та, почти до утра
В тишине удивлённой планеты
Пела женщина, пела домбра,
И мужчина молчал до рассвета.
Журавли
Над степью актюбинской —
Лёт журавлей.
Как сладко скользить
Над простором знакомым!
И вижу я, угол острей и острей
В светлеющем небо над аэродромом.
Я вижу, как собран, как чуток вожак:
Вся жизнь его – лёт от восхода к закату.
На крыльях, как будто на узких ножах,
Трепещущий отсвет зари розоватой.
О, краткое счастье лететь впереди!
И первому чувствовать свежесть потока,
И слышать, как падает сердце в груди
Ударами:
Небо,
Свобода,
Дорога!
Ударами:
Случай,
Единственный час —
Час взлёта, час первенства, час звездопада!
И я за тобою лечу, покоряясь
Однажды ко мне обращённому взгляду.
И в небе, где гаснет большая звезда,
Живу по законам твоим, журавлиным,
И знаю, отныне и присно, всегда,
Вся жизнь на тебе лишь и сходится клином.
Две зари1978
«Я вбираю в себя этот день…»
Я вбираю в себя этот день,
Весь – от еле заметной поземки,
До пурги – до шальной амазонки,
С ног сбивающей пеших людей.
Я иду, принимая в плечо
Весь напор ветрового замаха.
У меня от бесстрашья и страха
Воздух рвётся у рта горячо.
Опалённая скоростью крыл,
Подгоняемая судьбою,
В этот день я вхожу за тобою —
Это ты мне его подарил.
Я тобою была создана.
Ты вложил в меня радость и муку.
Жизнь нужна моя – вытяни руку:
У тебя на ладони она.
«Ты мне сказал…»
В.С.
Ты мне сказал: – Не бойся никого.
Пока я жив – с тобой беда не станется.
А я уйду – с тобой любовь останется.
Ты и тогда не бойся никого. —
Когда-нибудь и я сгорю дотла,
Моя спина распрямлена любовью,
И полночь звёзды стелет в изголовье,
И над тобой моя душа светла.
И потому неразделим наш груз,
И потому, не сгорбленная бытом,
Я недоступна сглазу и обидам,
Но я боюсь. Я за тебя боюсь.
За сон твой, прерываемый звонком,
За взмах руки, за шаг неосторожный,
За этот взгляд тяжёлый и тревожный
Над белым, над нетронутым листком,
За слово, пригвождённое к строке,
Из-под пера скользнувшее случайно.
За то, что так покорно и печально
Снежинка тает на твоей щеке…
Ведь для чего-то всё-таки – вглядись, —
На снежном поле слитны наши тени,
И даже бестелесное сплетенье
Ведёт туда, где жизнью длится жизнь.
«Мой ребенок, мой свет, мой птенец…»
Мой ребенок, мой свет, мой птенец!
Что за боль в твоём горле таится,
Что не радует ни леденец,
Ни в окне золотая синица?
Мне в ладонь упадает твой лоб,
Раскалённый, тяжелый, покорный,
Лепестки неразгаданных слов
Осыпаются в воздухе чёрном.
Я малиновый чай заварю,
В деревенский платок заверну,
Всю любовь вознесу над тобою
И в ногах у тебя прикорну,
Карауля движенье любое.
А утихнет озноб поутру,
Отпуская из зыбкого плена,
Полотенцем тебя разотру
И в сухую рубашку одену, —
И подкатит под горло волна
Тишиной и дремотной, и шаткой:
Как беспомощна я, как бедна,
Как богата над этой кроваткой!
Комета
Звёзды Вселенной её не затмили.
Отрешена, безымянна, светла,
В небе полуночном, в замершем мире
Эта комета неслышно прошла.
Чёрное небо на звездах замешено.
Всей запрокинутостью лица
Чувствую, как оседает нездешняя —
Горечью в губы! – седая пыльца.
Нам свои дни метить будничной метою,
Чувствуя с каждой былинкой родство,
И восхищённо следить за кометою,
И о бессмертье не знать ничего.
«…Твоими слезами омыта дорога…»
С. Н. Мантейфель
… Твоими слезами омыта дорога —
Скольжу, задыхаюсь, бегу.
А ты говоришь мне ворчливо и строго,
Что я простудиться могу.
