ть уже! Радостно заулыбался Максим. И одна вроде девочка, чуть меньше пацана. Че-то кричала все: – Киса, киса! Точно, это они, мои дети! Ты просто не расслышал. Дочка – Деля ее зовут, так зовет брата своего, сынка моего. Кирсан его зовут! А она «р» не выговаривает. Вот и получается похожее на Кису. Жена писала мне, когда я еще на фронте был, что Деля Кирсана зовет – Киса. А я думал она рысь кисой звала, это потом уж подумал как они убежали и я на заборе увидел рысей. Нет, сынка моего звала! Спасибо тебе! И Максим сграбастал Трофима и стал тискать его. Тихо, тихо! Рули давай, а то нырнем в снег! – отбивался Трофим. Все, жить можно! Я найду их! Радостно скалился Максим. По его щекам текли слезы. Вот сколько километров этот скит от Орешного? Как лучше туда добраться? Задавал Максим вопросы. Вот карту бы района достать, я бы тебе все растолковал. Хотя там район уже не Манский. Но карта, сам знаешь, дело почти секретное. Хотя кто хорошо район и тайгу знает и без карты можно обойтись. А летом бы и я тебе показал. Но до лета еще дожить надо. А километров, говоришь, сколько? Да с сотню наберется. Это ж, в верховьях Манны к Белогорью ближе. Ручей там из-под бугра вытекает, такой бурный. Ну, а щас морозами его задавило поди, да снегами накрыло и не узнаешь. Тогда-то снега не так еще много было и то я обмишурился на местности. Вот недалеко от ручья и скит прилепился к бугру в ельнике. Ну, бугор-то дальше пошел косогором к Лысой горе. Гора такая, наверху ее ничего не растет. Правильно в письме писано. Я эту гору и раньше видывал издалека, но так близко как на этот раз не подходил. И на скит не натыкался, и стало быть и не блукал. А заблукавши – страшно себя чувствовать. Мозги начинают работать как попало. А щас зима, снегами все скрыто, примет никаких. Одним словом – снежное царство – гиблое. Оно и раньше, в ту сторону далеко я не забирался. Кедрача мало, места топкое в низинах, скудные. Испокон известно меж бывалых охотников, – увидел Лысую гору – повертай назад, прибытка не будет. Ну, а меня вишь, занесло туда. Ну, ладно, спасибо тебе, что рассказал, хоть какая-то надежда теперь есть. Поехали побыстрей, а то уже поздно, и мне кажется, сзади лесовоз нас нагоняет. Вон за горкой и Орешное уже. Орешное? – как же это я такой крюк сделал? – все изумлялся Трофим. Стали подъезжать к плотбищу. Слышь, Трофим, сейчас я быстренько разгружусь и тебя к себе на ночевку отведу. Хлеба корка, да чай найдется. Отогреешься, отоспишься. Дядя мой тебя подлечит. Меня-то могут заграбастать, не удивляйся. Не бандит я. И Максим коротенько рассказал о последней новости в селе. Да, брат, – как бы нам в голоде-холоде не заночевать, – протянул Максим внимательно вглядываясь вперед. Там, у дежурной будки на плотбище стоял воронок НКВД и в сторонке газик-бобик. Мела небольшая поземка, и по заметенным следам у их колес, было понятно, что машины стоят здесь довольно долго. Может мне выйти? Забеспокоился Трофим. Поздно. Вон, уже слуги народа к нам. Максим ехал медленно. Им навстречу шли двое в полушубках, загораживаясь от света фар руками и отворачиваясь от ветра. Один из них вышел на середину дороги и замахал руками. Максим остановил лесовоз. Оба полушубка запрыгнули на подножки кабины с обеих сторон. Максим открыл стекло. Как фамилия? – Дыхнул на него водочным перегаром полушубок. Цынгиляев Мукубен Кирсанович! Ага, значит имя и отчество есть? – съехидничал полушубок. А это кто? – небрежно ткнул он меховой рукавицей в сторону Трофима. Человек хороший, по дороге подобрал. Сейчас выясним, – и он спрыгнув с подножки обошел машину спереди. Что-то сказал своему напарнику и тот открыл дверцу кабины. Вылазь! – приказал он Трофиму. Да, зачем? Вылазь, мать твою! И полушубок спрыгнув с подножки, ухватил Трофима за рукав фуфайки и дернул на себя. Рукав затрещал. Трофим