дом-то только в городу. Тут нету-ка! Да! Ишь, ты! Съехал стало быть Пантюха до пустого места. А скоко быть наверху, делать видимость? С пустоты пришел, туда и возвратился. Во, как бывает! И не говори! – судачили в очередях бабы. А сыщики сделали вывод, что все приготовления к аварии штабеля ждали именно парторга леспромхоза. Почему? Очевидно, насолил кому-то. А кому? Поди, разберись! При опросе оказалось, что каждого второго можно было увозить в воронке. Мало было добрых слов о нем. Вот это да! Взялись за пацанов. Эти-то много где бывают, и много чего знают. Взялись понаблюдать за Толькой. Его тетка напрочь отказалась от него, заявив, что ее наказал Господь Бог родством с ним. И вообще, он должен быть в детдоме. По нем давно тюрьма уж плачет. Да был тут как-то, обворовал, уже три дня нету его, где-то у калмыков обретается. И еслиф прафту матку крыть, то я сафсем ему не ротня. Я латышка, этто мой Сытепка мушик, ефо ротной тятька! – вдруг перешла она на ломанный русский язык. Так, ясно! – крякнул сыщик. А где его можно найти, у каких калмыков? А вон, в Колонке, на косогоре через речку, против гаража. Подались сыщики к калмыкам. Там оказались дома только пацаны. Взрослых никого не было дома. Как ваша фамилия? Долго бились они, чтобы узнать, кто у них взрослые. Наконец, вперед выступил пацан лет двенадцати – тринадцати и обвел своих сородичей пальцем: – Бинд(мы) Авгх(дядя) Мукубен Цынгиляев, Ачнр(внуки) Церен Бадмаев. Ага, ага, понятно. Они здесь живут? Мэн, Мэн(да,да)! А где они? Авгх(дядя) Мукубен – вжрцу! – запузырил губами пацан и зарулил руками. Машина – бревано! Выпалил он. А-а! Шофер? Мэн,ага! Заулыбался пацан. Как зовут тебя? Хара, дыруга Тулюка. Вот-вот. А где Толя? Пацан оглядел всех пацанов и пожал плечами. Он здесь живет? Хара снова пожал плечами. Где его найти? Мальчишка смотрел на него исподлобья. Дитдома? Турьма? Тулюка? Нет, вы наверное слышали, там за речкой штабель обвалился, парторга завалило, ногу сломало, голову разбило, и сыщик наглядно показал это на себе. Теперь он в больнице. Ех-ех-ех! – закачали головами пацаны. Харм(жалко)! Харм(жалко)! Пинатюха – гхарг(дурак)! И пацан покрутил у виска пальцем. Его сородичи захихикали. Ну, ладно, ты скажи, где можно найти Толю? Мне его спросить надо, он видел, как штабель бревен падал. Пацан помолчал, потом выпалил: – Шикола, Тулюк! Сурх(учить), как это, рисовать? Так он в школе? – удивился сыщик. Шикола. – Гордо ответил пацан.
Сыщики направились в школу, вместе с участковым. Толька узнал, что его разыскивают и спрятался на чердаке, куда категорически запрещалось лазить. Он заперся изнутри и выглядывал через небольшое окошечко в двери. Директор послал старшеклассников добыть его с чердака, но ничего не получалось. Спросите, зачем меня вызывают? Если отправить в детдом, то повешаюсь тут, а в детдом не поеду. Побежали к директору, доложили. Испугавшийся директор – Ширяй, как звали его ученики за фамилию Ширяев, прибежал вместе с участковым, уговаривать Тольку спуститься просто для беседы по случаю аварии на плотбище. Дядя Гоша, не обманешь? – торговался пацан с участковым. Во, зуб даю! – Чирканул ногтем по блатному по своему зубу тот. Ну, смотри, дядя Гоша, обманешь, твоей Светке снегу с песком в штаны насыплю. Дурак! – закричала Светка. – и заплакав убежала в школу. Вывалившая толпа учеников по случаю поимки Тольки визжала, гоготала. На лестницу влезло слишком много учеников и она не выдержала такого веса, сломалась. Никто не пострадал, но шуму и крику было много. Пока разыскивали другую лестницу, Толька сидел на порожке чердачной дверки, свесив ноги, и поплевывал вниз. Во, дает Талян! – восхищались младшие пацаны. Обдурят его, точно обдурят! Шептались более взрослые. Зазвенел звонок на урок, но никто даже не шелохнулся. С горем пополам директор загнал в школу учеников и то