
— Как не брать? Бери! Я ж тебе, дурень, не о том толкую — брать вино иль не брать, а о том — что дорого стало везде.
— Тогда гоните полтину, Денис Васильевич! И еще столько же — за яичницу.
Гусар аж крякнул от наглости хозяев пансиона.
— За яичницу — полтину? В ней что, два десятка яиц? И одного ведь не наберется… Впрочем, ладно — на вот тебе. И неси поскорее вино.
С первой баклажкой вина не повезло — оно скорее напоминало яблочный уксус, зато вторая неожиданно оказалась крепкой — не вино, а чистый кальвадос. Выкушав на пару с Андрюшкой пару баклажек и закусив яичницей, Денис Васильевич соизволил отойти ко сну. Правда, выспаться так и не удалось — одолели клопы! Даже не клопы, а целые крокодилы, как выразился слуга. Денис тоже выразился… только совсем непечатно.
Оба — хозяин и слуга — так и не сомкнули глаз до утра. Не выспавшийся и злой Денис Васильевич всерьез намеревался набить хозяину пансиона морду! Увы, гостей выпроваживала заспанная хозяйка — ну, не ее же бить!
— Клопы тут у вас, однако, матушка, — прощаясь, посетовал гусар.
Хозяйка — женщина средних лет в старом затрапезном капоте — кивнула и, попросив постояльцев чуть обождать, скрылась где-то на кухне… откуда и вынесла штоф и небольшие стопочки.
— Водка. Сливовая. Угощайтесь.
— Ну… чтоб все ваши клопы сдохли!
Озвучив сие пожелание, Денис подкрутил усы и вышел во двор, где его уже ожидал верный Андрюшка, заранее приготовивший лошадей.
— Надеюсь, хоть их-то клопы не заели…
Потрепав по холке жеребца, Давыдов вскочил в седло и мелкой рысью бросил коня прочь из города. Позади, верхом на смирной кобыле, поспешал слуга. Недоброй памяти пансион, точнее говоря, клоповник, располагался почти на самой окраине, так что до Николаевского тракта оставалось ехать недолго. Было довольно тепло, но серое осеннее небо уже набухало сизыми тучами, и, едва путники выехали на тракт, как тут же припустил дождь. Несильный, но по-осеннему нудный, он шел почти полдня, и лишь только к полудню наконец-то выглянуло солнышко.
До того казавшийся унылым пейзаж вдруг вспыхнул яркими разноцветными красками: зеленью озимых, желтизной лип и березок, огненно-оранжевой кленовой листвой. И все это — на фоне дивной синевы неба!
— Был бы художником, картину бы написал! — хлебнув из походной фляжки, восхитился Денис. — Впрочем, я все же какой-никакой, а пиит… Правда, о природе никогда не пробовал…
— Как же не пробовали-то, барин! — подогнав лошадь, Андрюшка подал голос. — А про животинку разную, про птичек? Турухтан там, тетерев, орлица…
Услышав такое, гусар чуть не подавился водкой. Вот так Андрюшка! Эвон какой хват: слышал звон, да не знает, где он.
— Ты лучше про птичек этих не упоминай, — повернув голову, хмыкнул Давыдов. — Меня из-за них сюда и сослали. На-ко вот, лучше выпей!
— Благодарствую, барин! Эта водка-то у вас забористая. Явно не из Вильны!
— Тебе, однако, лучше знать. Ты ж ее и покупал — к слову.
Из Черкасс до Звенигородки добирались три дня, что и понятно — почти сотня верст все-таки. Спешить не особенно и надобно было, так что Денис старался не загонять лошадей. Первую ночь заночевали на постоялом дворе, а вторую пришлось провести в поле, близ неширокой речки в просторном, устроенном, видимо, рыбаками, шалаше.
Пока Андрюшка занимался лошадьми и костром, Денис Васильевич вспомнил золотое детство и вырубил из краснотала удочку. Леска с крючком нашлись у слуги в котомке, а поплавок бравый гусар соорудил из пуговицы. Не из своей, конечно, форменной — из Андрюшкиной.
Похлебав ушицы, путешественники легли спать и поднялись очень рано — еще только начинало светать. Очень уж не хотелось ночевать где ни попадя, а чтоб к вечеру быть дома, следовало поспешить. Вот и поспешали. Лошадок, правда, не гнали — где-то ехали шагом, где-то мелкой рысью, даже не пускались в аллюр, не говоря уже о галопе.
