уда тебе стало известно о пожаре в Горелой балке и гибели людей? Откуда, говоришь? От людей милай, от людей. В мире ничего нет тайного, Бог все видит, уклончиво ответил старик. Ни о чем больше он не стал расспрашивать его, зная, что Фрол все равно не ответит. Остальную дорогу молчали. Зная, что Фрол не любил появляться в людных местах, Гошка спросил: – может здесь где высадишь меня? Ну, коль уж взялся довезу, все чаще поглядывал мрачно Фрол на толпу у конторы. Ладно, дядя Фрол хватит, и так спасибо тебе. Было совсем уже светло, то и дело кучками шли ребятишки в школу. Фрол остановил лошадь. Пошто Гоша растревожился? Может назад поедем? Спрячу тебя так, никто не найдет! Нет, дядя Фрол, чтобы не случилось мне тут обязательно надо быть. И запомни: – сейчас ты меня по дороге подобрал вон с того поворота. Ни про Горелую балку, ни про пожар ты ничего не знаешь. А в баню мы зашли к тебе ночью обогреться сами. В доме я у тебя не был. И еще: я не спрашиваю тебя, где у тебя сыновья и зятья? Они в тайге на промыслах, а может и где на заработках? Дома их нет. И точка. А дома их и точно нету, все в тайге на промыслах, – закивал старик. И домочадцам своим накажи: в тайге где-то, может сгибли. Свят, свят, свят! – закрестился Фрол. Не пустомель! Так надо, дядя Фрол, а то понаедут сыщики, разорят твое гнездо. Запомни что я сказал! – И Гошка зашагал к конторе, возле которой толпился народ, бегали какие-то люди. Тут же стоял черный воронок. У Гошки противно заныло под ложечкой, но он шел не сбавляя хода, уверенно, упруго, по волчьи рыская глазами по толпе.
А растревоженный предупреждением Гошки Фрол быстро развернулся и настегивая лошаденку пустился в обрат. Он так разогнал ее, что чуть не сшиб бабу, шедшую за водой, с ведрами на коромысле. Баба заметалась туда-сюда, чем и усугубила свое положение. Выскочив на середину раскатанной дороги, она поскользнулась и не удержавшись на ногах, хлобыстнулась на спину задрав ноги, выпустив из рук коромысло с пустыми ведрами. Горбатое коромысло непредсказуемо заскакало по дороге из стороны в сторону, загремели ведра, отчего лошадка испугалась и взбрыкнув понеслась на обочину. Одно из ведер все-таки попало под копыта лошади и перефутболивалось от одной ноги к другой, создавая страшный грохот. Вскочившая на ноги баба, пыталась выручить свое ведро и только чудом осталась невредима. Лошадка, выскочив опять на дорогу, наконец избавилась от ведра и помчалась крутя хвостом дальше. Все помыслы и действия Фрола были направлены на то, чтобы не задавить бабу. Когда она осталась позади, он натягивая вожжи попытался остановиться. Лошадь плохо повиновалась. Он оглянулся и увидел растерянную бабу, которая подобрала раздавленное ведро, с выбитым дном и исказившись в лице кричала: Чтоб ты околел, кержак проклятый! Надувая щеки, Фрол неловко отдувался и наконец остановил лошадь. Стоя на коленях в санях, он прикладывал руки к груди и кланяясь кричал в ответ: – Не срами меня сестра, возверну тебе потерю с лихвой! Ворона таежная тебе сестра, чтоб ты опоносился! – не унималась обиженная баба. Господи, прости ее душу грешную! Пошто она попалась на пути? Ой не будет Георгию спокоя, нехорошая примета! – Кручинился Фрол. Его шапка валялась на краешке саней и он сам был готов провалиться от стыда сквозь землю. А тут еще кучка ребятишек, загнанная им же в снег, на обочину, барахталась чуть не по пояс. Ведь видел он впереди, далеко шедших ребят, да эта баба, будь она неладна! (Прости Господи!) смешала разум его. Боялся ее задавить, а оказалось еще чуть и мальцов не сшиб. А пацаны как пацаны, постояв секунду-другую в снегу, горохом сыпанули на дорогу. – заорали-засвистели, замахали сумками почти перед самой мордой лошади. Та опять взбрыкнула и пятясь вывернула сани поперек дороги. Фрол еле удержался в санях, выпустив вожжи из рук, все