А я оступаюсь и, падая, плачу,
Растерянно, тихо стою.
Никто не умеет так верить в удачу,
Как слепо ты веришь – в мою.
А что подарю я взамен этой веры
И чем за неё отплачу?
Вношу торопливо в молчащие двери
Не факел – простую свечу.
Слова мои путаны, паузы долги,
Как заячий след на тропе.
А ты повторяешь: – Дожить бы мне только! —
А в мыслях: – Помочь бы тебе!
И снова горчайший и тающий ветер
Проходит, часы торопя.
И ни для кого я не буду на свете
Единственной, как для тебя.
Старухи
К насмешкам и ропоту глухи,
То по двое, то по одной,
Идут торопливо старухи
Под белой церковной стеной.
В их шарканье, в их бормотанье,
В смиренье главу наклонять —
Высокая тайна свиданья —
Её нам пока не понять.
Покорно неся свои ноши,
Всё легче касаясь земли,
Идут сквозь дожди и пороши,
Как бабки их некогда шли.
Идут не окольно, а прямо,
По прошлому, по декабрю,
К ступеням священного храма,
К светящемуся алтарю.
Растратив и годы, и силы,
Отпев и отплакав своё,
Они отслужили России
И нам завещали её.
«Дельфинариум был невелик…»
Дельфинариум был невелик —
Темноват и не очень просторен.
Но дельфин к нему, видно, привык
И считал его маленьким морем.
Над водою качался канат
И трапеция сверху свисала.
Удивлённо выхватывал взгляд
Атрибуты спортивного зала.
Мне нашли небольшой пятачок,
Узкий мостик с площадкою рядом.
Хитроватый блестящий зрачок
На мгновенье обжёг меня взглядом.
И внезапно над тяжестью вод,
Колыхавшихся мерно и зыбко,
Этот временный купольный свод
Озарила дельфинья улыбка.
Словно вырвался из полутьмы
Яркий луч узнаванья и света.
Кто разумней – они или мы?
До сих пор я не знаю ответа.
«Под прогнившим крыльцом притаившись опально…»
Под прогнившим крыльцом притаившись опально,
Среди досок, тряпья, среди ржавых гвоздей,
Ощенилась под утро пятнистая Пальма,
Схоронясь от людей.
Было голодно ей,
И, вдобавок к тому же,
Худобу её частою дрожью даря,
На крещение выдалась страшная стужа,
Как обычно бывает в конце января.
И когда наконец она выползла еле,
С ощущеньем неясной, но тяжкой вины,
Как зрачки её вдруг на свету потемнели
От слепящей вокруг белизны!
И когда ей придвинули синюю миску
С остывающей, жирной, белёсой бурдой,
Словно нехотя,
Нерешительно, медленно, низко
Наклонилась она над пахучей едой.
Но внезапно, как неотвратимое горе,
Голод сжал ее брюхо и яро и зло,
Застревали картошины комьями в горле,
И, пьяня, растекалось по телу тепло.
…Снег неслышно слетал в опустевшую миску,
Под лопатками блохи немыслимо жгли.
Но не писк, а подобие слабого писка
Донеслось до неё из щели.
И, смести на пути все преграды готова,
К той дыре, где дышали слепые щенки,
Подчиняясь бессмертному, властному зову,
Головой отодвинув обломок доски,
Под гнилое крыльцо заползла она снова
И покорно легла, выставляя соски.
И когда, отвалившись, все пятеро рядом
Засопели щенки, засыпая в тепле,
Воцарились блаженство, покой и порядок
Наконец-то! – на всей беспокойной земле
Слог1973
«Сквозь снег…»
Сквозь снег…
Но снег идёт сплошной стеной.
Сквозь снег…
Но снег разъединяет лица.
Сквозь снег…
Но снег стоит передо мной,
И я пред ним должна остановиться.
Сквозь снег
Твоих зрачков не разглядеть,
Сквозь снег
Движенья губ неразличимы.
Сквозь снег
Проходит жизнь, проходит смерть,
Единые, как женщина с мужчиной.
Я жизнь свою несу тебе сквозь снег.
Здесь до меня нехожены дороги.
Дышу сквозь снег, зову тебя сквозь снег,
Иду к тебе, покуда держат ноги.