На протяжении всего пути Денис, вернее сказать — Дэн, думал о спиритах. Ну неужели же ни один такой не подвернется? Неужели придется здесь — навсегда? А как же академия, друзья? Отец, наконец? Хоть у того и семья, но все же… Да и вообще, как это можно — здесь! Ни Интернета, ни мобильной связи — вообще никакой связи, кроме почтовой, ни дискотек, ни… ни музыки современной, ни…
Однако же вовсе не скучно, надо признать! Совсем-совсем не скучно. Пожалуй, даже и повеселей, чем там… дома… Да уж точно веселей, тут и сравнивать нечего! Одна жженка чего стоит, а еще казарма с друзьями, балы… Или вот пани Катаржина. Весело, чего уж! Однако что же так пакостно на душе? Может, потому что Леночка — чья-то невеста? Так нет здесь Леночки… есть Катаржина… которая тоже чужая невеста. Однако куда ни кинь — всюду клин!
Подъезжая к Звенигородке, путники попали под сильный дождь и, свернув с дороги, поспешили укрыться в лесу, среди желтых лип и могучих грабов. На самой опушке рос огромный платан, под ним и спрятались, ожидая, когда кончится ливень.
Впрочем, особенно не скучали. Лошадки смиренно пощипывали траву, Денис, покусывая усы, сочинял что-то про осень, Андрюшке же вздумалось пошататься недалеко по лесу — поискать грибов. Несколько белых он давно уже заприметил, к ним и пошел, срезал в шапку, затем повернул к небольшому овражку: уж там-то подосиновиков, маслят, да тех же белых должно быть немерено!
Так оно и оказалось, только вот собрать грибы Андрюшке не удалось… да и те, что были, из шапки выронил. Слуга вдруг увидел такое, от чего волосы на голове встали дыбом, а из горла вырвалось сдавленное:
— Ба-арин!
Услышав крик слуги, Давыдов вздрогнул и, выхватив саблю, рванулся на зов, готовый к любым неожиданностям: к схватке с лихими людьми или даже с французскими шпионами! Ко всему готов был лихой гусар… но только не к этому… Сам чуть не закричал, едва только глянул… еще бы!
На краю оврага в мокрой траве лежал труп мальчика лет пяти. Тело было абсолютно голым и каким-то неестественно бледным, словно бы кто-то жуткий высосал из бедолаги всю кровь!
— Нетопырь! — округлив глаза, перекрестился Андрюшка. — Нетопырь это, больше некому! Ох, Богородица Пресвятая Дева, спаси и сохрани!
— Нетопырь, говоришь? — Денис Васильевич неторопливо склонился над телом… то есть не Денис Васильевич, а все-таки уже Дэн… Будущий профессионал, курсант академии МВД. Третий курс, а как же! В теории — силен, да и практика какая-никакая, но была.
Денис-Дэн действовал, как учили: оперативно, но вместе с тем не спеша. Понимал, в деле будущего раскрытия преступления от него сейчас зависело многое. Первым делом молодой человек послал слугу к лошадям: взять из поклажи заветную «поэтическую тетрадку» и походную чернильницу с пером. Как человек пишущий, Давыдов с такими вещами почти не расставался.
— Вот, барин, пожалте!
— Подержи покуда… ага…
Составляя протокол осмотра трупа и места происшествия, Дэн, как учили, тщательно осмотрел все, слева направо, дотошно фиксируя каждую, даже, казалось бы, самую незначительную мелочь. И примятую траву, и местоположение тела, и раны… да-да — раны, точнее даже порезы на руках и шее.
— Вены перерезали, ага… — осматривая, проговаривал про себя Дэн, — Судя по отсутствию ярко выраженных трупных пятен, убили ребенка не здесь… где-то… Потом перевезли сюда… на чем? И главное — зачем? Андрей Батькович! А ну-ка глянь поодаль — нет ли тележных следов?
— Необязательно на телеге, — убедившись, что нетопыри и прочая нечистая сила к данному происшествию отношения, скорее всего, не имеют, слуга несколько приободрился духом и даже высказал дельную мысль: