нул кто-то. А где нас оденут и оружие выдадут? В Красноярске, ребята, укомплектуемся по боевому. Через десяток дней будете бить врага! Времени на подготовку у нас нет. – отчеканил капитан. А выпить нам дадут? – выкрикнул кто-то. Дадут сынки, дадут! Кто хочет выпить, можно подойти ко мне, налью. В шатающемся строю, смеялись. Толкали кого-то вперед, но никто не выходил. Ну, вот что сынки! Праздники у вас кончились, хотя и горькие. Враг силен и жесток, не скрою. И в пьяном угаре его не разобьешь. Поэтому, предлагаю не стесняться и выставить вот сюда к столу, у кого есть какая выпивка. Разобьем врага, допьем все, чего не допили. Первым вышел к столу лохматый парень-увалень и подержав бутылку на весу, вылил ее в бетонную урну. Понюхав пустую бутылку, опустил ее туда же. Кругом смеялись, и под смех и шутки, выкинули в урну кто водку, кто самогон, еще человек пять. Из строя вывалился парень и брякнулся на землю. Следом вышел Петька и присев на колено коротким движением забросил его себе на плечи, и понес к полуторке. Ага, давай сынок, погрузи его, через часок отойдет и другому место даст. К капитану подошел старший лейтенант из энкэвэдэшников. Здравия желаю товарищ капитан, я прислал к вам для помощи и содействия при доставке призывников на станцию Камарчага. Имеется директива райкома партии на этот счет. А чем ты можешь помочь? Ну, у меня есть двое солдат и крытый воронок, наручники, ну и опыт естественно, при работе со всякими элементами. С кем, с кем при работе? – не понял капитан. Ну со всякого рода бунтующими, несогласными, инакомыслящими элементами, вообщем. У меня милый таких нет, извини, – развел руками капитан. Ну, может помочь обыскать, лишнюю водку изъять или еще чего? Вон, там в полуторке бунтуют двое, в наручники их и в воронок. Слышь, старшой, у нас с тобой разные службы, я неделю назад с фронта, с передовой. И через десяток дней, вот этих необученных ребят брошу в бой, возможно на смерть. Так что пусть последние деньки поживут на гражданке как им нравится. У меня специальная директива – разрешение командования и она же есть приказ, что пока я нахожусь на двух недельном отпуске после контузии и ранения. Сформировать полк быстрого реагирования лыжников и снайперов. Вот я и приехал сюда в вашу глухомань и выбрал ребят умеющих бегать на лыжах и стрелять. Некогда готовить специалистов, кровью захлебываемся. Враг под Москвой бросил туда все силы. Так что пусть эти пацаны пьяные, сраные, но до завтра проспятся, а послезавтра уже можно с ними толковать о серьезном деле, о предстоящих боях. Ну, я разве против? И за них я отвечаю башкой. Понял? За воротами вдруг истерично завизжала женщина, и в общем шуме отчетливо выделялись ее слова: Не пущу, не пущу! Хватит и одной похоронки! И из качающегося строя, больше похожего на толпу, откликнулся звонкий мальчишеский голос: Мама, мама! Энкэвэдэшник засуетился и бросился к воротам. Отставить старший лейтенант! В ворота забухали кулаки, закричали: – Коленька! Выскочивший из строя призывник, почти подросток, ошалено хлопал глазами, шлепал молча губами и с испугом смотрел на капитана и солдат. Ты, Николай? – спросил его капитан, Там – твоя мать? Парень спешно мотал головой, соглашаясь. Иди, Коля попращайся с матерью, успокой ее. Через десяток минут выступаем. Пропустите сына к матери! Рявкнул капитан на солдата у ворот. Уйдет ведь! – зашипел энкэвэдэшник. Будь спок, старшой, вот этот-то как раз и вернется! Нака тебе, лучше вот этот список, проверь, почему трое призывников, пройдя медкомиссию не оказались в строю. Здесь такие варианты: – Может быть они уже ждут нас на Камарчаге и мертво пьют. – Ненаказуемо. Понял, да? Может, мотанули домой попрощаться, или с девками где-то жмутся, потом будут догонять – тоже ненаказуемо. И вот карты тебе в руки – если они дезертировали. Здесь ты волен поступать согласно закона. Понял? Так точно! Козырнул старлей. И еще. У тебя машина быстроходное нашей колонны с полуторкой. Не исключено, что кузова полуторки не хватит для ослабевших. Помоги, подбери, доставь. Хорошо! Сделаю, – кинулся он к воротам, через которые уже входил щупленький расстроенный парень, которого выпускали прощаться с матерью. Равняйсь! Смирно! Рявкнул капитан и пошел вдоль строя. Сынки! Пешим ходом мы идем на станцию Камарчага. У меня четверо вооруженных солдат, согласно военного времени. Многие из вас пьяны и могут сделать необдуманные действия. Через три часа мы должны на станции Камарчага погрузиться в эшелон для следования в Красноярск, в ускоренную военную часть, для отправки на фронт. Даже туда, если кто прибудет самостоятельно, не будет преступлением. Но если кто не явится в учебку перед отправлением на фронт, это будет дезертирство. Это штрафбат, по граждански – зона, тюрьма. Так что не разбредаться. На подножке полуторки две фляги с водой и кружка. Захотел пить – пей, устал – залезь в кузов, отдохни. С богом, родимые, шагом марш! И колонна галдящих призывников повалила из ворот военкомата. По бокам и сзади колонны, бежали плачущие матери, и девчата, пристраивались к шагу подростки. В стороне стояли старухи и старики, молча крестили внуков и сыновей, уходящих на запад. На войну. Туда-откуда уже приходили во многие дворы заштемпелеванные военными ведомствами треугольники писем с извещением – похоронкой, в которой значилось: – Геройская Гибель солдата за советскую Родину. И дикий бабий крик извещал на всю округу, что нет в семье больше кормильца, четверо – пятеро деток, вцепившись в материнскую юбку остались навечно сиротами. Закаменевшие соседки, у заборов, молча стояли и слушали рвущие душу рыдания, истекали слезами и думали: Кто же следующий? Хоть бы не мой!А колонна растянувшихся на полкилометра призывников шла сначала бодро, потом все медленней. Сзади ехали подводы из деревень, провожая своих сыновей и односельчан, наяривали на гармошках, горланили песни, подвозили ослабевших. Туда – сюда мотался воронок энкэвэдэшника. И доложил капитану, что трое недосчитавшихся по списку, уже на Камарчаге. Действительно напились в усмерть. Но с ними дед на деревяшке и с георгиевским крестом на груди, привез их сюда заранее. Ну, я ж тебе говорил, что такой вариант возможен?, – улыбался капитан. Но это ж нарушение. Нарушение – это когда в штанах ничего не будет! А так даже лучше для меня. На чем еще троих мертвецки пьяных я бы повез? Техники-то нет! Вот так-то милый, учись! И деду на деревяшке будешь рад! Давай, подъем, сынки пошли! Зычно скомандовал капитан. Забери с десяток еле бредущих, слышь старшой? Да не садятся они в воронок, матом кроют. Ну, видишь, так вы значит заслужили, – развел руками капитан, и сел в полуторку. Колонна с трудом добралась до железнодорожной станции. Опаздываем с погрузкой, товарищ капитан! – суетливо бегал молоденький лейтенант, ответственный за отправление эшелона. Все хорошо, главное считай количество призывников. Главное чтобы было не меньше. Больше может быть, пусть едут. Это друзья призывников, на месте глядишь что-то с эскулапами и порешаем. Мне люди нужны на фронт! Понял, сынок? Так точно! А я пошел звонить на станцию. Пусть готовят казармы. Там в полуторке десятка два пьяных призывников лежат, закидывай их в вагон. Не вздумай куда-нибудь в отстойник сунуть! Слушаюсь! Вот и действуй. Витька не помнил как оказался в вагоне и завалился в угол – спать. Вагоны были обыкновенные телятники, с зарешеченными двумя тусклыми оконцами, с наглухо закрытой дверью. Хорошо, что вверху были два открытых люка. Тянуло свежим морозным воздухом. Братва, в тюряжные вагоны попали! – кричали, шумели призывники. Нет других вагонов, хоть что делай! Метался лейтенант. Ребята, всего два часа ехать до города, потерпите! Дверь открытую оставь, мать твою! Грохотали в закрытую дверь. Пьяные вывалятся на ходу, кого на фронт отправлять? С горем пополам погрузились, пришел капитан и подошел к наиболее шумевшему вагону. А ну, открой дверь! Приказал он солдатам. И полез в вагон. Потеснись сынки, с вами можно прокатиться? Давай, Батя! Да мы что, потерпим, конечно можно! Ну, если Батя с нами, фрицу конец! Настроение призывников улучшилось, за дорогу протрезвели. И выгрузившись в городе, брели целый час до учебного городка, уже в семерках. Петька по землячески крепко прилепился к Витьке, и казалось опекал его. Петька без умолку балагурил, Витька больше отмалчивался, сетуя на то, что вот ведь подсунул господь ему землячка. Один бы он уже что-нибудь придумал бы. А так приходиться не высовываться. А Петька молчание Витьки истолковывал по своему; Все – таки комсомольский работник, с партийцами терся, скромничает. А Витька тоже не перечил Петьке, видя что к нему парни относятся с уважением. Кулаки крепыша-молобойщика, были крепки и даже лохматый увалень-парень – колограммов на сто двадцать весом испробовал это на себе. В первый же день пребывания в учебке, всех остригли наголо, загнали в баню и выдали обмундирование. На второй день уже начались учения по стрельбе из винтовки, метанию гранат, рукопашному бою. Выстрелить удалось каждому всего по три патрона. Больше не дали. Экономили. Результат был здесь стопроцентный. Стреляли ребята хорошо. В рукопашке превзошол всех Петька. Когда инструктор вызвал желающих показать борьбу кто как может, первым ухмыляясь вышел бывший лохматый-увалень. Расставшись со своей шевелюрой, теперь он казался еще мощнее. На крепкой шее, красовалась круглая лысая голова. Покатые плечи переходили в мускулистые руки. Ну, чего, нет что ли ему соперника? – улыбался инструктор. Как это нет? Выкатился шариком из строя Петька. Ну, Петяй – пиши-прощай! Зубоскалили ребята. А че можно с ним делать? А все че хочешь! И можешь! Развязно засмеялся увалень. Ну, пожали руки! Скомандовал инструктор. И не успели они отойти друг от друга, как Петька подсел на одно колено, угнув голову, сунулся ему между ног плечом, обхватив ноги руками и чуть приподняв опрокинул соперника на спину, тут же лупанув под дых. Парень охнув, скорчился и закатался по жестким матам. А Петька подбежал к инструктору и схватил лежащую кольцами веревку. Не надо связывать его. Он и так обезврежен. Жилистый таежник, ростом пониже Витьки не поверил, что его может одолеть такой коротышка. Он и на медведя хаживал, и на забое скота работал. Инструктор глянул на Петьку:, – ну что отдышался, будешь с ним? Мне все равно, не устал. Свели их. Как клещами сжал парень Петькину руку и таскал его, кружил по матам, второй рукой ухватившись за его шею. Петька терпел. Потом как-то сполз вниз к ногам парня и сделал тоже самое что и первому сопернику. Только перевернул его уже головой в маты. Парень мертво лежал охал, а Петька сел на его спину и мотал головой, разминая свою отекшую шею. Больше с Петькой бороться никто не хотел, все пять дней, что были в учебке. Витька ссылался на подвернутую ногу и твердил: – я лучше посмотрю!