Судьба калмыка — страница 112 из 177

пойдет в музей. Отдай! Завопил Витька и наступая на пятку никак не успевал добраться до Ивана. А тот, раскачивая камень за петлю, мотал его по сторонам, дразнил: – На, на! И вдруг размахнув его по широкой дуге, запустил далеко в речку, где была приличная глубина. Оба внимательно проследили за его полетом. Гулкий всплеск разрушил плавное течение реки и несколько расходящихся кругов скоро перешли опять в прежний ритм жизни реки. Витька хищно ощерился и злорадно прохрипел, показывая Ваньке две фиги: – Вот тебе бюро, сраный вожак! Чего? – прищурился он. А того! Глубина там – с головой и дно илистое. Захочешь – не достанешь! – захихикал Витька. А ты на что? Твой ведь камень ты и доставай. Говно ведь без тяжести не утонет, будет вверху все плавать, да мешаться. Продала меня значит сука, так бы ты сюда не приперся! – брызгал слюной Витька. Ты это о ком? – Насторожился Иван. Сам знаешь о ком, ведь никто кроме нее не знал, что я здесь. Ага, значит ты утверждаешь, что любишь ее, даже топиться пошел из-за нее, и она же сука? А кто же она? Сам к ней клинья бьешь, а может уже и того, что она меня от себя отпихивает, – уже визжал Витька. Ну, то что ты Пустобол – Пантюха, давно всем известно, а то, что ты еще и дерьмо – знают немногие. И резко оттолкнувшись от земли, Иван обеими руками толкнул его в грудь. Витька сделал несколько шагов назад, отчаянно замахал своими длинными руками, пытаясь удержаться на берегу. Но тут из кустов вышла Валентина и громко засмеялась: – Давай, следом за своим камнем! Витька смешался, перестал махать руками и потеряв равновесие рухнул задом в воду, подняв кучу брызг. Скоро он вынырнул, выплевывая попавшую в рот воду и покрутился на одном месте, определяя куда плыть. На-ка, свое хозяйство! – швырнул в него Иван разбитый тапочек, довольно сильно и прицельно. Не увернись от него Витька, попало бы ему по носу. Ну, гад, ты у меня еще попляшешь! Подныривал он, ловя тонущий тапочек и длинными саженками поплыл на другой берег. Плавал он хорошо и доплыв до другого берега с шумом вылез в кусты, и пропал из вида. Иван с Валентиной еще немного побыли на берегу, посмеялись и пошли в сторону клуба, куда уже тянулась молодежь. С неделю Витька никуда не показывался, не ходил на работу. А чего возьмешь с призывника, которому не сегодня-завтра в армию, да еще и покалеченному? Ничего! Лечись, выздоравливай! Потом, прихрамывая он стал ходить на работу. Работал шаляй-валяй. В клуб ходить перестал. А стал ходить на речку, вроде рыбачить, собирая вокруг себя кучу малолетних пацанов и врал им всякие небылицы про девок. Возвращаясь домой в сумерках, наспех попив молока, лез на сеновал, где ночевал обычно летом. Вить, к молодежи бы пошел, погулял – ить в армию скоро, а ты все один, – печалилась мать. Мам, лучше посплю – отдохну, а с кем гулять? Шалавы одни шастают в клубе. И-то ить верно, – крестилась мать. Ума парень набирается, слава Богу! Хотя иногда замечала, что в темноте Витька крадучись слезал с сеновала и задами уходил куда-то. Приходил при первых петухах. На работу было не добудиться. Слышь, Авдей, а ить Витька ходит куда-то по ночам, шептала тревожно она мужу. Ишь, ты! Все тебе знать надо! Ты посмотри, он на две головы выше меня. Мужик! Баба ему ужо потребна. Неужто? Удивлялась мать. Ты че слепа? Бабы-то на него заглядываются. Переворачивался на другой бок Витькин отец. И то, – после раздумий соглашалась она. Вырос парень. В середине июня в селе произошли бурные события. Обворовали столовую с трехдневной выручкой и подожгли здание. Сумма была изрядная, так как леспромхозовская столовая питала весь приезжий люд, три раза в день, особенно холостяков, живших в бараках. Ходили сюда обедать конторские и прочие работники разных служб. Заведующего столовой арестовали сразу и увезли в райцентр. Это был отец Вальки Изоткиной, на которую сразу стали посматривать косяком, и она вместе с почерневшей от горя матерью сидела безвылазно дома, заливаясь слезами. Пожар в столовой потушили, и даже непосвященным в криминалистике было ясно: – пожар и ограбление было делом одних рук. Хотя рук очевидно было многовато, так как исчезло из буфета столовой много водки, конфет и