начал вываливаться из кабины, таща за собой тощую котомку и ружье. Да, вы че мужики? – только и успел сказать Трофим, и вывалился на снег. Вставай, и вон туда! Тащил его полушубок к воронку. А тот, что спрашивал у Максима фамилию, заскочил в кабину и уселся рядом с ним. Так, где разгружаешься? – спросил он. А вон, у погрузчика! Давай, давай туда! Максим поехал. А что случилось? Спросил он. Узнаешь! – коротко бросил полушубок, хлебнув чего-то из плоской фляжки. Трофейная? Поинтересовался Максим. Угу, – забулькал снова тот. Потянуло водкой. Все? Здесь разгружаются? Здесь. Выходи! Мотнул головой полушубок. Все, со мной пойдешь! Куда? Не понял Максим. В муда! – рявкнул полушубок, потрясая пистолетом. Мне разгрузить надо лесовоз, иначе не зачтут ходку! В свою очередь заорал Максим. Без тебя обойдутся! – и рукояткой пистолета он двинул Максима в скулу. Ну, ты брось! Коротко крутанул рукой Максим и пистолет гулко брякнулся по педалям к нему под ноги. Полушубок растерянно уставился на Максима. Не сори оружием, разиня! – открыл дверцу Максим и вышел из кабины. Полушубок лихорадочно шарил по полу, поднимая пистолет и выскочил из кабины с другой стороны, суматошно озираясь по сторонам, выискивая Максима. Да, здесь я! Отозвался Максим, прикладывая комок снега к скуле. Узнать все-таки можно, за что ко мне такой почет? Иди, узнаешь! Слушай, убери ради бога пистолет, а то в снег его закину! Я тебе закину! Иди, морда, пока по ногам не стрельнул за попытку к бегству! Откуда вас, таких берут? – укоризненно качнул головой Максим и демонстративно засунув руки в карманы фуфайки пошел к воронку. Максим, кто стойки будет выбивать и троса цеплять! Быстрей разгружаться надо! Смотри, лесовозы сзади подваливают! Высунулся из кабины машинист разгрузочного трактора. А он! – криво усмехнулся Максим на сопровождавшего его полушубка. Е-мое, Максима арестовали! Крикнул помощники спрыгнул с трактора кинулся искать мастера. Ну, едрена вошь! Ругнулся машинист и тоже куда-то побежал. А груженные лесовозы один за другим все подкатывали на плотбище. Это была последняя ходка лесовозов в лесосеку сегодняшнего дня. Как правило, в кабине каждого лесовоза сидело еще двое рабочих, запоздавших на работе, все спешили домой. А тут на тебе! Разнеслась весть: – разгрузчик стоит, арестовали шофера и его пассажира первой машины. Да, что это такое? Кого арестовали? Да, Цынгиляева. Вот суки! А где он? Да в воронок его увели! А ну, братва! Пошли, разберемся! Отыграются ведь на калмыке, а он ни сном ни духом ни в чем не виноват. На наших глазах безвылазно пахал в лесосеке эти дни. Причина-то есть, за Пантюху хотят отыграться! Если будем мямлить и отыграются! А в следующий раз любой из нас может ни за что попасть. Им галочку о выполнении задания надо поставить. Сколько терпеть такое? Так братцы дело не пойдет. Разгрузиться бы быстрей, да по домам. Не дают сволочи! А раз не дают, давайте и их проучим. Мишка! Давай, вплотную подъезжай ко мне, а я к самому воронку подъеду, запру его. Пусть кукуют с нами до утра! – крикнул рыжий Афонька. Задние лесовозы тоже подъезжали вплотную друг к другу. Длинная вереница лесовозов наглухо заперла воронок и бобик-газик. Шофера и рабочие ехавшие с ними столпились у воронка. Подошли и рабочие плотбища. Заметив что-то неладное выглянувший шофер воронка, юркнул в кабину обратно и встревожено затарабанил в стекло между кабиной и утробой воронка. Тотчас распахнулась дверь, и в проеме появился краснорожий полушубок с пистолетом в руке. Это чего тут? – заорал он и осекся. Солидная толпа людей с топорами и монтировками разноголосо шумела: – А, ну выпускай шофера, разгружаться надо! Лес стране давать надо! Соцсоревнование срываешь! Дармоеды блядские! Мужик нырнул обратно в воронок. Через несколько секунд он появился уже вместе с лейтенантом. В