ат шлепнул печать. Ну вот все хорошо, прятал бумаги Максим в карман. Эх, неугомонный, переночевал бы у нас, а утречком и уехал. Нет, ехать надо! Лошадям овес доставить надо. Голодные стоят. Ну, коль так. Счастливого пути! Стали одеваться. Ребятишки крутились тут же, но стоило Максиму протянуть руку, чтобы погладить их по головкам, они со смехом убегали: – Дядя, мы будем с тобой играть, если не уедешь! Ой, мои дорогие, ехать мне надо. В следующий раз приеду надолго. Ладно? Ладно, – мотали они головенками. Выходя в сени, Трофим сказал: – не уезжай без меня и нырнул куда-то в темноту чулана. Максим завел машину и вышел к провожающим. Мимо прошел Трофим, неся мешок на плече и бухнул в кабину. Давай пустые мешки подстелим вниз, чтобы картошка не замерзла. Да зачем все это? Растерялся Максим, когда Глафира вынесла какие-то узлы. Вот гречка, а это просо. А Игнат словно пушинку поставил в кабину чего-то почти полмешка. Мука это. Свое все, наше. Да зачем, ребята? Вконец растерялся Максим. Кушать будете, детей кормить. Имеем мы право угостить тебя? Имеет. А чтобы никто не придрался к тебе, на овес-то бумаги у тебя есть. А все остальное купил. Понятно? Имеешь право. Ой, большое спасибо вам, добрые люди! – Кланялся Максим. Да не кланяйся, мы у тебя в долгу! Ребятишки выглядывали в окно, прижав носы к морозным стеклам. Ну, поехал я! Счастливо оставаться! Давай, и тебе счастливо. Приезжай! Махали руками ему вслед. Выехал на центральную дорогу ехать стало лучше. Снег сметался ветром с накатанной дороги. В низинах задерживался, образуя приличные сугробы. Но пока все шло нормально. Встречный ветер выдувал из кабины тепло, студил радиатор. Пришлось остановиться, укутать радиатор пустыми мешками. Сразу стало теплее. Несчастные сорок километров он ехал почти два часа. В одном месте дорога сделала громадный крюк. На дорогу набежала наледь изменившего русла ручья. Она замерзла причудливыми ледяными глыбами и на них нанесло большие сугробы снега. Уже подъезжая к Орешному, Максим решил не ехать сразу на конный двор, где на ночь оставался конюх – Захарыч, который был изрядным забулдыгой и которому он не решался доверить приемку овса. Поехал прямиком домой к завхозу. Время было позднее, к полночи. Света в окнах дома завхоза не было. Максим долго барабанил в дверь, когда наконец в одном окне появился свет. Открылась дверь из избы и старческий голос заскрипел в сенях: – Башкой, башкой подолби в дверь, она выдюжит! Прокопыч, извини, что разбудил! Овса полторы тонны привез! Ну и вези его на конный двор, я ж не жую его. Принять овес надо. Не хочешь принимать, увезу в лесосеку, там за милую душу примут. Я те увезу! И дверь сеней открылась. На пороге возник уже одетый старик с фонарем в руках. Узнав Максима, он радостно поприветствовал его: – здорово черт нерусский! Скоко тебя просить – прививки лошадкам сделать? Мы ж договорились на весну, хочешь раньше сделать, отпроси меня официально. Теперь-то, думаю отпустят, парторга-то нет. Поговорю, поговорю, мой хороший! Дык, скоко привез овса? Полторы тонны. А че мало? По лесосекам развезу и только пшик от него останется. Ну, сколько договорено было. А еще у них есть овес? Полно. Только на обмен. Бракованных, но рабочих лошадей им с десяток нужен. Ах, ты милый! У меня ж целых восемь лошадок даром овес жуют. В лесосеку их нельзя, а на хозяйственных работах полегоньку сгодятся. Поеду на днях договариваться. Ой как хорошо, что ты поехал в Кирзу, а не какое-нибудь мурло. Ну, вот Прокопыч, а ты ругался, что разбудил тебя. Это я больше для форсу, а че касается дела, то ты в любой момент обращайся. Подъехали к конюшням, долго искали конюха. Спит поди в яслях у Орлика, вспомнил старик, любимое место ночевки конюха. Верно, он оказался там. Разбудить его не хватало никаких сил. Прокопыч вышел во двор, принес в пригоршнях снега