консерв. И в довершение к этому исчезло несколько больших кастрюль, аллюминевых мисок, ложек, скатертей и полотенцев. С конного двора пропало в эту же ночь три лошади. Кто-то готовился к ограблению основательно. Конечно, если бы сгорела столовая полностью, то выискивать причины ограбления было бы сложнее. Но начинающийся пожар заметили гуляющие парочки поздно ночью и всполошив окрестный народ быстро его затушили, без всякой пожарной команды, дежурного которой так и не нашли в ту ночь. В числе тушивших пожар был и Иван Елистратов с Валентиной. Но потом он вдруг исчез, сунув ей печать и приказал никому не отдавать ее. Валька в недоумении наблюдала за перемазанным сажей отцом, который тряс пухлыми щеками и все повторял: – Тюрьма! Ограбили начисто! Приехавшие утром в черном воронке множество военных из райцентра, оцепили столовую, ревизоры сделали ревизию. Допросили всех работников столовой и вечером увезли Валькиного отца в райцентр. Валька много раз порывалась что-то объяснить следователям но ей приказали сидеть дома, если она не хочет попасть туда же, куда увезли ее отца. Вот она и сидит дома с перепуганной матерью. Дома перевернуто все вверх дном, делали обыск, даже в сарае и в огороде. И только на другой день к ограблению и пожару столовой знатоки следствия соединили воедино, пропажу трех лошадей с конного двора и троих вербованных парней с таежного поселка, а за одно и исчезновение Ивана Елистратова. Кто-то пустил слух, что видел троих всадников с тяжело нагруженными вьюками, направляющихся в тайгу. В какую сторону? А в любую сторону тайга! И следствие переключилось на вожака Орешенского комсомола. При обыске его избы и нашли злополучный радиоприемник, хотя и поломанный, потому что его просто сбросили из-под крыши. Искали конечно деньги и украденный товар из столовой. Но то, что нашли, резко поменяло ситуацию при обыске. Здесь активно выступал в качестве понятого Витька – Пантюха именно он заметил в углу на потолке избы радиоприемник и за трубой моток проволоки. «Голос Америки», шпион, пропажа комсорга со взносами и печатью, то и дело проскакивала в гудевшей толпе – у избы. А когда отца Ваньки с заломанными руками повели к воронку, послышались слова и «предатель». Витька много и охотно рассказывал молодому энкэвэдэшнику в очках, записывающего что-то в блокнот, что давно замечал за Ванькой, что он часто лазит на чердак, и что у него есть даже наушники, но почему-то их не нашли. Еще где-то есть и радиодетали. И точно. В старом ведре в сарае нашли какие-то проводки, конденсаторы. Да он хотел радиокружок создать! – кричали из толпы пацаны. Мы точно знаем! Ага, кружок! Ехидничал Витька. Денег грабанул, жратвой запасся, по приемнику договорился и к китайской границе на лошадях через тайгу! А потом и в Америку. Предатель Родины! Правильно размышляете товарищ! Пожал ему руку очкарик. Толпа угрюмо молчала. Витька был героем дня. Иван стал врагом народа. Политическая подоплека неожиданно выскочила на первый план, притупив материальную сторону ограбления. Районное руководство компартии и комсомола быстро среагировало на это событие и уже к вечеру второго дня после ограбления столовой, в клубе было назначено открытие комсомольское собрание. Мест в клубе не хватало, люди толкались на улице. После разоблачительных речей райкомовца, который клеймил позором вредителей советской власти, а в частности Орешенского комсорга, стали вызывать желающих высказаться. К трибуне буквально прорвалась заплаканная Валька Изоткина, и когда узнали кто она, сначала не захотели пускать. Потом главный махнул рукой, и в народе закричали: – Пусть говорит! С завидной легкостью она запрыгнула на сцену и перекрывая шум зала закричала: – вранье все это! Иван честный комсомолец, никакую Америку он не слушал! И никуда он не сбежал , а пустился догонять грабителей! Вот тебе на! – загудели в зале. Может, может его уже и в живых нет, а вы, вы! – закрыла она лицо руками и зарыдала. Смотри-ка, как она хахаля своего выгораживает, выкрикнули именно из того угла, где был Витька с подростками-пацанами. Да, я люблю его, и мне не стыдно за него! Продолжала Валька. Во-во, любовь до гроба! А денежки-то хапнули! – опять выкрикнули из того же угла.

