– Знаешь, пианино с того раза для меня – диковинное доброе существо. Оно рассказывает про тебя дивные истории, – попробовала пошутить Василиса.
– Про нас… – шепотом поправил Денис. И девушка дрогнула, отвела глаза.
– А ну-ка, чем моя барышня занимается? – он заглянул в учебники. – Английский и немецкий! – обрадовался Денис. – Ты удивишься, но тот и другой я знаю в совершенстве! Еще в институте мы любили над преподавателем подшутить – говорили на смешанном русско-англо-немецком языке, – и он подсел рядом с ней на пуф. – А ну-ка, покажи мне твои тексты.
И они взялись дружно разбирать текст с техническими трудными терминами. Василиса изумлялась его знаниям, глядела больше на него, чем в книгу.
И вдруг против ее воли в душе проснулся образ Кузьмы. Они тоже когда-то вместе занимались. Сердце заныло, и она побледнела.
– Что мою девочку угнетает? – заметил мгновенно Денис.
На него как-то испуганно смотрели синие глаза.
– Я догадываюсь. Я о тебе много знаю от твоей мамы. Можешь меня не стесняться.
Василиса стыдливо потупилась. А ом нежно приобнял ее за плечи и привлек к своей груди. Ворсинки его кофты защекотали щеку. Ей сделалось покойно от его теплого голоса.
Наконец все тексты были прочитаны и переведены. И тогда Денис пригласил ее к инструменту.
Они шли к пианино, и в полумраке коридора ее донимал страх, как бы кто из домашних не перехватил его. И непроизвольно ловила пальцами, как маленькая, край его кофты.
Наконец они в комнате бабушки. Денис окинул ее тихим взглядом:
– Накануне приезда мне снился твой дом. Будто накатило наводнение и волны накрывали твою комнату… Ты отчаянно билась… Да, это походило на мучение, – он зажег бра. – Впрочем, лучше слов услуги вот этого инструмента.
Его голос не осквернен фальшью, – и он устроился на стуле. А Василиса села к нему вполоборота. Сердце ее то замирало, то усиленно колотилось – как и в прежний раз, комнату заполняли ноктюрны Шуберта…
Потом она сама села к инструменту. Клавиши расплывались перед ее взором, а пальцы сами играли Баха. Она играла, не поднимая взгляда на Дениса.
И вот стены вобрали последние звуки мелодии, Василиса подсмотрела какую-то удрученность в его лице.
– Тебя что-то мучает? Эта музыка пробуждает грусть.
Он мягко улыбнулся:
– Просто я подумал: без вашей семьи моя жизнь влачилась бы совсем без радости. Понимаешь, я много забочусь о других, о ком-то. А маме, любимым людям слать письма, увидеться – некогда…
Пришла пора расставаться. Денис, уже из прихожей, позвал внезапно бабушку:
– Вера Спиридоновна! Вы сможете три дня управляться с домашними делами одна? Хочу девочек на три дня в Петербург свозить, – и задорно поглядел на Василису.
Василиса же прислонилась к стенке – легкий дурман кружил ей голову.
Бабушка согласилась не очень охотно.
А вечером было объяснение Веры Спиридоновны с дочкой:
– Да, мама. Я говорила Денису об одиночестве девочки. Ведь он – наш самый близкий друг уже четверть века.
Светлана Даниловна как-то шипела оттого, чтоб Василиса ненароком не услыхала.
– Неужели ты не видишь, что с ребенком происходит! – грозно посмотрела Вера Спиридоновна поверх очков. – Она пленилась человеком, которому будет пятьдесят три! Ты смотри там за ней. Она постучала указательным пальцем по столешнице.
– Ну что ты, мама. Он с Ксенией всей жизнью связан.
На эти слова Вера Спиридоновна укоризненно покачала головой и как-то безнадежно махнула рукой.
– Зря ты, мама, так. Пойми, только Денис может выбить из нее тоску по Кузьме.
Наконец, заскрипел, закачался долгожданный поезд. В черном зеркале окна поплыли фонари…
Василиса не успела осмотреться, но возникло чувство неуютности купе. Оглядевшись, она поняла: двухместное.
Пришла стриженая проводница за билетами. Прислонившись к косяку, она с затаенным любопытством поглядывала на пассажиров.
– Какая у вас племянница, – польстила явно симпатичному ей Денису, достающему из портмоне билеты.
Василиса потупилась. А потом выставила Дениса за дверь, переоделась в халат.
Когда он вернулся, девушка встретила его сонно-ласковым взглядом. Он в ответ улыбнулся. Пока рассказывали о чем-то забавном, Василиса легла руками и головой на стол и куда-то поплыла.
Потом подрагивающие руки приподняли девушку. Она почувствовала угол ворота, теплое горло… И уже на подушке, разлепив веки, Василиса, увидела над собой его сосредоточенное лицо и темно-карие глаза со светлым ободком.
– А как же ты будешь спать? – полусонно спросила.
В ответ Денис бросил необычно ласковый взгляд на девушку:
– Надеюсь, барышня позволит приютиться мне у ее ног?
И вскоре все купе поплыло в ночной тишине, унося каждого к пределам сокровенных желаний.
Раннее утро окутывало Московский вокзал туманом.
Денис под руку вывел девушку на Октябрьскую площадь. А та от смущения тупила глаза, часто во взглядах прохожих встречая то любопытство, то насмешку.