чем дело, товарищи? – весело крикнул в толпу лейтенант. А в том, что работу срываешь! План выполнять не даешь! А у меня восемь ребятишек, кормить их надо! – возвышаясь над всеми подходил к воронку двухметровый гигант – Ленька, размахивая пудовой ручищей. Именно на эту ручищу заворожено и смотрел лейтенант. Работайте, товарищи, вам никто не мешает! Еще весело, но уже с некоторой растерянностью ответил лейтенант. А как работать? Ты водилу первой машины загреб, а ее разгружать некому. Всех затормозила. А вы помогите ему, сами разгрузите и пойдет работа! – Что ж вы не можете помочь товарищу? Ты зубы не заговаривай, за что взял калмыка? Он все эти дни и ночи безвылазно работал в лесосеке. А ну, выпускай его! Не сметь так разговаривать! – завизжал лейтенант. Перестреляю! Стрелялка слабовата у тебя, голубок! Мы все тут фронтовики бывшие, для нас твой пистолет – чихня! И несколько рук потянулись к лейтенанту. Стой! Стой! Товарищи! Не превышайте! Ребята, не прикасайтесь к нему, опрокидываем воронок! И толпа навалившись на одну сторону машины стала ее раскачивать. Стойте, товарищи! Что вам конкретно нужно? Выпускай Цынгиляева! Лейтенант открыл шире дверь: – Баранов, освободи Цынгиляева! Внутри происходило какое-то замешательство. Наконец, в проеме двери появился растерянный Максим. Правый глаз был заплывший, руки в наручниках. Наиздевались уже гады! Зашумели в толпе. Увидев промашку сослуживцев лейтенант зашипел: – Баранов, наручники сними! Да ключ выронил, свет плохой, – шарил по полу Баранов. Отдайте шапку человеку! Мороз на улице! Разыскали шапку, и ее скомканную никак не могли надеть на голову Максима. Наконец сняли наручники и Максим будто протискиваясь между охранниками, увлек их за собой. Все трое свалились вниз под ноги толпы. Лейтенант еле удержался на лесенке, буквально повиснув на двери. Толпа отшатнулась по сторонам. Максим и краснорожий полушубок поднялись быстро, а третий обхватив голову руками верещал: – Не бейте товарищи! Вставай козел трусливый, никто тебя не трогает! Баранов встать и в машину! Лежавший оказался совсем молодым солдатом. Эх, лейтенант! – никудышное у тебя войско! Смеялись в толпе. А краснорожий полушубок охлопывал себя по карманам и наклоняясь высматривал что-то в снегу. Что там еще? Сгорая от позора, – заорал лейтенант. Да, пистолет! Ты Ханякин у меня пойдешь под суд! – Да, вот разиня, твоя железка, пнул в снег ногой Максим и сплюнул кровью. Тот судорожно схватил вместе со снегом пистолет и полез в воронок. Лейтенант заскочил туда сам и захлопнул дверь. Ну, как ты Максим? Сильно били? Неслось отовсюду. Да сносно, можно было бы еще! – скалился он, прикладывая к лицу снег. Ну, давай по машинам! Полночь уже! Разгружать быстрей надо! Стоп, ребята! А где Трофим? Какой Трофим? Да со мной ехал! Его первым загребли! Трофим кирзинский! Там остался? Да его на ремни распустят, коль меня не удалось увезти. А ну, выпущай Трофима! – забарабанили десятками рук по воронку. Тотчас выглянул лейтенант. В чем дело, товарищи? Освобождай Трофима! Какого Трофима? Не придуривайся! Мать твою! И кто-то обухом топора долбанул по мощному железу кузова воронка. Сыпанули искры. Выпускай по доброму! Да, мы ж хотели его в Кирзу подвезти! – залебезил лейтенант. Выпускай, сам доберется! – орали в толпе. Ханякин, Баранов, давайте этого, ну таежника на улицу! И лейтенант скрылся за дверью. Чего там тянут? Выпускай Трофима! Закричали опять. На ноги не могут его поставить, – сосредоточенно держа комок снега у глаза, – ответил Максим. Гады, печенки поотшибали человеку! Наконец, дверь открылась. Высунулись сначала болтающееся ноги и брякнулись на лесенку, потом усадили на пол воронка и Трофима, поддерживая его за плечи фуфайки. Его голова бессильно болталась. Охранники подталкивали его вперед, – ну давай, выходи! Трофим ч