Секретарь райкома позвонил в колокольчик и крикнул в зал: – Тише! А вы товарищ Изоткина говорите по существу, если у вас есть какие факты. А разве это не факт, что именно Иван первым увидел пожар в столовой и кинулся тушить его и поднял народ в помощь? Да, не было у него времени торчать тут до утра, и он кинулся догонять грабителей. А почему о грабителях он не сообщил в органы? Какие органы? Каждая минута дорога была, да и участкового не было дома уже два дня – все знали. Вот и воспользовались грабители. А что придумали тут, что он убежал со взносами и печатью – вранье. Вот она печать! – И Валька из-за пазухи достала какой-то комочек, завернутый в бумагу. Зал загудел. А взносы – смешная цифра. Какие там взносы – с десяти комсомольцев по рублю? Напридумывали, Америка, враг народа! И зарыдав Валька, отодвинулась в угол сцены. Секретарь растерялся. Зал неистово шумел: Молодец, Валюха! Хана теперь ей, увезут! Ваньку искать надо, может бандюги убили его! Да с ейным отцом он вместе на паях! – Неслись разные реплики. Богатырь нашелся, один против троих вызвался! Мог ведь и позвать кого-то в помощь! Нет, один захотел денежки заграбастать! А может и заграбастал! – Уже не таясь выкрикнул Витька. Секретарь уловил нужное направление в гудевшей толпе и отчаянно зазвонил в колокольчик: – Товарищи! Следствие конечно разберется во всех деталях данного случая. Но! Напрашивается сам собой такой вопрос: – Почему передовой комсомолец, зная о происках антисоветских элементов не сообщал в органы или хотя бы кому-то из окружающих об ограблении? Да некогда было, время на секунды шло, а кому сообщать в такой суматохе? Этому, этому? Тыкала Валька в зал рукой указывая в Витькин угол. Да, они курицу защитить не могут, а тут такое. Это она в тебя Пантюха указала! – засмеялись в зале. К секретарю наклонился очкастый энкэвэдэшник и что-то зашептал ему на ухо, тот молча кивал головой, И встал. Товарищи! Вот мы выслушали комсомолку Изоткину. Тут много непонятных фактов нарушения комсомольской и советской линии. И тут же налицо покровительство и выгораживание Изоткиной своего приятеля и отца, которым в первую очередь предъявлено обвинение по вопиющему факту хищения социалистической собственности и, скажу Вам больше – в прослушивании враждебной, империалистической пропаганды. Уже установлено, что найденный радиоприемник, спрятанный под крышей Елистратовых, был незарегистрирован. Не разрешен! И им пользовались как враждебной радиостанцией! В зале повисла напряженная тишина. Все хана и Ваньке и Вальке! – печально произнес кто-то из-задних рядов и оттуда вышло несколько человек на улицу. Потом зал взорвался криками: – Да не может быть! А ты че думал, игрушки это с радивом баловаться? И где он? Смеялись под шумок! Нате мол, печаткой подавитесь, а денежки тю-тю! Тихо! Тихо! – кричал надрываясь райкомовец и тряс колокольчиком. Товарищи! Кое-что нам итак стало ясно, а наши доблестные органы в остальном разберутся в чистую. Будьте уверены! Сейчас на повестке другой вопрос: Данным мне пра