– Не придавай им значения, – шепнул Денис, губами задев ее волосы. – Главное, в купе мне было так покойно.
– Правда? – спутница, запрокинув голову, посмотрела на него васильково. – А сны ты видел?
– Видел. И все – волшебные.
Они вышли на автостоянку. Пока встречающий их шофер укладывал в «Волгу» сумки, Василиса оглядывала строгое, камнем одетое, пространство.
– Ты мне даришь город, о котором я так давно мечтала, – вырвалось у нее.
– А для меня главное – видеть твои счастливые глаза, – шепнул он.
Наконец их окликнула Светлана Даниловна, уже успевшая устроиться на переднем сидении.
Авто ехало по проспектам, улицам, где дома как бы теснили друг друга. Модные магазины с светящимися витринами в их строгих ордерах казались чем-то ненужным.
Светлана Даниловна, оказалось, была знакома с плешивым шофером, и всю дорогу они делились новостями об общих знакомых.
Наконец они оказались у Черной речки. Вошли в гостиницу, где им был заказан просторный номер-люкс. На его пороге Светлана Даниловна, выпрямив спину и вся как-то сразу подтянувшись, поворотилась к дочке:
– А сейчас, Мышонок, ты прикоснешься к нашей молодости.
В номере высокие окна были завешены белоснежной тюлью, и от этого все здесь казалось светлее. Плотные гардины, собранные гармошкой, отделяли гостиную от алькова.
Денис по телефону заказывал завтрак и с отеческой гордостью наблюдал за девушкой.
Перед завтраком женщины успели сходить в душ и ополоснуться. А вернувшись из ванной, Василиса увидела, что Денис, полулежа на диване, тихо беседует с «помощником». Она с удивлением заметила – он в этом городе стал выглядеть отчего-то моложе, бодрее.
А после они пили чай. Телефонные разговоры Светланы Даниловны со старыми подругами не мешали Денису рассказывать о Петербурге, а Василисе слушать. Они тщательно составляли маршрут их первой прогулки.
Шофер высадил их возле набережной. Светлана Даниловна поехала дальше, на встречу с подругой, а они подошли к парапету.
– Слышишь, как она плещет? – почему-то шепнул Денис, глядя на свинцовые волны, бьющие об склизкий гранит. – Я нигде больше такого плеска не слышал. И он загадочно улыбнулся девушке.
А потом они гуляли на каналах, переходили горбатые мостики. Рассказы Дениса заполняли узкие, сплошь из камня – без единого деревца – улочки.
Они подошли к невысокому, тепло-желтого цвета дому. Прервав разговор, Денис повернул ее за плечи:
– Видишь те окна? – указал он глазами.
– Квартира Пушкина? – благоговейно робко спросила девушка.
Он согласно прикрыл веки.
– Давай, постой тут немножко.
И они стояли молча до тех пор, пока не подошла группа подростков с молодой подвижной учительницей.
Далее они шагали по широким проспектам. Денис тихо – вдохновенно читал стихи, и Василисе казалось: они вот-вот сейчас взлетят.
И снова они вышли на Неву. Тут уже Денис, вскидывая порой руки, рассказывал о знаменитых дворцах, истории из жизни их владельцев.
Несильный ветер с моря то натаскивал на солнце тучу, то разрывал ее в клочья, кудлатил, сбивая на лоб Дениса пшеничные волосы. В эти моменты его лицо приобретало выражение упрямства и едва ли не свирепости. И тогда Василиса, приподнимаясь на цыпочки, откидывала их на бок.
– Если ты бы взяла с собой зонтик, лучше – длинный, уже не занималась бы акробатикой, а шла бы степенной походкой дамы, – пошутил Денис и прижал к губам ее ладонь. Девушка слегка раскраснелась. Вернее – зарозовела.
Они забрели в кленовую аллею парка. Вся аллея и воздух от золотисто-зеленой листвы светились янтарем, а под ногами дрожали ажурные тени. Василиса залюбовалась деревьями.
– А это уже нерукотворная красота, – произнесла она задумчиво.
– К великому счастью, люди не обрели власть над природой, – Денис залюбовался ее утонченным профилем. – Да и не только над ней. Человек бывает даже над своим сердцем не властен. На этих словах девушка внезапно и резко потупилась, а в лице появилась горечь. Денис заметил, понял и нежно приобнял.
– Забудь о том. У тебя это уже в прошлом. Не стоит вспоминать.
Она, пораженная этими словами, испуганно взглянула на него.
– Мне твой отец подробно писал о тебе. Ведь мы старые друзья, – и он бережно прижал ее головку к своей груди.
И тогда она горько заплакала. Выплакала всю скопившуюся горечь от истории с Кузьмой.
Пройдя пару горбатых мостов, Денис подвел ее к коричневатому особняку с громадными окнами и массивными дубовыми дверьми.
На удивление девушки, он как с родным обнялся и похлопал по мощной спине швейцара. Но скоро все выяснилось, когда они раздевались в гардеробе.
– Его матушка, – шепнул Василисе старик, – часто Дениску у нас ночевать оставляла. когда ей нужно было куда-то отъехать. Его раскладушка до сих пор на антресолях…
И с этими словами старик подошел к массивным дверям и одним движением открыл их. И открылся зал.
Денис с Василисой шли меж пустых столиков, покрытых белоснежными скатертями.