и стал тереть ему лицо и шею. Конюх, мужик лет сорока пяти вскочил и с криком: – Пожар! Кинулся из конюшни. Свежий, морозный воздух отрезвил его сразу, и лязгая зубами, он возвратился назад с криком: – Че тут за комиссия по ночам шастает! Я те пошастаю! Выгоню с работы, и жить негде будет. Иди, разгружать машину с овсом будем! Максим подъехал поближе, влез в кузов и быстро перекидал на снег мешки с овсом. Где весы, куда таскать? – спросил Максим. Зачем взвешивать? Кто потом из весовой в конюшню таскать будет? Я и так вижу, что здесь даже больше чем полторы тонны. Точно. На восемьдесят колограммов больше дали, с походом. Вот в кладовку помоги их закинуть. А пару мешков оставим, пусть конюх разнесет их по полведра лошадкам. Старик зашел в кладовку, взял какой-то пакет и вручил Максиму. Вот тебе премия за ударную работу. Что это? – спросил Максим. А чтоб зараза в доме не водилась. А то знаешь, где беднота и вшивость, туда и хворь моментально лезет. А-а, хлорка! – понюхал Максим пакет. Спасибо! Закинув вместе с конюхом последние мешки в кладовку, Максим побродил немного по конюшне. Вспомнил родную Калмыкию, сотенные табуны лошадей, и бесчисленные стада овец. Вконец расстроившись, он сказал старику: – разве это лошади? Вот у нас дома были лошади! Завхоз внимательно поглядел на него: – Что было, то сплыло. Ты думаешь, там сейчас есть настоящие лошади? Нету милок! Хозяев дома нет и скотину добрую растащили. Да, неужто? – удивился Максим. Без хозяина – дом сирота! Похлопал старик его по плечу. Ладно поехали. Сам видишь, на каких одрах план лесозаготовок даем. Так что неча бога гневить. Да кормим как? Эх! Ты завтра в лесосеку? Да, должен, так вот увидишь там Ваську – конюха скажи ему, чтобы пригнал сюда двух бракованных кобылок. Месяц там стоят, не работают. Вот десяток наберу и поеду в Кирзу на фураж менять их. А кобылки молодые, на приплод годятся. Надорвали их возчики. Не забудь, скажи. Ну, спасибо тебе, Максим. Выручил. Долго тряс ему руку завхоз. Максим посветил фарами старику, пока он заходил на крыльцо и поехал домой. Быстро перенес мешок с картошкой и все остальное в избу, чем приятно удивил Бадмая. Хорошо когда в доме продукты есть, – удовлетворенно чмокал старик. Жить можно! Будем, дядя Церен, будем! Ты не закрывай дверь, я скоро вернусь, только машину в гараж отгоню. Зачем не закрывать? Закрою и открою. Тебе спокойнее будет и мне. Назад пошел кратчайшим путем, через речку и чуть опять, не свалился в полынью. Вот ведь чертовщина! Ну, тянет как в пропасть! Что это я такой невезучий? Полваленка замочил, хорошо догадался завалиться в сторону, а то бы по пояс ухнул. Валенок моментально обмерз и стал как каменный. Вот так в тайге намочи обувь в мороз – сдохнешь. Как это Трофим два месяца блудил в морозы и остался живой? Дела! С обледенелым валенком с трудом влез в гору, к своей избе. Поленом кое-как обколол лед и осклизаясь постучал в дверь. Старик тотчас открыл. Узнав, что Максим сильно намочил валенок, напихал его сухим сеном и поставил около печки. Раза два сменю сено и высохнет твоя обутка до утра. А так просто быстро не высушишь, – поучал его Бадмай. Как это ты замочился? Задумался наверное, сам не заметил. Плохо! Опечалился старик. Много работаешь, мало ешь, мало отдыхаешь. Совсем худой стал. За рулем опасно задумываться. Поешь чего, чай попьешь? Нет, нет, спать! Я в гостях у Трофима был, там ел. Потом расскажу все подробно, а сейчас спать. И Максим сняв фуфайку и шапку завалился на топчан. Скоро он уже равномерно дышал. Совсем замучился человек, – посасывал пустую трубку старик. С мокрого валенка шел пар. Он вынул из него мокрое сено и вновь набил его сухим. Несколько дней бы отдохнуть Максиму и он бы совсем по другому чувствовал себя. Охо-хо! Кто же даст ему отдых? Утром он еле добудился Максима. И тряс его за плечи, и тер