младших. Старшие прятали глаза, отнекивались. Наконец принесли лестницу. Толька слез вниз, готовый в любую секунду удрать. Дядь Гоша, ты ж при всех обещал! Обещал. Дома будешь жить. А где? Тетка-то выгнала? Завтра Катерина с курсов приезжает, звонил я. Тогда другое дело. Пошли. Толпа учеников пошла следом. Часть осталась на улице под директорскими окнами. В кабинете директора сидели двое военных, по разным сторонам. Это ты и есть Анатолий? Ну, я. Воцарилась длительная пауза. Военные рассматривали его. Ну-с, ладно. Майор разочаровано глянул на своего сослуживца. Давай рассказывай, чего знаешь, как штабель обвалился? Ты, кстати был там? Еще как! Самого чуть не раздавило. Интересно, интересно, – забарабанил по планшетке другой, лысый. И Толька с жаром начал рассказывать. А вот, говорят: – бревно ты скатил на парторга, – ввернул лысый. Гля, ребя! Это какой дурак мог такое придумать? Ткнул пальцем пацан в окно и засмеялся. Сыщик оглянулся и увидел прилепленные носы учеников к окну с улицы. Э, э, что ж это такое, товарищ директор? – взревел он. Никакой, понимаете спокойной обстановки в работе. Директор смущенно развел руками: – Видите ли, у нас такой девиз: – один за всех, все за одного. Из приоткрытой двери кабинета также слышался шепот.
Дядя, – продолжал пацан, этот штабель со своими подпорками мог выдержать взрыв на речке. Весной когда заломы взрывают, штабеля стоят. И ничего себе. Первые бревна на штабелях всегда хорошо закрепляют. Их потом при скатке в речку кувалдой, да ломиком подпорки выбивают. Или тросом бульдозер зацепит и тянет. Я скатил, даешь дядя! – засмеялся опять пацан. Анатолий, вежливей разговаривай! – Постучал карандашом по столу директор. Вы лучше Гришку – хромого мастера спросите, он все расскажет. А почему именно его? А потому что он по устройству штабелей самый главный. И подпорки всегда проверяет как ставят. Ну и нас всегда со штабелей гоняет. А почему? А чтобы не разбились. Высота-то большая, бывает что ударяемся, – и он почесал ушибленному коленку с порванной штаниной. Там? – спросил сыщик. А где же еще? Так, ясно. А проволоку натянутую над штабелем видел? Сколь хошь видел. Висит да и висит себе. Там же линия старая идет. Ну, а что за бревно привязанную проволоку видел? А может и видел, да только по первому штабелю сверху мы не бегаем, он высокий, сразу увидят взрослые и прогонят. А между бревнами в середине прятались. А проволоку все-таки на первом штабеле видел? Толька замолчал и прищурившись что-то думал. Точно! – вдруг заорал он. До метели ее не было! Другие болтались провода, а на первом не было. Со второго штабеля сам видел. А подпорки после метели были? Наседал сыщик. А че я их проверяю? Гришку спросите. Ну, а тут снегами все замело может их уже и не было, да кто увидит. Логично, логично, – удовлетворился сыщик, переглядываясь с мастером. Участковый поднялся и вышел за дверь, прогоняя шумевших в коридоре учеников. А, вот скажи, Анатолий, в ельнике каких людей ты видел? Да каких хошь. Туда же все, вроде как в уборную ходили. А чужие были? Сколько угодно. На плотбище всякие и лес привозят и просто приходят серы наколупать. Ну, ладно. С нами бы проехать надо, на плотбище. Не-а, не поеду! – исподлобья протянул пацан и подвинулся ближе к двери. А почему? Да вся школа туда побежит, а я опять буду виноватый. И он выразительно посмотрел на директора. Хоть это понимает, бестолочь! – пробурчал директор. Вот еще два урока отсижу и сам приду. А хотите быстрей, от конторы поедем вместе. Военные переглянулись. Хорошо. Можешь идти. Точно придешь? Слово даю. Пацан хотел еще что-то сказать, но поймал взгляд директора и вышел. Зазвенел звонок с урока. В коридоре начался шум и гам. Учится-то как Ваш герой? Спросил майор директора. Тот отрешенно махнул рукой: – да учимся. Что с него спросишь, беспризорный парень? Хорошо хоть так.