еще оглядывался на кричавшую бабу. А пацаны-орали, хихикали, тыкали в него пальцами: – Гля ребя, кержак-то с бородищей как у Бармалея! Крики ребятни наконец вывели его из этого кошмарного оцепенения, и он преодолев их насмешки, засмеялся и махнул им рукой: – Давай вались в сани, до самой школы прокачу! Для ребятишек это оказалось как щелчок кнута. Они мигом разбежались по сторонам и полезли в снега, за обочиной. Ребя, кержак увезет на заимку! Молиться заставит! В подпол посадит! – кричали они на разные лады. И лишь один пацан остался рядом с санями и шмыгая носом уставился на Фрола, готовый тоже удрать в любой миг. А ты пошто не убег? – насмешливо спросил он пацана. От страха застыл? Фи! – небрежно цвыкнул слюной сквозь зубы пацан. Тебя штоли бояться? Замучаешься! Ишь, ты! – повеселел Фрол. Чей ты такой? Свой! – коротко изрек малец, и опять цвыкнул на дорогу. Ну, брат, тады дело сурьезное! – двинул лохматыми бровями старик. Садись, коли так! А че, думаешь слабо? И сяду! И малец живо вскочил в сани и облокотился о спинку саней. Сумку с книжками швырнул рядом с Фролом. Шапку-то одень, а то простынешь, кто с тобой будет возиться со старым, да хворым? Вот-вот, правду молышь милай, серьезно и уважительно закивал он, одевая шапку. Храни тебя, Бог! – занес было старик два пальца вверх, чтобы перекрестить его, но тот дернулся и закричал: – Не крести меня, пионер я! Вона как! – опешил Фрол, дрожащими руками натягивая вожжи и разворачивая лошадь. Напрасно ты, милай от божьего благословения отрекаешься. Ну, да ты не виновен, возрослые удостоены божьего гнева, за засорения мозгов твоих. Давай друзей своих зови, ехать будем. Да не сядут они! – убежденно ответил пацан. Пошто? Да бздуны они! Неужто? Век свободы не видать! – щелкнул пацан большим пальцем по своим зубам. Не веришь? Гля! Щас я их позову! И напрягши тоненькую шейку он звонко закричал: – Ребя, катим до самой школы! Давай садись! – А в ответ послышалось разноголосо: – Не-а! Сам езжай к кержаку в гости! Предатель ты, Талян! Во, видел? – Как-то победоносно и расстроено заорал пацан. Говорил бе – бздуны они! И наклонившись вперед тихонько просительно заговорил: – дядя Фрол, деда, дай мне вожжи поправить лошадкой, пока у них на виду, а? Я им, я им сопли утру! Для, форсу, доказать? – серьезно ответил Фрол. Ну! А то нечем мне им похвастаться! – чуть не плача молил пацан. Ну, коли так, держи! Счастливый пацан схватил вожжи опершись спиной на заспинок саней. Свистнул и звонко крикнул: – Но, родная! Вези боярина в палаты каменные! Лошадка покосила глазом на нового правителя, но услышав и знакомое почмокивание своего хозяина, затрусила по дороге, уже вполне успокоившись. А пацан ухарски раздвинул локти посвистывал и покрикивал: – Эх, Сивка-Бурка! Лети как стрела! Отшедший от недавней неприятности Фрол знай себе посмеивался, да поглядывал на кричавших сзади пацанов. Смотри, смотри, ребя! Талян стоя правит, как настоящий возчик. Дураки что мы не поехали. Ага! Тольке – то че? Он детдомовский, тетке его все равно, куда он поедет. А меня мамка излупцует, если узнает, что с кержаком ездил. Кержаки, – они какие? Уволокут к себе на заимку, а то и в тайге спрячут, и будешь день и ночь по-ихнему молиться двумя пальцами. Иди-ты? Точно. Скоро пацаны безнадежно отстали к устали пулять снежками в сани. Как зовут тебя богатырь? – усмехнулся Фрол. Анатолий! – важно ответил пацан. Сурьезное имя, в святцах имеется. Поди дедушко назвал так? Как его кличут-то, деда? Нету у меня ни дедов, ни бабок, ни мамок, ни папки. С войны. Боже мой! – ужаснулся старик. Как жа? А? Ох, ох! Деда, – молвлю как звали? Артем, – сощурился пацан Григорьев сын? Откуда знаешь? Дык мы вместях в 37-м годе, в Саянской тайге свои семьи прятали, вплоть до 40-х годов. Они-то с Филатычем раньше возвернулись, а я позднее. Филатыча-то знашь? Эвон