уши, никак не мог разбудить. Наконец Максим сел на топчан и обхватив голову руками, посидел так некоторое время. Старик молча наблюдал за ним. Максим снова лег и положил руки под голову, смотрел в потолок. Старик призывно покашливал, нарочно гремел поленьями у печки. Не сплю я, дядя Церен, – сегодня в лесосеку не поеду. Чуть позже пойду в гараж документы за вчерашнюю поездку сдавать, а потом в контору пойду – отпуск просить. Кого, кого? Поинтересовался старик. Отпуск дядя Церен. Год человек работает, а потом почти месяц ему полагается отдыхать. Так в законе написано. Ну, закон-то теперь против нас Мукубен. Смотри, как бы хуже чего не вышло. Не выйдет! Все эти годы работал как проклятый, где обманывали, где сам ничего не просил. Хватит! Ведь ни разу из начальства даже никто не заикнулся, чтобы пошел в отпуск. Начислят там какие-то гроши за отпуск и все. Все вроде по закону. Мукубен, может не надо? А? Чего не надо? Ну, вот так, как ты говоришь. Надо, дядя Церен, надо! Мне детей искать надо! Ну, если так? – неопределенно протянул старик. Максим еще немного посидел, пощупал валенки, одел их. Валенки были сухие. Спасибо дядя Церен! И не бойся за меня. Чтобы не случилось, вместе будем жить! И Максим вышел на улицу. Невидящим взглядом старик глядел на огонь топящейся печки. По его щеке скатывалась мутная слеза. Максим походил по двору, отгреб лопатой снежные заносы с тропинки почти до самой речки. Ветер стих, метель кончилась, небо прояснилось. Местные старики говорят: – к концу февраля погода должна установится. Дал бы бог! При хорошей погоде и в тайге можно пробиться куда хочешь, а при плохой – беда. Вон Трофим – бывалый таежник и то оплошал. А тут ничего не знаю. Одно желание. А все равно пойду! – укреплял он свою решимость. Сил нет терпеть. А если отпуск не дадут? Вот будут дела! Дадут! На коленях ползать буду – выпрошу. Парторга не стало – напряженка с начальством сама собой спала. Только бы случайно не арестовали. Не попасть опять в волну неразберихи. Говорил же Васильич, что нахватали людей досыта, прекратились аресты. Так неспешно разгребая снег и поглядывая на святлеющее рассветом небо, Максим спокойно рассуждал про себя. Ага, что надо подготовить перед отходом в тайгу? Дров, дров еще наколоть, – и он разгреб снег к куче напиленных чурок. Полюбовавшись проделанной работой, он в приподнятом настроении, зашел в избу. Старик невозмутимо сидел у печки и помешивал чай в ведре. Походил, подумал? Спросил он Максима. Ага, снег разгреб, совсем проснулся, – тихонько рассмеялся он. Тогда чай давай пить. Совсем как жомба. Катька вчера молока принесла, вот приготовил. Из ведра расплывались по избенке вкусные запахи травяного чая. Ой, хорошо-то как! Восторгался Максим прихлебывая чай с сухарем. На бумаге хорошо пиши дадут отдых, – как о решенном деле сказал Бадмай. Ты, думаешь? Да, ты ведь долго думал? Ой, дядя Церен, много лет! Просветленный Будда пошлет и тебе Просветление, за страдания твои, – неспешно швыркал чай старик из деревянной пиалы. У людей узнавал куда идти? Узнавал. И Максим негромко рассказал ему то, что рассказали ему Трофим и Катерина. Еще узнай у охотников. А я тебе сухарей насушу, крупа, слава богу есть. Соли возмешь, спички. Это хорошо, что решил. За окном светлело. Ладно, дядя Церен, спасибо за чай, пора мне идти в гараж. Максим с интересом поглядывал по сторонам, шагая к гаражу. Светлым днем ему и неудавалось вот так идти свободно. Лесовозы и рабочие уже давно разъехались по лесосекам и он увидел одинокую кузовную машину, в кузове которой кто-то махал метлой. А, да это сам хозяин – Федор. Здраствуй, Федя! Ты извини вчера не успел подмести в кузове, поздно приехал. И правильно сделал. Вон почти пару ведер овса намел, курам отнесу. Ну, тогда хорошо! Сегодня ты где? Аа в райцентр за запчастями буду ехать. А ты? В отпус