Глава 32
Известие о трагедии с парторгом, в лесосеку привез грек – Митька Харачиди. Он как раз выехал из гаража с ремонта и встретился с литовцем, везущим парторга в больницу. Ты, че в лесосеку больше не поедешь? – притормозил он, пропуская литовца. Поету, поету, фот партию и прафительству ф пальница атфесу и тенька путим опять сарапатыфать! И литовец и Гришка – мастер с пашкой наперебой рассказали ему о беде с парторгом. Живой-то хоть будет? – поинтересовался грек. А че с ним сделается? Сначала даже не дышал, а щас уже стонет! Уже вдогонку кричал Пашка. Ну, хрен с ним, пусть живет! – перекрестился Митька. И потомок Эллады с крымских берегов, попавший сюда в Сибирь тоже не зная за что, обрел хорошее настроение. Всю дорогу до лесосеки он пел веселые песни. Давай сюда! – заорал он и призывно замахал руками. Максима лесовоз как раз стоял под погрузкой. Митька почти бегом подбежал к нему, к ним подходили мастер и учитечница. С погрузчика тоже спрыгнул машинист. Пильщики, выключив пилы, спешили тоже сюда. Что стряслось? Война? Хватит войны. Мира надо. Так что все-таки? К победе дело идет! – усмехнулся грек. И Митька рассказал о случае с парторгом. Выживет, как вы думаете? Допрыгался Пантюха. Первым штабелем, говоришь, привалило? Странно, странно. Первый штабель прочнее всех стоял. Тут что-то не то, – Покуривали мужики. Кому-то крепко насолил. А кому он доброе дело сделал? Тут вот что – мужики. Твердо запоминайте, кто где был сегодня после обеда, крепко запоминайте, – заключил Максим. Это зачем? А затем, что, если кого-то не было на рабочем месте часа два-три, сумей доказать , что не ты обрушивал штабель. Черные вороны понаедут, таскать будут, виновного и не виновного. Ну, мы вот видим друг друга, там бы захотели быть, да не сумели бы. Ну, это им доказывать будешь! Догрузившись Максим отъехал в самом мрачном настроении. На плотбище в селе, когда он приехал на разгрузку, только и было разговоров. Нет, не поеду домой, – решил он, – лучше еще сделаю один рейс, и развернувшись уехал снова в лесосеку. Где уже на подъезде к плотбищу увидел в очереди три пустых лесовоза. Это я четвертый буду? К полночи только домой попаду. Выйдя из кабины, он подошел к погрузчику, тарахтящему на холостых оборотах и к кучке людей, около него. Чего стоим? А вот тебя ждем! Воззрился на него бригадир. Тут и без меня очередь – ответил Максим. Нет, Максим серьезно, тебя ждем. Думаем, если не приедешь, каюк погрузке, до утра. Пустым лесовозам нет смысла возвращаться, а одному все равно ехать надо. Ивана везти, в больницу. А что случилось? Ребра Иван поломал. Вон в Афонькину кабину затащили. Беда, брат не приходит одна. Там парторг, тут Иван, а план вывозки любой ценой давать надо. Так и я не довез одну ходку – повернулся Максим. Твою ходку, если нагрузишь, я отвезу. А тебе друг придется на погрузчик садиться. Нагрузишь эти лесовозы, переночуешь здесь, в бараке. А в шесть утра сам знаешь уже опять грузить первые машины. С завгаром я договорюсь, может кого взамен и утром пригоню лесовоз. Ладно, – согласился Максим. А как с Иваном-то случилось? Да помогал стойку Афоньке заклинивать, она возьми и обломись и ему прямо в грудь. Думали каюк будет, ничего отошел, кровью правда поплевывает. Максим направился к груженной машине Афоньки. Тот увязывал цепью поверх бревен стойки у кабины. Через раскрытое стекло кабины, виднелся Иван, мотающий головой, изредка поплевывая в снег. Ваня, как ты? Д-да х-х-ре-но-во б-р-рат! Д-ды-шать б-боль-но. Молчи, Ваня, я скажу. Сажусь я на твой погрузчик и работаю пока нужно будет, так что не переживай. Помошник-то не скоро с курсов вернется? Ч-че-рез-з м-мес-с-яц! – с трудом выдохнул он. Афанасий, что там нужно помочь? Все, закончил я. И он спрыгнул на снег. Ну, все, счастливо вам ребята! – д