живет! Да знаю, мы с его Ванькой- внуком вместе учимся когда сбегаю с детдома. И щас сбег? Ага, – радостно закивал пацан. А там че, худо? – участливо выспрашивал старик. Да всяко, только что не за решеткой. Ишь, ты! Не сладко стало быть. Ну, становься, почти приехали. Тпру-у! – привычно скомандовал Фрол и лошадка остановилась. А почему вы в Саянах прятались с моим дедом? А тут милай, как бы ловчее сказать: – не спрятался, за решеткой бы оказался. Время такое было. А щас? Ну, а щас сам вишь как! – засмеялся Фрол. А как же вы семьи свои с моим дедом прятали, а молитесь не так как все? Да и про вас всякое рассказывают. Сказывать про кажного можно всяко. И молиться можно всяко. Скоко разного люда на грешной земле и разных тварей. А небушко одно, и боженька один. Эхе-хе, милай! Мы же такие люди, как и все, только молимся по своему, и ничего не случится, если я вот так перекрищусь, а твои бабушка и дедушко добавляли к кресту еще один палец. Точно, помню как они крестились, – и Толька машинально поднес трехперстную щепоть ко лбу. И тут же отдернул руку. Охо, хо! Господи сохрани и помилуй невинную душу раба божьего Анатолия, укрепи его в праведности и человеколюбии, – закрестился старик. Пацан во все глаза смотрел на него. А моя бабушка Анна, такие же молитвы шептала, – растерянно произнес он. Ну, и слава те Господи, што ты оставил в памяти мальца веру родительскую. Пацан расстроено шмыгал носом, потом выпалил: – деда Фрол, я больше никогда не буду воровать у тебя мак! Так это ты варначил у меня в огороде: – сдвинул он мохнатые брови. Толька мигом схватил свою сумку и спрыгнул с саней. Я же сказал, что больше не буду! Это большие парни заставляли лазить. Пошто? А их твои собаки разорвут. А тебя? Меня не трогают. Ишь, ты! А как жа так? Ну, так! Сколько раз ночевал под большой копной что рядом с огородом, вместе с рыжей сучкой и хромым Шариком. Они ж огород охраняют, поэтому и другие собаки меня знают. Божья душа у тебя, слава те Господи! Ну, заходь к нам теперь, не таись! Может летом зайду. То-то помню, ты кажись осенью родился по первому снегу. Моя мамынька роды у твоей матери принимала. Отец твой – Семен прибегал к нам в таежную избушку. Потом на финскую войну ушел. Живой оттуль пришел. А потом …Эх, вот как потом вышло! Давай-ка, дуй в школу малец. Хорошо что вот тебя встретил. Заходи когда нужда будет. Храни тебя Бог! Но, милая! – расстроено задергал вожжами Фрол и завернул в разлогу, идущую к его заимке. Пацан стоял и долго смотрел ему вслед. Ну, че с кержаками теперь дружить будешь? Сам кержаком захотел быть, а еще пионер! Загалдели, заехидничали пацаны, подошедшие большой гурьбой. Да он уж давно кержак, видишь не боится косматого Фрола! Толька молча подошел к одному из них и своей холщавой сумкой огрел его по голове. Пацан согнулся и заныл: – Ребя, из-за кержака страдаю! Тут же завязалась потасовка, в которой нельзя было понять-кто за кого. Проходившая мимо учительница с трудом прекратила эту свалку. Пацаны отряхивались от снега и с укором тыкали в Тольку: – А еще – другом был! Прикладывая снег к разбитой губе Толька, сплевывал красные снежинки: – Погодите, гады, по одному выловлю вас, тогда посмотрим кто кого. А Фрола не трогайте, хоть он и кержак. Он лучше Вас! Вот видите Галина Петровна? – лебезили перед учительницей пацаны. Он кержаков защищает! И еще у калмыков махан жрет! Хихикнул кто-то. Ну, уж это совсем! – возмутилась она. Да, да, он всегда калмычат защищает, у него даже друг Харка-есть. А они все вшивые и заразные! – уже галдели пацаны. Ладно ребята, идите в школу, а я с ним поговорю. Ребятишки нехотя уходили, оглядываясь; шушукались, и кто-то из них выкрикнул: Талян- гавнян, ел калмыцкий махан! Ну, гады! – кинулся к ним пацан. Но учительница успела задержать его. Толя, ты чего? Ты и вправду со староверами дружишь? И