А Гошка дойдя до поворота, увидел Фрола, который так и стоял на том же месте. Высокий без шапки, в длинной холщавой рубахе почти до колен, с закуржавевшими морозным инеем длинными волосами и бородой. А я знал, что ты придешь, вот стоял и ждал. В избу-то ловчее со мной зайти. В сенцах-то псица со щенками, может и напужать. А со мной не тронет. А я тоже чувствовал, что ждешь, вот и пришел. Вот ин ладно. Пошли. Оружию свою вот здесь оставь, хлопнул он по столу в сенцах, из-под которого тотчас выскочила громадная сучка с болтающимися на брюхе сосками и вопросительно уставилась на хозяина и гостя. Иди к деткам своим, иди, – погладил старик собаку. Та спокойно нырнула под стол, завешанный мешковиной. Гошка нерешительно протянул руку с пистолетом на стол. Не сумлевайся, охрана-лучше не надо. Не допустит никого. А для домочадцев-где бы чего не лежало-лежать будет в сохранности. Ну, а партейная книжка как? Тут положишь, али с собой возьмешь? С собой, можно? А чего ж? Бери, бери! Господь бог все одно могущее любых выдумщиков. Пущай будет при тебе. Согни свою гордыню, а то лоб разобьешь, – открыл он низкую дверь в избу, и согнувшись зашел туда. Помедлив, Гошка осторожно полез за ним. Ноздри защекотало свежевыпеченным хлебом. В углу громадной избы перед иконами горела тусклая лампада. Да огненные всполохи метались по той части избы, где стояла топившаяся русская печь. Гошка застыл от увиденных многих икон, дорогое убранство которых отсвечивалось то сильнее то совсем гасло от колеблющихся бликов огня в печи. Угол с иконами магически притягивал к себе. Рука Гошки машинально потянулась ко лбу. Крестись, крестись милый, крестись как можешь. Кайся перед Господом, проси прощения за свою грешную душу. Бабка-то твоя-покойная Акулина нашей веры была. Тебя мальцом – несмышленышем сюда бывало приводила, на моления. Да ты что? Ей-богу не помню! С отцом твоим Иваном вместях в тайге шишковали, золотишко на Жайме в шурфах добывали. На соболя в Саяны аж захаживали. И хоть крестился он как ты, а я- первозданно – двуперстно, ладили мы с ним. И Фрол осенил себя крестом, Царствие ему небесное! Люднее твой отец был, Гоша, люднее, чем ты. А как погиб в тайге, мой отец? – затряслись у Гошки плечи. А это потом милый, потом. Сейчас ты молиться пришел? Молись о душе своей пропадающей. Не помнил Гошка как оказался на коленях и сквозь жгучие слезы бежавшие по его щекам, пытался разглядеть на иконах лики святых. Но он ничего не видел. Грешен с головы до ног. Не дано! – решил он. И увидев впереди себя на полу, колыхающееся что-то темное, он обомлел от страха и пополз назад к двери. А ты не робей, это мамынька моя молится. Подревнела ужо, глухо слышит речь людскую, вот и просит денно и мощно Господа, о возврате слуха свово. Сколько ж ей лет – шепотом спросил он, а в мозгах стучало криком Фисы: – Ма-а-амынька, мА-а-амынька! На покров сто пять миновало, дай бог ей здоровья. Поживет еще мамынька, слава Те Господи! – Закрестился Фрол. При слове: – Мамынька, – Гошка бухнулся лбом в пол и зашептал какую-то молитву пришедшую на память из далекого детства.
После молитвы она полечит тебя, а ты молись, очищая свою душу. Сколько простоял на коленях Гошка, как молился – не помнил. Ясно осознал он себя уже сидящим за столом. В избе никого кроме них с Фролом не было. В окнах серел утренний свет. А где все остальные? Оглядывал Гошка избу и большей частью иконы. А бабы – девки – со скотиной управляются, в амбарах робют, в бане стирают рухледь. Ребятишки на полатях за печкой спят. А-а, мА-а-а! – все не решался он спросить про мать-старуху. Мамынька! – весело помог Фрол. Отдыхает на лежанке, там же за печкой. Умаялась сердешная! Молилась долго, потом тебя охаживала, пестовала. Как-к-к! Она со мной занималась? – зажмурил глаза Гошка, пытаясь что-то вспомнить. На память ничего не приходило. Супротив мамынькиного обихаживания ты все восставал, не дозволял смуту из себя выгонять. Ин ничего, совладала сердешная. Умаялась уже больно. А ты испей молочка-то с хлебушком, враз полегчает. Эвон сколько сил и здоровья затратил за вчера, да и за седни. Оздоровляться надо. И Гошка машинально кусал хрустящую горбушку еще теплого хлеба и запивал молоком. Он недоуменно оглядывал себя. Сидел он в нижней рубахе и кальсонах, на ногах у него были обуты теплые овчинные опорки. Все, спасибо дядя Фрол, бежать мне скорей надо, пока еще не очень светло. Домой переодеться и на работу. Пошто бежать? Лошадка ужо запряжена в сани, мигом доставлю. А какая нужда менять одежку? Эвон она на лавке ждет тебя. Точно, на лавке аккуратно сложенная лежала чистая его одежда. Гошка хватанул себя за грудь, где у него лежал партийный билет, но китель был на лавке. Увидев его движения Фрол усмехнулся: – Не тамашись, цела твоя партейная книжка, а оружию сучка охраняет. Одеваясь он тайком все-таки коснулся кармана кителя – все было на месте. Залпом допив молоко, он исподлобья поглядывал на Фрола, потом сунулся к нему на грудь, достав всего до его плеча своей лысеющей головой. Фрол крякнул и повел бородой, укрывая ею Гошкину голову, похлопывал его по спине своей лопатой-рукой. Гошкины плечи тряслись, а Фрол тихо приговаривал: – Ниче, ниче милай, это хорошо, что ты понял, ослобонил душу от тяжести. Давай-ка, одевайся ехать будем. Стыдливо утирая слезы ладонью, он отошел от старика и одевая полушубок все смотрел на иконы. Потом уже у двери, поклонился иконам, перекрестился и вышел в сени. Проходя мимо стола, он миханически прихватил из-под тряпки пистолет, сунул его в кобуру и вышел во двор. Собаки дружно помахивая хвостами, крутились рядом. Фрол шел сзади. За воротами, хрупая сено из большой плетеной корзины, стояла заиндевелая лошадка, запряженная в сани с высокой спинкой. Старик оттащил корзину с сеном в сторону и отвязал вожжи от забора. Садись Гошка прокачу как встарь, кады ты мальцом был. И плюхнувшись в сани на огромную охапку сена, он зачмокал губами: – Но, милая, пошевеливайся. Улучив момент Гошка заправски увалился в сани с другого бока. Лошадь резво побежала по узкой, накатанной дороге. Морозный ветерок от быстрой езды приятно пощипывал щеки и нос. Подняв воротник полушубка, Гошка удобнее устроился в санях полулежа и спросил Фрола, который хитренько поглядывал на него: – Дядя Фрол, если не секрет, отк